Протестантизм по-турецки
Почему польский кальвинизм, женевские псалмы и оттоманская музыка — вполне естественное сочетание
1664 Али Уфки
Весьма прискорбно, что он был безвременно похищен смертию прежде, нежели смог вернуться в христианскую веру — что он всей душою намеревался сделать, желая честно добывать свой хлеб в Англии среди христиан и разлучиться с неверными
Ученый-ориенталист Томас Хайд об Али Уфки, 1690 год
Родился предположительно в 1610 году во Львове. После десятилетий жизни на Востоке (в Турции, а также, видимо, в Египте) стал едва ли не единственным ученым Османской империи, известным в европейских научных кругах. Его работы исследователя и переводчика посвящены лингвистике, религии (как христианской, так и мусульманской) и музыке. Умер в 1675 году в Стамбуле.
«Лучше турецкая чалма, чем папская тиара!» — упрямо твердили греки, видя, как войска Магомета II основательно располагаются под стенами Царьграда. «Лучше турки, чем папа!» — почти буквально повторяли сто с гаком лет спустя взбунтовавшиеся против Испании голландцы.
Можно подумать, что это они сгоряча — как пословица «Незваный гость хуже татарина» не означает же, что ордынский мурза с саблей прямо так уж и предпочтительнее, чем явившийся без приглашения родственник или сослуживец. Мол, католические державы, напуганные османской агрессией, призывали всех объединиться против общего врага (и в том числе ради этого не отказывать Риму в праве на статус единого центра христианского мира) — а мы не хотим только страха ради турецка быть под Габсбургами.
Но на самом деле «гезы», как видно, относились к этому девизу довольно серьезно, если они даже чеканили медальку с ним, причем для пущей наглядности делали ее в виде полумесяца. И вообще в геополитике XVI-XVII веков отношения протестантизма и ислама — странный, но большой и интересный сюжет.
Обе стороны, изображая трогательную близорукость, заверяли друг друга, что в религиозном-то смысле их разделяет сущая малость. Троица, искупление, предопределение — это все детали. Главное ведь что? Вы не поклоняетесь идолам, мы не поклоняемся идолам. Как тут не дружить против презренных латинян?
Особенно если эта дружба крайне выгодна обеим сторонам. Неизвестно, как сложились бы военные судьбы протестантских князей в Германии, если бы Карлу V не приходилось иметь дело с османскими атаками. Неизвестно, выстояли бы в конечном счете те же Нидерланды против испанского возмездия, если бы Испания не воевала против Порты в Средиземноморье. Присутствие турок в Центральной и Восточной Европе — фактор, который время от времени играл в ходе Тридцатилетней войны роль довольно важную, а отсутствие голландского и английского флота в рядах нескольких антиосманских коалиций привело к тому, что Турции достались и Крит, и Кипр.
Дипломатические контакты, сначала разовые, к середине XVII века уже были основательны и постоянны — в Стамбуле сидели посольства; вековая дружба Блистательной Порты с Францией все-таки давала иногда сбои, а вот послы Швеции, Англии, Нидерландов, выступая единым фронтом, хитро и умело влияли и на внутреннюю политику Османской империи, и на внешнюю.
Портрет Мехмеда IV, 1682 год
В 1660-е все эти посольства часто имели дело с человеком по имени Али (или Али-бей) Уфки — музыкантом, а потом и переводчиком султанского двора. Разумеется, он был полезен и как драгоман, и просто как еще один «свой человек» в придворной среде: при Мехмеде IV управление империей выглядело уже не так безобразно, как 10-20 лет назад, когда на троне сидели то недоросли, то убогие, а визирей назначали гаремные евнухи и янычары, но все же ориентироваться без проводника в ориентальных тонкостях взяточничества и интриганства не всегда было удобно.
Но Али Уфки, кроме того, был приятнейший собеседник — ученый, вежественный, знавший добрую дюжину языков, писавший стихи и музыку и переводивший на турецкий кое-что важное для гяуров. Яна Амоса Коменского, например, или Гуго Гроция — но не только.
А еще он, вообще-то говоря, был поляк. И звали его Войцех Бобовский («Альберт Бобовиус», подписывался он на латыни, имея в виду двойное имя святого Адальберта-Войтеха). Во время очередного набега на Галицию его увели в плен татары, потом на крымском невольничьем рынке его купил какой-то стамбульский вельможа, отправивший Бобовского учиться в султанский «пажеский корпус» — но пришлось обрезаться и принять ислам. А до того Бобовский был протестант, точнее, кальвинист.
Джон Валентайн Хаидт. «Эдуард VI дает разрешение Яну Ласкому на создание конгрегации европейских протестантов в Лондоне в 1550&
Это как-то не вяжется с обычным представлением о Польше как о твердыне католицизма, но еще в начале XVII века в Речи Посполитой протестантизм был очень даже могуществен. Усилиями Яна Лаского, друга североевропейских реформаторов, сбежавшего в Польшу от Марии Тюдор, кальвинизм с энтузиазмом принимали и шляхта, и горожане; кажется, это Лев Сапега жаловался послам Бориса Годунова, что католиков в королевском сенате раз-два и обчелся. Установления государства охраняли веротерпимость — это потом, уже после Потопа, центральная власть возьмется безжалостно насаждать единоверие, а население, мало воодушевленное изуверствами протестантов-шведов, даже не будет очень против.
Али Уфки демонстративно исполнял все обязанности правоверного и даже совершил хадж в Мекку (хотя есть подозрение, что тут дело было скорее в любознательности: как не воспользоваться возможностью увидеть священный город Востока, куда закрыт доступ любому немусульманину). Но те его труды, которые сейчас памятны в первую голову, связаны вовсе не с религией Пророка, а с христианством.
«Фанатизм, или пророк Магомет» Вольтера, издание 1743 года
Он перевел на турецкий Библию — и этим переводом турецкоязычные христиане пользуются до сих пор. Перевел сразу на несколько восточных языков реформатские вероучительные документы. Музыковедам он тоже известен не только как источник всерьез бесценных сведений об османской музыке: в 1665-м Уфки выпустил свою версию «Женевской Псалтири». Церковные гимны, составлявшие основу кальвинистского богослужения, он перевел на турецкий, а сами их напевы изложил в соответствии с оттоманской системой ладов.
Звучит это, надо сказать, поразительно — примерно как если бы персидские ковроделы взялись делать ремейки изделий фламандских гобеленовых мануфактур. Гортанные тюркские строки, за которыми все-таки различимы чеканные стихи Клемана Маро и других поэтов-гугенотов, и строгие хоральные мелодии, приправленные толикой ближневосточных пряностей.
Что именно руководило Бобовским при всем том — не вполне понятно: то ли чудаковатый пыл одиночки, пытавшегося открыть подданным «Великого турка» величие истинного христианства, то ли, наоборот, глобальная политическая повестка дня и желание поддержать своих европейских единоверцев (бывших или даже настоящих: своим многочисленным западным корреспондентам он иногда давал понять, что мусульманин он только по наружности).
Католическая пропаганда, глядя на подобные примеры тесного общения между мусульманским и протестантским мирами, в гневе изобрела для них даже специальный термин — «кальвино-туркизм» (именно с той подоплекой, что реформаты, мол, готовы и потуречиться, только бы не папская тиара). Но сейчас церковно-политические итоги деятельности того же Али Уфки, однако, не очевидны, а очевидно совершенно другое — умение наводить мосты между двумя культурными традициями, которые, казалось, разделяли световые годы. И показать, что супостат — он, конечно, «Иной», но притом объект не только для агрессии (или продувных дипломатических махинаций), но и для любопытства. Сначала несколько пугливого, а потом и дружелюбного.
Достаточно вспомнить для примера, что одним из знакомцев Али Уфки был Антуан Галлан, автор первого французского (и вообще европейского) перевода сказок 1001 ночи — начинания, с которого началась вся «тюркери» XVIII века. Нам часто кажется, что Реформация — это какое-то если не европейское, то во всяком случае западное свершение. Но выходит, что и зачарованность восточной экзотикой, щедро питавшая европейское искусство несколько столетий, тоже в некотором роде плод Реформации.
