Народ наш доверчив, любит халяву, надеется на царя-батюшку — рискованному финансовому поведению россиян отыщется множество объяснений. Но, возможно, главное в том, что финансовый авантюризм далеко не всегда наказуем, а финансовая грамотность часто не вознаграждается.
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
Деньги должны работать
Они были обманутыми вкладчиками в 1990-е — потеряли деньги в «Чаре». Были обманутыми дольщиками в нулевые. В 2016 году получили страховое возмещение по депозитам в банке «Интеркоммерц» («недостача» — 79,2 млрд руб. на момент отзыва лицензии, пятое место в рейтинге банков с дырявыми балансами за 2013–2016 годы). Снова вложились в недвижимость, решив, что больше обманутыми вкладчиками им становиться не хочется. Дохода эта инвестиция, сделанная на падающем рынке, пока не принесла.
Финансовая жизнь знакомой московской семьи, рядовой во всех других отношениях, оказалась столь насыщенной, что на этом материале впору издавать монографию на тему «Каких приключений ждать российскому потребителю при попытках реализации принципа “деньги должны работать”». Но негативный опыт этих людей не пугает, тем более что по сумме всех инвестиционных попыток за последние 25 лет они пока в плюсе. И в своей готовности рискнуть не одиноки.
Граждан, готовых к финансовым приключениям, в стране немало — как минимум 14%.
Таков вывод исследования финансового поведения, представленного в мае на Всероссийском конгрессе волонтеров финансового просвещения граждан.
Это исследование, проведенное Фондом общественного мнения (ФОМ) для Центробанка, охватывавшее и субъективные факторы, влияющие на финансовое поведение (ценности, установки и т. п.), и объективные социально-демографические характеристики, и сведения об использовании респондентами тех или иных финансовых инструментов, позволило выявить 11 типичных моделей поведения. Две из них в той или иной степени связаны со склонностью рисковать деньгами, вплоть до готовности вкладываться в финансовые пирамиды.
Большинство, правда, от авантюр воздерживается — либо в силу осторожности и консерватизма, либо потому, что не может позволить себе подобную роскошь: по словам директора проекта ФОМа «Человек и деньги» Людмилы Пресняковой, «для пирамид эти люди малопривлекательны», потому что «в пирамиды всегда несли не последние деньги, а им просто нечего туда нести».
Но как только появляются свободные деньги, появляется и готовность рискнуть. Те, кто верит, что вкладываться в пирамиды можно и реально вовремя из них выйти, встречаются даже среди того типа вполне обеспеченных граждан, которых в ФОМе назвали индивидуалистами (13,3% респондентов),— людей в целом грамотных и рациональных. Они даже разделяют неочевидное для многих россиян убеждение, что государство не обязано возмещать им потери от неудачных инвестиций в ценные бумаги (эта группа — единственная из 11, где абсолютно все согласились с тезисом, что «государство тут ни при чем»).
Еще 14% респондентов в презентации ФОМа были условно названы авантюрными. «Вера людей в собственные силы, в то, что из пирамиды выскочить можно и что они на это способны», в этой группе была главным общим мотивом. «Это замечательные люди, достаточно успешные, уверенные в себе и в том, что они могут сориентироваться на финансовом рынке,— рассказывала на конгрессе Преснякова.— Но реальный уровень их финансовых знаний не так высок. Они переоценивают свои возможности». И не осознают, что их представления ошибочны.
«Авантюрные» явно предпочитают крупные рискованные вложения небольшим надежным, но, как отметила Людмила Преснякова, «большой вопрос: как их энергию направить в мирное русло» и стоит ли, к примеру, подталкивать их на фондовый рынок. Сейчас энергия «авантюрных» направляется вообще куда угодно — вплоть до того, что они значимо чаще среднего оказываются любителями азартных игр и лотерей (подробнее показатели вовлеченности в эту деятельность не раскрывались).
Азартным быть не запретишь
Для игроков в лотерею покупка билета — не финансовый риск, а персональный шанс на чудо
Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ
Участие в лотереях или азартных играх, впрочем, само по себе поводом для тревоги не является: по замечанию сотрудника Лаборатории экономико-социологических исследований ВШЭ Ольги Кузиной, проявлением финансовой неграмотности эту активность можно было бы считать, если бы люди «рисковали последней копейкой и ждали неимоверного выигрыша». Но данная деятельность может быть и просто формой досуга, способом потратить деньги, более того, она даже не всегда означает склонность к риску.
«Есть общее психологическое правило: одно и то же поведение может быть порождено разными мотивами, а один и тот же мотив порождает разное поведение. Хотя в каждом виде поведения есть доминирующий тип,— указывает гендиректор консалтинговой компании “Дымшиц и партнеры” Михаил Дымшиц.— Доминирующий тип играющих в лотерею — люди с низкой критичностью. Игроки в лотерею, как правило, не понимают, что берут на себя риск,— просто надеются, что им повезет. Это такая проверка, могут ли они рассчитывать на фортуну, на халяву».
Говорить о склонности к риску, по словам Дымшица, можно, когда у человека есть активная позиция, есть иллюзия контроля факторов риска. «При этом его реальные знания не всегда являются адекватными, но у него есть убежденность в контроле, которая не связана с его компетентностью»,— отмечает эксперт. Такая убежденность обычно есть у тех, кто играет на бирже, здесь доминирующий тип именно люди, склонные к риску и имеющие хотя бы иллюзию контроля. Есть она, по мнению Дымшица, и у игроков в казино: они уверены в своей способности обмануть статистику.
И такая иллюзия контроля действительно может присутствовать у играющих в пирамиду, особенно у тех, кто приходит «в первых рядах».
Пока пирамида не вошла в моду, больше вероятность, что вкладывающиеся хотя бы отчасти понимают рискованность затеи.
И принимают осознанное решение, какой суммой они хотят и могут рискнуть, чтобы весьма вероятная потеря не стала критичной. А вот их последователи, пришедшие, глядя на чужие заработки, скорее всего, «люди со сниженной критикой, которые уже не пытаются контролировать ситуацию и которые действительно понесут серьезный ущерб».
В убытке, впрочем, останутся и те и другие. По замечанию заведующего Лабораторией экспериментальной и поведенческой экономики ВШЭ Алексея Белянина, «мнение, что можно выйти из пирамиды, “как только будет пора”, и обыграть ее основателя, в принципе неверное. Вам может повезти, но это будет абсолютная случайность. Вы не можете планировать свои действия настолько аккуратно уже потому, что у вас и у хозяев финансовой пирамиды в принципе разная информация о ее состоянии и динамике роста. Вы и они строите свои решения на принципиально разных наблюдениях, поэтому и совпасть ваши решения, построенные на этих событиях, могут только случайно. Поэтому и стратегии, которая позволит вовремя выйти из пирамиды, у вас быть не может. Это самообман в лучшем случае. А в худшем — обман кого-то еще».
Если угодно, впрочем, можно называть это заблуждение не самообманом, а результатом распространенного психологического расстройства — нарушения саморегуляции.
Пролетая над гнездом кукушки
Опыт участия в финансовых пирамидах не отпугивает российских граждан от этой формы инвестирования
Фото: Эдди Опп, Коммерсантъ
Рискованные формы финансового поведения могут быть связаны с множеством факторов, но нарушение саморегуляции, то есть «нарушение механизма нормальной коррекции поведения в зависимости от того, что нам говорит реальность и наш опыт»,— один из наиболее серьезных, считает заведующий Международной лабораторией позитивной психологии личности и мотивации ВШЭ Дмитрий Леонтьев и продолжает: «Если человек видит, что происходящее не соответствует тому, чего он хотел, но все равно упорствует,— это, по сути, синдром наступания на грабли. Это можно оценить как нарушение саморегуляции».
Обычно о нарушении саморегуляции, по словам Леонтьева, говорят, когда человек, «вместо того чтобы реагировать на обратную связь, которую дает реальность, больше прислушивается к своим внутренним импульсам». Впрочем, в России оно имеет свою специфику. «У нас,— отмечает Леонтьев,— обратную связь от реальности замещают, по сути, авторитарные указания. Люди формируют в своем сознании, что важна не столько реальность, сколько ЦУ (“ценные указания”.— “Ъ”), которые спускают сверху. И такая структура воспитания, при которой детей учат сидеть тихо, смирно, слушаться учителя, когда то, что говорит учитель, истинно, а реальность вторична, так же неблагоприятна, как и ситуация вседозволенности. У людей формируется готовность слушать авторитеты или слушать себя, но не слушать реальность».
Низкая критичность — часть более общего симптома. Но для полноты картины надо помнить, что указания сверху меняются произвольным образом. Часто говорят, например, что люди предпенсионного возраста плохо знакомы с принципами работы пенсионной системы и их надо научить тому, как работает наша пенсионная система. «Но,— говорит Ольга Кузина из Лаборатории экономико-социологических исследований ВШЭ,— у меня есть сомнения, что кто-то в нашей стране знает, как работает пенсионная система. Есть реальные примеры: работавшая всю жизнь жена получила пенсию меньше, чем ее не работавший муж. Как это можно объяснить? Или накопительная пенсия, которую уже несколько лет как заморозили, но при этом людям говорят, что теперь это их ответственность — нормальный уровень жизни на пенсии. А в Конституции между тем по-прежнему написано, что у нас социальное государство. Как это все можно понять или объяснить?»
В отношении рискованного финансового поведения правила ничуть не яснее. В теории, если гражданин купил ценные бумаги и они подешевели, это действительно исключительно его проблемы. Но, напоминает Кузина, «когда акции, проданные инвесторам в ходе народного IPO ВТБ, сильно подешевели, люди, у которых эти акции оставались на руках, обратились с просьбой об их выкупе. И, удивительная вещь, в 2012 году у них эти бумаги выкупили. Что вообще нонсенс: если инвестор вложился в то, что упало в цене, почему ему кто-то должен это компенсировать? А в данном случае государство компенсировало. Потому что были выборы».
При таком историческом контексте «валютные ипотечники» имели все основания митинговать. С точки зрения экономической логики они, конечно, неправы, но если государство вопреки этой логике компенсировало кому-то убытки по ценным бумагам, почему обыватель должен думать, что оно не обязано компенсировать ему ущерб от падения курса?
И хотя это его желание сильно похоже на стремление к халяве, халява, по замечанию Леонтьева, лишь обратная сторона состояния выученной беспомощности, которое в гражданах формировали на протяжении 70 лет.
«Выученная беспомощность — это разрыв связи между усилиями и результатом,— поясняет Леонтьев.— Классическая выученная беспомощность, давно описанная в психологии,— когда бьешься-бьешься, а результата нет. Стремление к халяве — другой вариант отсутствия связи между усилиями и результатом: ничего не делаешь, а результат есть. Некий вариант чуда».
Финансовая грамотность, рациональное поведение граждан, готовность принимать на себя ответственность — в стране чудес польза от всего этого по определению будет ограниченной. «Да, люди должны быть рациональны, должны быть информированы, но если сам рынок работает черт-те как, если есть множество несовершенств в его организации, управлении и регулировании, индивидуальная финансовая грамотность не спасает,— констатирует Ольга Кузина.— И в этой ситуации очень нюансно, что есть финансовая грамотность».