«Покупатели конкурируют сами с собой, вернее, со своими ожиданиями»

Об изменениях на европейском газовом рынке “Ъ” рассказал начальник управления структурирования контрактов и ценообразования «Газпром экспорта» Сергей Комлев.

— Создается ощущение, что отношения «Газпрома» с западноевропейскими потребителями серьезно улучшились в последние полтора года. Какие разногласия на уровне отношений поставщик—потребитель сохраняются?

— Действительно, наши разногласия в части ценообразования сняты. С немецкими, французскими, итальянскими партнерами было найдено решение по принципам ценообразования, которое устраивает и их и нас. Сейчас в контрактах работает двойственная зависимость — и от нефтепродуктовой корзины, и от цен хабов. А с учетом того что цены на нефть упали, разница между ценами с нефтяной привязкой и ценой хабов, которая достигала $150 за тысячу кубометров после 2008 года, сейчас весьма незначительна. Так что принципиальных разногласий об основах ценообразования у нас нет.

— А чего бы сейчас хотели покупатели?

— Вопросы, которые мы обсуждаем, связаны скорее со спецификой организации европейского газового рынка. Например, некоторые покупатели поднимают вопрос о том, кто должен платить входную плату — чтобы привести газ на внутренний рынок, который совпадает с границами хабов. Конечно, они предпочли бы, чтобы эти расходы взял на себя «Газпром». Но, когда продавец берет на себя еще и обязательства по входу на рынок, это не соответствует идеологии свободы торговли и конкуренции. Поэтому остается много предметов для обсуждения и переговоров.

— Насколько серьезными оказались изменения в цепочке поставок газа в Европу последних лет?

— Раньше, до принятия Третьего энергопакета в 2009 году, наши покупатели занимались в основном продажей газа конечному потребителю. Сейчас многие клиенты «Газпрома» с конечным потребителем почти не связаны — они перепродают газ на форвардном рынке многочисленным посредникам, которые, в свою очередь, занимаются трейдингом и продают газ конечным потребителям. Например, в Германии 900 таких посредников. То есть в секторе распределения газа конкуренция развилась очень хорошо. А вот новых крупных внешних поставщиков так и не появилось. Как и десять лет назад, это «Газпром», Норвегия и Алжир. Надежды Европы на приход большого количества СПГ, который мог бы диверсифицировать поставки, не сбылись. Значительные мощности европейских терминалов СПГ простаивают, потому что поставлять СПГ при нынешнем уровне цен невыгодно.

Такая модель организации повлияла и на принцип формирования конечной цены. Раньше наши покупатели перепродавали купленный у нас газ с надбавкой сбытовым компаниям, а те, в свою очередь, по еще более высокой цене — конечному потребителю. То есть цена по мере приближения продукта к покупателю росла. Теперь наши покупатели превратились в квазифинансовые институты и торгуют газом по форвардным контрактам. А здесь для них возникает риск, что в момент физической поставки цена по форвардным контрактам может в итоге оказаться и ниже стоимости газа на хабах в этот момент. Поэтому покупатели конкурируют сами с собой, вернее, со своими ожиданиями.

— Но вы как крупный поставщик можете же влиять на цену хабов?

— Нет, и нам это не нужно. Сейчас у нас более 98% газа реализуется по долгосрочным контрактам. На цену нефтепродуктов мы влиять не можем. А номинации объемов, косвенно позволяющие влиять на цену хабов, исходят от покупателя. Мы сознательно не занимаемся управлением объемами, понимая, что это влечет риски, в том числе связанные с возможным нарушением антимонопольного законодательства, и риски, связанные с непредсказуемостью цены.

— Почему вы в ходе пересмотра контрактов не стали снижать годовые контрактные объемы, как норвежцы?

— Целенаправленно разрушать или сокращать портфель долгосрочных контрактов в Европе, на нашем основном рынке, не выгодно ни нам, ни самим европейским компаниям. Специфика газового бизнеса никуда не делась — он по-прежнему требует огромных капиталовложений и не может развиваться исключительно на основе краткосрочных соглашений.

В конечном счете европейский рынок своим поведением демонстрирует, что востребован именно тот товар, который предлагаем мы: газ по долгосрочным контрактам с определенной долей нефтяной привязки, гибкостью, условием take-or-pay. Сколько бы ни звучало в прессе заявлений о том, что модель долгосрочных контрактов уходит в прошлое, практика показывает: именно по таким контрактам наши партнеры отбирают все больше газа. Мы бьем рекорды экспорта, а терминалы СПГ в Европе стоят недозагруженными. И нашим партнерам неинтересно сокращение объемов — они понимают, что нехватку трубопроводного газа придется замещать более дорогим и менее надежным СПГ.

Безусловно, газовый рынок развивается, нам интересны и другие формы торговли. Мы начали тестировать механизм спотовой торговли в виде аукционов и за два года в этом формате смогли продать более 4 млрд кубометров. Для нас это способ реализовать дополнительные объемы газа. И они также востребованы рынком. В свою очередь, развитие хабовой торговли принесло выгоду и нашим покупателям — теперь они защищены от рисков падения спроса и нарушения обязательств take-or-pay, так как могут перепродать газ на хабе. Правда, по какой цене — вопрос к ним.

— Но возможность перепродажи позволяет им влиять на цену.

— Да, сейчас покупатель формирует заявку на отбор и тем самым может влиять на объемы поставок. Если при этом продавец обязуется обеспечить любые объемы в рамках контракта, которые запрашивает покупатель, то обеспечение гибкости фактически возложено на продавца. В том числе и поэтому в наших контрактах, которые предусматривают такую гибкость, полной спотовой индексации быть не может. Мы предлагаем другой товар — с дополнительными услугами. Значит, и цена его должна предусматривать премию за эти услуги.

— Вы остались едва ли не единственным крупным поставщиком, который в таких объемах сохранил гибкость в контрактах. Statoil в основном гибкость убрала, у СПГ она очень ограниченна.

— Да, и именно это дает нам основание требовать премию к цене. У нашего газа как товара есть дополнительные, «премиальные» свойства по сравнению с газом на хабах. Это и гибкость, и гарантия выполнения номинаций, и предсказуемость ценообразования. Мы предлагаем во многих отношениях более ценный товар, чем газ на хабе. И тем более надежны поставки по нашим контрактам в сравнении с СПГ, который может прийти, а может и не прийти, если цены в другом регионе окажутся выше.

Партнеры, которые покупают газ и перепродают его по ценам хаба, несут риски, связанные с нестабильностью этих цен. Но требовать от нас дополнительных скидок на основании того, что не получилось газ выгодно перепродать, не совсем обоснованно. Хабовая торговля с таким сложным и специфическим товаром, как природный газ, в континентальной Европе пока несовершенна. Должны ли мы вдобавок к дополнительным услугам наших контрактов еще и оплачивать чужие ошибки?

— Нынешний уровень цен может вернуть газ в европейскую энергетику?

— Газ возвращается в европейскую генерацию. В прошлом году спрос на газ в производстве электроэнергии, по нашим оценкам, вырос на 12 млрд кубометров (8,4%), что составило половину общего прироста потребления газа. Наши партнеры осознают необходимость сохранения и увеличения доли газа в генерации. Это наиболее доступный и реалистичный способ добиться серьезного сокращения выбросов в обозримые сроки. Но для закрепления достигнутого успеха на длительный период еще потребуется разработать и внедрить адекватные регуляторные механизмы.

— Если цена нефти вырастет, ваши споры с европейцами обострятся? Возникнет ли снова огромный спред между контрактами с нефтяной привязкой и ценами хабов?

— Парадоксально, но зависимость цен хабов от нефти растет — хотя формально роль нефтяной индексации в газовых контрактах падает. При этом цена газа не может пробить потолок в виде энергетического паритета с ценой нефти, но не может и опуститься до уровня цен на уголь, поскольку этому будет препятствовать включение механизма межтопливной конкуренции. Цена движется в этом коридоре, который становится уже, а значит — спред сокращается.

Поэтому вряд ли на этой основе можно ожидать обострения споров в ближайшем будущем. Европейских партнеров устраивает текущая модель сотрудничества — и при нынешнем уровне цен, и в долгосрочной перспективе. Мы видим, что, какие бы разговоры о диверсификации ни звучали, наши клиенты привержены долгосрочным контрактам и наш газ пользуется спросом.

Интервью взял Юрий Барсуков