«Анонимус» и Пушкин

Накануне дня рождения поэта "Огонек" возвращается к своему давнему расследованию — кто все-таки был автором пасквиля, приведшего Пушкина к смертельной дуэли. И знакомит читателя с результатами новой почерковедческой экспертизы

Владимир Перепеченко*

* Автор — профессор, директор просветительного центра "Академия", Вологда

Это расследование "Огонек" ведет уже 90 лет — с октября 1927 года (N 42), когда в журнале впервые была опубликована факсимильная копия оскорбительного анонимного письма, объявлявшего Пушкина рогоносцем. Автор публикации известный пушкинист Павел Щеголев обратился к ленинградскому эксперту Алексею Салькову с просьбой провести почерковедческую экспертизу письма. Казалось: "стоит только экспертам исследовать почерк, и имя настоящего убийцы Пушкина сделается известным на вечное презрение всему русскому народу" (цитировал Щеголев пушкинского секунданта графа Соллогуба).

Не погиб поэт

Дело в том, что после дуэли и смерти Пушкина возник ряд версий о личности анонима. Длительное время наиболее аргументированным считалось предположение, что авторами пасквиля были двое — представители "золотой" молодежи князья Петр Долгоруков и Иван Гагарин, которым всю жизнь пришлось оправдываться и опровергать это обвинение. Павел Щеголев был уверен в непричастности Гагарина, виновником он считал Долгорукова — об этом и писал в "Огоньке". Почерковедческая экспертиза Салькова подтвердила: "Пасквильные письма написаны, несомненно, собственноручно князем Петром Владимировичем Долгоруковым".

На публикацию в "Огоньке" неожиданно горячо откликнулся нарком иностранных дел СССР Георгий Чичерин (кстати, с его портрета открывался тот номер журнала — нарком подписывал советско-персидский договор). Дипломат написал подробное письмо Павлу Щеголеву (оно было опубликовано и стало известным только в 1976 году). Почерк, которым был выполнен "окаянный" пасквиль, нарком посчитал очень похожим на почерк Филиппа Брунова — чиновника МИДа пушкинского времени. Собственноручные письма последнего были хорошо знакомы Чичерину еще с молодости, когда он много работал в архиве. Сходство почерков так поразило Чичерина, что он настоятельно рекомендовал Щеголеву проверить его гипотезу, провести почерковедческую экспертизу.

Гонка экспертиз

Письмо наркома ставило под сомнение многолетние изыскания пушкиноведа. Щеголев как раз заканчивал подготовку третьего издания своего труда "Дуэль и смерть Пушкина", в котором детально обосновывал обвинение Долгорукова, публиковал протокол экспертизы и свой вердикт: она (экспертиза) открыла "достоверного негодяя, чьей собственной рукой написан гнусный пасквиль". Гипотезу наркома пушкиновед проигнорировал, о его письме в книге даже не упоминается.

Но вывод эксперта Салькова, на который опирался Щеголев, не поставил точку в спорах. Позже, в 1960-1980-х годах, было организовано еще несколько исследований. В 1966 году заключение Салькова опровергли и вину вновь переложили на князя Гагарина. Через 10 лет эксперт Сарра Ципенюк провела еще одно исследование — обвинения с Долгорукова и Гагарина в очередной раз сняли. А в 1987 году по заказу журнала "Огонек" сотрудники ВНИИ судебной экспертизы провели работу, еще раз подтвердившую выводы Ципенюк. С учетом результатов графологического исследования выводом экспертов-почерковедов было: "Участие князей П.В. Долгорукова и И.С. Гагарина в изготовлении пасквиля не подтверждается".

Чичерин происходил из семьи потомственных российских дипломатов. Вполне вероятно, что в ней из поколения в поколение передавалась собственная трактовка событий дуэли и смерти Пушкина

К этому времени гипотеза наркома Чичерина уже целое десятилетие была в научном обороте. Письмо Чичерина Щеголеву широко известно в литературе, часто цитируется, не раз публиковалось (в том числе и в "Огоньке", 2000 год, N 5). Многие ученые поддерживают версию Чичерина. Однако почерковедческой экспертизы, подтвердившей бы (а может, и опровергнувшей) авторство Филиппа Брунова в составлении анонимки, проведено не было (претензия эта не столько пушкиноведам, сколько "ответственным за тему" соответствующим академическим институтам). Некоторые из тех, кто не разделял данной версии, но и не спешил ее проверить, пользовались возможностью плодить собственные гипотезы, которых в последние десятилетия появилось множество. Обвиняют в сочинении пасквиля всех и вся из окружения поэта, вплоть до подозрения его самого в изощренной провокации.

Накануне 200-летия Пушкина сотрудник ИМЛИ Елена Литвин пыталась провести проверку — за четверть века до того она обнаружила в архиве института письмо Чичерина и опубликовала его в "Огоньке". Она сделала попытку ксерокопировать автографы Брунова, хранящиеся в Архиве внешней политики Российской империи при МИД РФ, для сличения их с почерком анонимки, посланной Пушкину. Но тут ей был вручен счет — в то время неподъемный ни для исследователя, ни для научного института, который она представляла. Материал Елены Литвин в журнале вышел с таким подзаголовком: "Имя подельника убийцы Пушкина стоит 500 рублей".

"Заговор света"

Гипотеза Чичерина не может не порождать сомнения. Во-первых, как он мог запомнить и узнать чей-то почерк через 30 лет?! Но это даже не главное. Чичерин был знаком с обычным, повседневным почерком Брунова. А пасквиль выполнен даже не просто искаженным почерком, а каким-то, хоть и рукописным, условным шрифтом. Усмотреть в нем детали неискаженного, повседневного почерка неспециалисту вроде бы невозможно. Ведь Чичерин не был экспертом-почерковедом. Удивительно и заявление наркома, не просто подвергающее сомнению экспертизу Салькова, но напрочь ее отвергающее. Он пишет, что почерк анонима "на почерк П.В. Долгорукова совсем не похож". Получается, почерк Долгорукова тоже был Чичерину очень знаком?!

Категоричность, с которой Чичерин выдвинул свою версию, заставляет отнестись к ней серьезно. И прежде всего провести почерковедческую экспертизу.

Просветительный центр "Академия", получив из Архива внешней политики Российской империи ксерокопии автографов Ф.И. Брунова и располагая факсимильными изображениями анонимного пасквиля, два сохранившихся экземпляра которого находятся в Пушкинском доме в Санкт-Петербурге, все-таки организовал такую экспертизу. В 2016 году ее выполнил судебный эксперт С.А. Макаров (сертификат СЗ РЦСЭ Минюста России N 7/1717 по специальности "Исследование почерка и подписей"), имеющий многолетний опыт экспертной работы.

Сравнивая раздельно документы на французском языке (пасквиль написан по-французски) и русском (адрес на конвертах с анонимкой — естественно, на русском), эксперт в обоих случаях установил: "Различающиеся признаки [сравниваемых почерков] существенны, устойчивы и образуют совокупность, достаточную для выводов о том, что исследуемые рукописные записи выполнены разными лицами".

Таким образом, наша экспертиза установила, что "окаянные" пасквили, приведшие к гибели поэта, написаны (переписаны, так как их было несколько) не Бруновым. Чичерин ошибся, а его предположение, длительное время не подвергавшееся проверке, оказалось неверным.

Но не был ли Чичерин прав в более важном — не являлся ли чиновник МИДа автором самой идеи изготовления и рассылки диплома ордена рогоносцев и сочинителем текста диплома? Что стоит за исключительной убежденностью наркома в виновности Брунова?

Возможно, Чичерин не столько узнал почерк, сколько хотел высказать давно известное ему предположение об авторе пасквиля. Народный комиссар большевистского правительства происходил из семьи потомственных российских дипломатов. Вполне вероятно, что в ней из поколения в поколение передавалась собственная трактовка событий дуэли и смерти Пушкина. В этой трактовке, бесспорно, тот "заговор света", злобная паутина, опутавшая поэта, связывались с салоном графини Марии Нессельроде, супруги тогдашнего министра иностранных дел. Подозрение о связи этого салона и самой графини с травлей Пушкина возникло сразу после его гибели. Именно к ней следует отнести знаменитые строки Лермонтова о "надменных потомках известной подлостью прославленных отцов". Графиня питала нелюбовь к Пушкину за приписываемую ему эпиграмму на ее отца — министра финансов Дмитрия Гурьева. Неприязнь и даже открытая враждебность к Пушкину четы Нессельроде имела давние корни. В 1824 году именно под нажимом Нессельроде Александр I отправил поэта в ссылку в Михайловское. Зато личным покровительством этой четы пользовались и голландский посланник барон Геккерн, которого поэт подозревал в авторстве анонимок, и приемный сын последнего — убийца поэта Дантес.

Семье дипломатов Чичериных были известны, наверное, и слова императора Александра II: "Теперь знают автора анонимных писем, которые были причиной смерти Пушкина,— это Нессельроде".

Старшие родственники наркома хорошо знали графа Карла Нессельроде, о котором в обширной научной и мемуарной литературе мало лестных характеристик, и его ближайшего сотрудника, приятеля и протеже — Филиппа Брунова. О его личных качествах также мало кто высказывался положительно. Всем было известно, что своей карьерой — вплоть до должности российского посла в Лондоне — он "обязан своему красивому почерку, а затем своему французскому стилю", способности услужить начальству; его знали "злым остроумцем и насмешником", "любителем шалостей и скабрезностей", как сказано в письме наркома. Идея диплома ордена рогоносцев вполне могла родиться в его мозгу, а графиня ее подхватила и выступила заказчицей подлой акции...

Чичерин, увидев в "Огоньке" изображение пасквиля, воспользовался предлогом — предать гласности давно известное ему из семейной памяти предположение, уверенность в участии Нессельроде и Брунова в составлении анонимок Пушкину. Брунов, очевидно, был автором текста пасквиля, составил его, а переписчиком мог быть кто-то третий.

Кто писал анонимные письма Пушкину?

Архив

90 лет назад и к 90-летию со дня смерти Пушкина "Огонек" опубликовал исследование Павла Щеголева. Сегодня мы публикуем его фрагменты

...В начале 1836 года по только что введенной городской почте были разосланы Пушкину и некоторым его друзьям анонимные пасквили — содержания, обидного для его чести и чести его жены Натальи Николаевны. Анонимные пасквилянты смастерили следующий диплом: "Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь И. Борх". Диплом делал Пушкина заместителем (коадъютором), помощником престарелого обер-егермейстера Д.Л. Нарышкина. С его женой, обольстительной красавицей Марией Антоновной, жил в течение десятка с лишним лет император Александр I. Пасквилянт посылал Пушкину острый и злобный намек на то, что он мог бы быть достойным заместителем Нарышкина, раз Наталья Николаевна пошла бы по той же царственной линии.

...Всемогущее III отделение в свое время ставило задачу разыскать переписчиков пасквиля. Чиновники III отделения пытались добиться результатов путем сличения почерка пасквиля (у них был подлинный экземпляр) с почерком подозреваемых лиц. Граф Бенкендорф обратил внимание на некоего Тибо, но из этого ничего не вышло. Пробовали, но тоже безрезультатно, подвергнуть сравнению русский почерк Дантеса. Сохранилось еще одно сообщение о розысках в воспоминаниях Н.И. Иваницкого, бывшего студентом университета в то время. "Тайная полиция часто обращалась с этим письмом к нашему отставному профессору Бутырскому, не может ли он узнать по почерку этих писем, потому что под его руководством воспитывалось много молодых людей, и, следовательно, он мог примениться к разным почеркам. Но Бутырский, разумеется, не мог узнать"

Друзьям Пушкина, уничтожившим присланные им экземпляры, оставалось только гадать. С.А. Соболевский (друг Пушкина.— "О") в 1861 году обращался ко многим лицам, получившим анонимный диплом, и не нашел нигде подлинника. Но подлинные пасквили не исчезли начисто и обнаружились через много десятков лет после дуэли. Незадолго до Мировой войны в Пушкинский музей при лицее был передан один экземпляр: к сожалению, передатчик остался неизвестен. Второй экземпляр, как следовало ожидать, был открыт в тайниках архива III отделения.

"Огонек", N 42, 1927 год