Вольтер и армия: государственно-частное партнерство

Вольтер писал в своих мемуарах: для того чтобы не оказаться в старости в нищете, нужно смолоду "внимательно следить за всеми операциями, которые правительство производит с финансами государства". По мысли великого просветителя, нет таких нововведений в области государственных финансов, из которых предприимчивый ум частного человека не смог бы извлечь пользы. В 1758 году, когда писались эти строки, Вольтер уже очень хорошо знал, о чем говорил.

Иван Кузнецов

Франсуа Мари Аруэ (1696-1778), известный всему миру по псевдониму Вольтер, прожил долгую жизнь, насыщенную событиями. Став к 40 годам европейской знаменитостью, Вольтер успел получить образование в иезуитском коллеже, разбогатеть, быть битым палками, написать драму, которой рукоплескал Париж, и книгу, приговоренную парижским парламентом к публичному сожжению, дважды отсидеть в Бастилии, вернуться из английской эмиграции — и это было только начало.

До самой смерти Вольтер оставался центральной фигурой европейской интеллектуальной жизни. Трудно сказать, насколько он был властителем дум, но законодателем просветительской моды — безусловно. "Никакой государь не управлял общественным мнением с подобной властностью",— свидетельствовал о Вольтере его компаньон в некоторых финансовых делах Жозеф Пари-Дюверне.

Во время Великой французской революции в 1791 году прах Вольтера был торжественно перенесен в Пантеон. То есть уже великие французские революционеры плохо представляли себе истинный образ мыслей Вольтера, который всю жизнь знать не хотел никакого третьего сословия (тем более что сам был из мещан) и считал, что искусства и науки — удел просвещенной элиты.

В XXI веке о Вольтере все знают, что он был философ. Возможно, писатель. Из русской истории мы помним, что с Вольтером переписывалась Екатерина II (Елизавета Петровна переписывалась еще раньше нее, но об этом никто не помнит). В общем же все знают, что Вольтер был вольтерьянцем, насмешливо улыбающимся над суетой и мракобесием из глубины мраморных вольтеровских кресел работы скульптора Гудона.

Относительно Вольтера-философа Алиса Акимова писала: "Философия в XVIII веке включала историю, политику, этику, эстетику, критику теологии, картину нравов и непременно — изящество изложения". По этому определению в философы можно записать и "дедушку Крылова", ведь в его бежевом собрании сочинений 1969 года есть и второй том, не тот, где "Стрекоза и муравей", а тот, который никто не читал, потому что там "Почта духов, или Ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулька с водяными, воздушными и подземными духами".

Бертран Рассел в "Истории западной философии" выходил из положения так: "Жан-Жак Руссо был философ в том смысле, как это понималось под словом "философ" во Франции XVIII века". Вот и Вольтер был не философ, а французский философ XVIII века. Впрочем, в отличие от своего заклятого врага Руссо, проведшего всю жизнь в нищете и в ней же умершего, Вольтер еще в молодости научился добывать деньги из мыслей и слов.

Кэш замечательных людей

В биографии любого великого человека есть место деньгам. Но исследовать жизнеописания большинства творческих гениев с точки зрения финансовой составляющей неинтересно. Они получали жалованье, продавали свои произведения, строили собственные дома и проигрывались в карты, но финансовой деятельностью как таковой, целенаправленным приращением капиталов, как правило, не занимались.

Но были из этого правила редкие исключения. Эти люди вошли в историю своими полотнами и книгами стихов, географическими открытиями и преобразованиями политических систем. Их бизнес остался в тени.

Они занимались финансовыми операциями с разной степенью успешности, но относились к ним в равной мере серьезно, можно даже сказать — профессионально. И если по основной специальности каждый из них давно занял свое историческое место, то их финансовую деятельность еще предстоит по достоинству оценить. Или по крайней мере о ней рассказать.

Золотые слова

Отец хотел, чтобы Франсуа Мари Аруэ, получив образование у отцов иезуитов, стал юристом. Франция эпохи регентства жила не по средствам, состояния дробились между наследниками и проматывались, в обороте были векселя и сомнительные долговые бумаги, возросла деловая активность третьего сословия — словом, грамотному стряпчему со знакомствами, заведенными в престижном учебном заведении, арбитражная практика была обеспечена. Франсуа сделал все по-своему, выбрав путь свободного писателя, и поступил нерасчетливо лишь на самый поверхностный взгляд.

В XVIII веке остроумным словом можно было двигать горы, и часто это были горы денег. Биографии таких деятелей эпохи Просвещения, как Калиостро и Казанова, дают тому множество примеров. (Примеры литературных заработков Вольтера есть в справке "Доходы от основной деятельности".) Но даже простая беседа, исполненная ума, оригинальных суждений и облеченная в изящную форму, была вполне конвертируемой валютой. Оказавшись в эмиграции в Англии в 1726 году, Вольтер побеседовал с крупным коммерсантом Эдвардом Фолкнером о преимуществах свободы слова, веротерпимости и тому подобных предметах — и обеспечил себя жильем и пропитанием более чем на месяц: расчувствовавшийся Фолкнер почел за честь поселить французского изгнанника у себя.

Вольтер был тщедушен и узкоплеч, невысок ростом, никогда не служил в армии, не умел держать шпаги. Пушкин любил сочинять лежа в постели, потому что в постели сочинял великий Вольтер. Великий Вольтер часто сочинял в постели, потому что не мог с нее встать из-за желудочных колик, простуд и прочей хвори. И такой кавалер до самой старости пользовался бешеным успехом у женщин. Вольтер с ними разговаривал, он писал им письма (иногда из соседней комнаты), посвящал им стихи. Во всем этом было гораздо больше изящной словесности, чем искренней страсти, но тогдашние дамы любили красноречие. Открытие того, что ум — это сексуально, было сделано в век Просвещения.

"Я перевидел столько писателей бедных"

Полностью построить свое благосостояние на силе слова Вольтеру мешали две причины. Во-первых, авторские отчисления от издателей и театров были нестабильным источником дохода. Даже пенсии, назначаемые Вольтеру различными монархами, зависели от благорасположения венценосных особ. Да, Фридрих II, положивший Вольтеру 20 тыс. ливров ежегодной пенсии, когда философ только прибыл к Потсдамскому двору в 1750 году, продолжил ее выплачивать и после того, как Вольтер поссорился с королем Пруссии. Но такое поведение Фридриха сложно было прогнозировать: отобрал же он у Вольтера камергерский ключ и орден "За заслуги", вполне мог и пенсии лишить. А независимое материальное положение Вольтеру было необходимо. "Я перевидел столько писателей бедных и презираемых, что давно уже решил не умножать собою их числа",— писал он в своих мемуарах.

Второй причиной расширения сферы деятельности французского философа XVIII века была его чрезвычайно деятельная натура. Вольтер говорил о себе, что он "служит всем девяти музам", и он просто не мог удержаться от того, чтобы не ввязаться и в финансовые спекуляции. Заработав свои первые большие деньги на издании в Англии поэмы "Генриада" (см. справку "Доходы от основной деятельности"), Вольтер на следующий же, 1729 год попытался их инвестировать в крупную аферу. Проконсультировавшись с товарищем-математиком, Вольтер через подставных лиц скупил почти все билеты выигрышной муниципальной лотереи. По расчетам Вольтера, в случае выигрыша затраты на скупку бумаг окупились бы с лихвой, он получил бы чуть ли не миллион ливров. Вольтер действительно успел обналичить часть выигравших билетов, но затем пошли слухи, и, так как скупка билетов в интересах одного лица была незаконной, Вольтеру пришлось уехать из Парижа, чтобы дать утихнуть скандалу. Вольтер пытался — неудачно — спекулировать саксонскими ценными бумагами, находясь в Пруссии (подробнее об этом эпизоде — ниже).

В XVIII веке остроумным словом можно было двигать горы, и часто это были горы денег

В главе "Голубые глаза" из первоначальной редакции повести Вольтера "Задиг" безобразный горбун, которому нужно соблазнить царскую жену, с помощью 4 тыс. золотых достигает цели в первый же день, жрец, действующий красноречием,— лишь через четыре дня. Словами можно двигать горы, полагал Вольтер, но быстрее их двигать все-таки деньгами.

Армия на антрепризе

В XVIII веке Франция много воевала. Войны за польское (1733-1735) и австрийское (1740-1748) наследства и Семилетняя война 1756-1763 годов существенно не изменили французских границ в Европе, лишили ее нескольких колоний, расшатали финансы и окончательно укрепили Людовика XV в необходимости постоянно содержать многочисленную армию для насущных государственных нужд.

Однако призванная решать государственные задачи французская армия по существу представляла собой типичное государственно-частное партнерство (ГЧП). Военный историк Александр Свечин употреблял применительно к этой армии выражение "частная антреприза". Капитан каждой роты (и полковник полка) являлись по существу и владельцами своих подразделений. Командиры-бенефициары должны были вербовать солдат-контрактников, обмундировывать, вооружать и содержать их на свои деньги. И деньги требовались немалые. Так, полностью обмундировать, вооружить драгуна и снабдить его лошадью в упряжи стоило 219 ливров 8 су. Один мундир на подкладке из саржи тянул на 34 ливра, 15 су и 6 денье (и это без пуговиц, 4 ливра 4 су), да плащ с отделкой зеленым сукном обходился в 38 ливров 10 су (Марсель Бальде, "История французских драгун"). Но отцы-командиры получали, в свою очередь, от королевской казны плату за боевые услуги. Разница между этим вознаграждением и выплатами на солдатское содержание составляла прибыль военачальников.

Общий доход Вольтера от участия в операциях по снабжению армии оценивается в 600 тыс. ливров

У этой системы ГЧП были существенные изъяны, проявлявшиеся во время боевых действий. Так, работу артиллеристов полагалось оплачивать посуточно, в зависимости от калибра орудий и их расположения в боевых порядках. Суточная работа осадной батареи оплачивалась по 10-20 ливров с пушки в зависимости от калибра, за мортиры платили 16 ливров в сутки и т. п. При этом результативность стрельбы вообще не бралась в расчет. В конных французских частях командиры (они же владельцы всех лошадей в роте или полку) с большой неохотой отдавали приказ переходить на галоп, предпочитая неспешный аллюр, не так утомлявший скакунов. В результате австрийский сомкнутый конный строй регулярно опрокидывал французских кавалеристов. Владельцы частных госпиталей были прямо заинтересованы в том, чтобы сэкономить на лечении и содержании раненых, процент солдат, возвращенных в строй, на доходах не отражался. Несмотря на все эти недостатки, принципы функционирования армии были пересмотрены только при Наполеоне.

Устройство армии в формате ГЧП предполагало большое число посредников. Должен же был кто-то обеспечить неразрывность связей между суконщиками, портными, шорниками, пекарями, хозяевами полков и рот, банками и королевской казной. Правильно организованное посредничество сулило прибыль большую, чем стрельба из мортиры.

Система ценностей: ливр пишем — луидор в уме

Основной денежной единицей во времена Вольтера был ливр. В ливре было 20 су, в су — 12 денье. Эта французская система в силу исторических причин была воспроизведена в Англии, где фунт делился на 20 шиллингов или 240 пенсов. Однако монеты "ливр" никогда не было. В ходу были экю и луидоры — монеты достоинством 3 ливра, двойные луидоры, лиарды (3 денье) и т. п. Бумажных денег не было вовсе.

В 1716 году финансист Джон Ло основал Banque Generale, в 1717-м переименовал его в Banque Royale, в 1719 году начал печатать кредитные билеты. Первоначально они были нужны Ло для облегчения продажи акций также основанной им Компании Миссисипи, но билеты очень понравились публике сами по себе, в какой-то момент "ливры Ло" обменивались на луидоры выше номинала. В 1720 году все предприятие Ло обанкротилось, и король запретил бумажные деньги, которые вновь начали печатать только великие французские революционеры.

Конкурент Ло Жозеф Пари-Дюверне купил для своего партнера Пьера Бомарше патент (место) королевского секретаря за 55 тыс. ливров. В конце жизни Вольтер приобрел поместье Ферне за 50 тыс. ливров. Крупным считалось состояние, превышающее 1 млн ливров. Буржуазная семья могла нормально прожить на 1,5 тыс. ливров в год, наемный работник в Париже — на 1 ливр в день. Конь, годный к строевой службе, стоил 250 ливров. Не слишком дорогой (суконный) костюм мужчины из третьего сословия, состоящий из штанов, чулок, камзола, кафтана и плаща, обходился примерно в 85-95 ливров (материал плюс пошив). Сапоги — 6 ливров, шляпа — 4 ливра. Карикатуры на Вольтера продавались отдельными оттисками по 6 су.

Партнер Пари

Огромную проблему и одновременно новый перспективный рынок представляло собой снабжение армии продовольствием. Устройство регулярных магазинов (складов), из которых войска централизованно снабжались хлебом, только налаживалось. Система постоев, при которой армия ландскнехтов или банды драгун, рассредоточившись по окрестным селам, объедали местное население, в целом себя изжила. Ушедшие на обед войска трудно было потом собрать и практически невозможно создать из них правильное каре или колонну. А сражения в эпоху Фридриха II без правильно построенных войск были немыслимы.

Организацией поставок продовольствия во французскую армию в эпоху войн за польское и австрийское наследства ведал выдающийся финансист Жозеф Пари-Дюверне (1684-1770).

У старшего из четырех братьев-финансистов Пари было много общего с Вольтером. Как и великий просветитель, великий финансист был родом из мещан, завоевал высокое положение при дворе своим умом и талантом. Пари-Дюверне занимался финансами с военным уклоном. Он даже основал на свои деньги военное училище Ecole Militaire, но это было позже времени его партнерства с Вольтером. К 1760-м годам Пари-Дюверне нашел себе другого компаньона, автора "Женитьбы Фигаро" Пьера Бомарше,— с этим писателем престарелый финансист Людовика XV сотрудничал тесно, он даже завещал в итоге Бомарше свое состояние в 1,5 млн ливров. Деловые отношения Дюверне с Вольтером не были такими близкими, но их бизнес был весьма крупным и успешным.

По свидетельству одного из секретарей Вольтера, Лоншана, Дюверне позвал Вольтера в компаньоны еще в 1733 году. Возможно, Лоншан ошибается, и начало совместных интендантских предприятий состоялось позже, но знакомы они к тому времени точно были. Именно по совету Пари-Дюверне молодой Вольтер не стал приобретать в конце 1710-х годов акции Компании Миссисипи, с помощью которых финансист шотландского происхождения Джон Лоу пытался отсрочить финансовый крах французского правительства. Акции тогда скупали все, но в 1720 году пирамида рухнула, братьям Пари правительство поручило разгребать завалы, а Вольтер навсегда сохранил благодарность к старшему товарищу, уберегшему его от инвестиционных ошибок молодости.

"Проклятие, тяготеющее над нами"

В 1733 году Франция вступила в войну за польское наследство, провоевала пару лет, затем пять лет прожила в мире, а в 1740-м в коалиции с Пруссией, Баварией и Испанией снова вступила в войну за наследство, на этот раз австрийское, против Австрии, Англии и Голландии (Россия вступилась за Австрию в самом конце и успела только обозначить свою военную мощь). Эти войны в самых общих чертах, вызванные сложностями престолонаследия германских императоров Священной Римской империи, не были богаты большими сражениями. За время войн армии занимали значительные территории сопредельных государств, но по итогам мирных переговоров земли возвращались обратно; это были войны больших походов, требовавших подвоза значительных запасов продовольствия. Полевая кухня была изобретена именно тогда, правда, не во французской, а в прусской армии, но все военные новшества Фридриха копировались молниеносно.

Во время войны 1740-1748 годов Вольтер и Дюверне сосредоточились на снабжении французской армии, воевавшей во Фландрии с 1743 года с высадившимся там английским экспедиционным корпусом, усиленным голландскими войсками. Боевые действия тянулись долго, сначала англичане теснили французов до самого Вормса, затем французы под командованием Морица Саксонского выдавили английскую армию обратно во Фландрию, одержав крупную победу при Фонтенуа (1745). И все это время войска ели хлеб, закупаемый и поставляемый творческим союзом Вольтера и Дюверне.

Хлеб был товаром стратегического значения. Хлебная торговля была настолько жестко регламентирована правительством (см. справку "Регламент насущный"), что никакие чисто рыночные крупные операции с этим продуктом были в принципе невозможны. Для того чтобы торговать хлебом на широкую ногу, осуществляя поставки за пределы одной отдельно взятой провинции, нужен был административный ресурс. И у Вольтера он в конце 1740-х годов ненадолго появился: поэта приблизили ко двору.

Интересно, что Вольтер не стремился афишировать своего участия в проекте. Все знали, что войска во Фландрии кормит Пари-Дюверне. Именно его французский маршал Ноай называл "мучным генералом", о Вольтере помину не было. Оно и понятно: инсайд о заработках на поставках в действующую армию обрушил бы акции Вольтера на европейской бирже Просвещения. Как автор "Философского словаря" Вольтер называл войну "проклятием, тяготеющим над нами и губящим нас самым ужасным образом". В качестве поставщика французской армии во Фландрии Вольтер по итогам одного 1748 года заработал 17 тыс. ливров, дебиторская задолженность королевской казны на эту сумму — самый крупный актив Вольтера в его балансе 1749 финансового года (общая сумма активов превышала по году 74 тыс. ливров). Общий валовой доход Вольтера от участия в операциях по снабжению армии оценивается в 600 тыс. ливров.

Выход из проекта

Военные заработки Вольтера закончились вместе с войной за австрийское наследство. В 1748 году стороны заключили Ахенский мир, по договору Франция лишилась части американских колоний в пользу Англии, которая гораздо успешнее действовала на море, чем на суше. В Европе Франция ничего не получила, но и не потеряла. "Войска пришли и спать легли",— слова Александра Блока, которыми он подводил итог участия другой страны в другой войне, вполне подошли бы в данном случае.

Условий для продолжения участия Вольтера в партнерстве с военно-промышленным комплексом Людовика больше не было: в 1748 году Вольтер, впавший в немилость при дворе Людовика, переместился в Лотарингию, к Станиславу Лещинскому. В 1750-м он принял приглашение Фридриха II и уехал в Потсдам камергером и носителем языка, редактирующим французские сочинения прусского императора. Пассивы, накопленные на армейском ГЧП, Вольтер большей частью превратил в активы, выдав несколько крупных ссуд надежным заемщикам, а если финансовое положение заемщика вызывало вопросы, Вольтер обеспечил ссуды земельными залогами. В то время перевозить с собой большие суммы было затруднительно: во Франции (в отличие от Англии, где бумажный фунт стерлингов появился еще в 1694 году) это должны были быть буквально мешки звонкой монеты. Заемные письма и векселя обеспечивали мобильность капиталов.

Оказавшись при прусском дворе, Вольтер немедленно занялся спекуляциями с саксонскими ценными бумагами. Предприятие закончилось для него плачевно: операции были незаконны, Вольтер не сошелся в процентах с посредником, состоялся суд, пришлось списать 1 тыс. ливров финансовых потерь, не говоря уже о гудвилле. Фридрих, выписывавший себе философа для собеседований, а не придворного спекулянта, был в ярости. Но Вольтера было не переделать. Еще много раз до конца жизни он зарабатывал сотни тысяч, терял их и снова зарабатывал. Много раз своими действиями он наносил, казалось бы, смертельные удары своей репутации. Чего стоит хотя бы всплывшая история продажи на рынке свечей, которые Фридрих ежемесячно в количестве 12 фунтов отпускал своему придворному философу бесплатно. Такая история из-под любого публичного политика вышибла бы пьедестал. Но Вольтер так и остался сидеть навеки в своих белых мраморных креслах работы скульптора Гудона, посмеиваясь над собой: проклятый авитаминоз, все зубы выпали — и вот какая многозначительная улыбка получилась.