«Я не смотрю новости — не хочу расстраиваться»

Интервью эстрада

— Ваш фестиваль в Юрмале все неизбежно сравнивают с «Новой волной».

— И зря. В «Новой волне» главное — конкурс молодых исполнителей, который разбавляется выступлениями известных артистов. А у нас — встреча зрителей с профессионалами. За исключением тех случаев, когда мне интересно кого-то показать. Например, группа Dagamba — я очень хочу, чтобы о них узнали. Или же вот будет одна группа с Украины, Mountain Breeze, там ребятам от 17 до 20 лет. Но вообще я не могу сказать, что хорошо знаю молодые группы. Вот на Новый год я снималась в программе «Угадай мелодию» и не смогла угадать песню группы «Ленинград». Я ее просто не знала. И я не представляю их участие в нашем фестивале, понимаете?

— Когда я упомянул «Новую волну», я имел в виду, что только здесь, в Юрмале, могут встретиться звезды бывшей «большой страны». Вот у вас в программе этого года грузинская фракция — Кикабидзе, Брегвадзе, Меладзе. А вот балтийская…

— Да, они действительно споют втроем — Кикабидзе, Брегвадзе и Меладзе. Но мы не задумывали этот фестиваль изначально как что-то, что должно непременно вызвать ностальгию по СССР. Понимаете, я не смотрю новости — не хочу расстраиваться, не хочу в этом жить. Я про всякие кошмары сегодняшнего дня узнаю со слов других людей. Мои друзья из России останутся в моей жизни навсегда, несмотря ни на что. Я буду за них переживать, буду их любить. То же самое будет и с моими друзьями в Америке. Каждый год в моем фестивале участвует балет Freedom с Украины. Это талантливые люди. На сцене у нас нет границ, мы поем все вместе.

— Тогда логично было бы увидеть и ваших западных коллег, с которыми вы сотрудничали, например, Дейва Грусина или Маркоса Валле.

— Мы вообще хотели бы выйти на западный рынок с нашим фестивалем. Но нам нужно время, чтобы раскачаться. Чтобы приглашать западных звезд, нужны большие деньги.

— Ну, у вас солидный список спонсоров в этом году, вас поддерживает латышский бизнес. Не знаю, может ли «Новая волна» похвастаться такой спонсорской помощью.

— Конечно, может. Во всяком случае, я думаю, что может. Просто у нас есть материальная поддержка города Юрмалы, и предложение делать фестиваль исходило именно от властей города.

— Вы чувствуете, что из певицы постепенно превращаетесь в продюсера?

— Мне так говорят, да. Но я пока этого не чувствую. Я Овен по гороскопу, это значит, что я упрямая, вспыльчивая, я не могу заставить себя насильно встречаться с кем-то только потому, что это мне выгодно. Я не умею просить деньги. Для этого есть люди, которые это умеют. Я занимаюсь только творческой частью. Вообще я считаю, что музыку у нас погубило радио, причем еще в 1990-е. Кому-то объявляли, что он «неформат», а чьи-то песни ставили за деньги.

— А разве сейчас не то же самое? Когда, например, шансов попасть в эфир больше у того, кто исполняет песни на стихи владельца радиостанции.

— Я никогда в такой ситуации не была. Я ни разу за эфиры не платила, поэтому, наверное, особо и не крутили мои песни. «Не стоит прогибаться под изменчивый мир» — это «Машина времени», да? Это как раз про меня.

— Вот на днях Валерий Леонтьев выпустил новый альбом. Хотя мог бы уже и не делать этого, просто исполнять свои хиты, приезжать в Юрмалу, в Сочи, выступать в «Огоньках». А у него — альбом! Как вы к этой форме относитесь?

— Я из тех, кто считает: на фиг мне эти альбомы? Я и клипы не хочу снимать. И не хотела никогда. Просто так случайно получалось. Рождались песни, иногда они соединялись в альбомы, но делать это специально мне было неинтересно. Может быть, потому, что для меня шоу — не бизнес.

— В первый день фестиваля «Рандеву» у вас будет акцент на классическую, симфоническую музыку.

— В этом году с нами будет Кристине Ополайс. Это оперная вокалистка, благодаря которой люди в принципе узнают, что в Латвии есть не только баскетболисты, но и певцы.

— Как строится ваше сотрудничество с Хиблой Герзмавой?

— Знаете, однажды я пришла к Хибле на презентацию клипа. Она пела арии, и я подумала, что мы по сравнению с ней граненые стаканы, а она — хрустальный бокал. Хибла может спеть все что угодно, включая джаз, поп. Когда я работала в ночном баре, я тоже пела буквально все, кроме советской эстрады — я ее просто не знала. Я думаю, скорее всего, у нас с Хиблой будет дуэт и в Юрмале, и мы сможем удивить публику. Хотя, конечно, если говорить о нашем фестивале, то в программе все же будет сделан акцент на популярную музыку.

— Логично было бы пригласить на ваше «Рандеву» Раймонда Паулса.

— Летом это можно сделать, только поехав к нему на дачу. Вот я приезжаю к нему и говорю: «Раймонд, когда приедете ко мне на фестиваль?» А он отвечает: «Лайма, я лучше буду сено косить у себя дома». Он не хочет никуда выезжать. Он на своем тракторе ездит по полю, и больше ему ничего не нужно. Мне неловко его уговаривать. Я вижу, как он счастлив, и я чувствую то же, что и он.

— Как много мы не знаем о любимых артистах.

— Вы знаете ровно столько, сколько мы даем вам знать.

— А почему так сложилось?

— Знаете, сколько у меня было встреч с журналистами, когда я просто молчала? Ваши коллеги задавали такие вопросы, что, по сути, я должна была сделать их работу вместо них. Одну девушку-журналистку мне во время интервью буквально захотелось задушить.

— Вы, конечно, шутите.

— Вы не поверите, я пыталась. Я говорила ей: «Еще один такой тупой вопрос и я тебя задушу! Если тебе нечего спросить, если тебе неинтересно, кто я, что я за человек, не приходи!» А когда я работала в Америке, я видела, что журналистам любопытно узнать, кто я вообще такая. И в конце концов вышла телепрограмма, где меня сравнивали с Мадонной, с Шер, с Дженет Джексон, с Полой Абдул. Она заканчивалась словами: «Эй, Горби, может, махнемся?» Поймите правильно, не потому что я лучше всех этих певиц. Просто им было со мной интересно, они увидели во мне что-то особенное. У нас журналисты не знают артистов, о которых пишут, хотя они популярны. Про рокеров часто пишут: «Рок-музыканты, такая энергетика!» Даже про тех, кто три ноты не могут сыграть, понимаете? При этом из прессы я не смогла бы никогда узнать, какая мощная личность — Софа Ротару, пока не познакомилась с ней.

— И вы считаете, что виноваты в этом журналисты?

— Ну, а кто? Если мне неинтересно, я не буду с вами разговаривать.

— Хорошо, в таком случае вам нужно писать мемуары.

— Это какой-то выпендреж. Если писать, то писать очень откровенно.

— Тогда такой вариант. Мы с моими коллегами-журналистами не раз говорили о том, что если в наших краях мог бы быть аналог сериала «Винил» Мартина Скорсезе и Мика Джаггера, то это должен быть сериал о юрмальском варьете Juras Perle. Вот где вы могли бы рассказать все, как было.

— Интересная идея! Когда и куда приносить сценарий? (Смеется.) Конечно же, в 1970–1980-е это было особенное место. Варьете, прекрасный оркестр, фирменная музыка, плюс бар был ночным, то есть работали до утра. Как-то один знаменитый западный музыкант спросил нас: «А где здесь можно отдохнуть после концерта? Ведь у вас после 11 открыты только почтовые ящики…» А в Juras Perle наше шоу начиналось в полночь, среди публики были и известные артисты, и политики, и знаменитости, и светские красавицы, и жулики, и просто богатые люди. Много было интересного, был переломный период, невозможное становилось возможным, смешное — грустным… Вообще, интересно все, что происходит в переломный момент. Кстати, в 1980-е в Juras Perle действовал строгий дресс-код, мужчин без галстуков не пускали. Я ушла из Juras Perle, когда туда начали приходить люди в джинсах. Вот тогда стало неинтересно — пропал дух этого места. А 90-е разве не интересны для сериала? Чего только не было. И стреляли, и сажали в тюрьму. И Juras Perle сожгли в 1990-е. Помню, какой-то бизнесмен все спрашивал меня: «Лайма, сколько ты хочешь денег? Что тебе нужно вообще?», а я говорила: «У меня есть все, кроме счастья».

— Давайте поговорим о мечте, вернее, о концерте мечты. Как он выглядит?

— Обязательно с оркестром. Если уж мечтать, то пусть будет Лондонский симфонический оркестр. И чтобы был дуэт с Робби Уильямсом. Не в образе хулигана, а когда он Синатру поет, вот такой он мне нужен. Может быть, в рамках моего фестиваля это когда-нибудь произойдет.