Места лишения природы

Больше двух миллиардов рублей в год тратят столичные власти на ландшафт и озеленение: газоны, деревья, цветы. При этом, утверждают биологи, столичная природа беднеет и деградирует: за последние 10 лет был вырублен целый лес размером с Куркино и исчезла треть соловьев.

ВЛАДИМИР РУВИНСКИЙ

Две минуты пешком от метро — и урбанистический пейзаж сменяется почти лесным ландшафтом. Ботанический сад МГУ («Аптекарский огород») на проспекте Мира отделен от автострады невидимой чертой, за которой обитает множество видов трав, цветов и деревьев. Другая жизнь.

Вот сколько видов подснежников с ходу назовет обычный москвич? А тут их шесть. Хочется выучить русский язык и биологию заново. Забыть ненужные здесь понятия «пробка», «кредит», «коррупция», «перезвоню позже». Заменить их на что-нибудь более жизненное. Например, на «рододендрон».

«Аптекарский огород», заложенный еще Петром I, считается экзотикой. Лесные растения обитают тут с допетровских времен и не приспособлены, как уверены многие, к самостоятельной жизни в нынешней Москве. Но это не так. «Практически все, что у нас растет, могло бы быть и в московских дворах»,— уверяет Артем Паршин, ландшафтный архитектор сада.

Например, все лесные травы и первоцветы: подснежники, хохлатки, ветреницы. А также гибридный лунник, гиацинты, рябчики, хионодоксы и многие виды папоротников. Это же, поясняет ботаник, касается и деревьев: «Во дворах, где загазованности и реактивов, применяемых на дорогах, меньше, разнообразие деревьев могло бы быть гораздо выразительнее». Например, больше амурского бархата, сирени. А также разных видов лип, ольхи, клена и каштанов. Из города их, можно сказать, выжили: за пределами «Аптекарского огорода» с растительным разнообразием туговато.

«Синих хохлаток, желтых ветрениц, которыми весной бывает усыпан сад, в Москве почти нигде не осталось. А могли бы быть практически везде,— говорит Паршин.— Под пологом деревьев во дворах могли бы расти лесные растения. Это удерживает пыль, повышает влажность, удаляет эффект каменного мешка». Больную тему продолжает москвичка Ирина Новожилова, президент Центра защиты прав животных «Вита»: «Со времени моего детства с берегов Борисовских и Царицынских прудов исчезло все,— рассказывает Новожилова.— Травянка, разные виды колокольчика, пижма и цикорий, мыльнянка. Я помню изобилие бабочек: лимонницы, павлиний глаз — сейчас я их совсем не вижу».

Список на самом деле огромный, из традиционных мест обитания исчезают травы, насекомые, птицы.

Уход и порядок

Лет семь назад представители столичной мэрии посетили «Лосиный остров» и, осмотрев национальный парк, отметили, что все хорошо, но ухода маловато. После этого визита, по словам кандидата биологических наук Ксении Авиловой, ведущего научного сотрудника биофака МГУ и одного из авторов Красной книги города Москвы, стричь траву и выгребать листья пытаются даже на особо охраняемых территориях, которые должны содержаться исключительно в природных режимах.

«В Москве считается, что так красиво и это создает европейский стиль, что это ухоженно,— поясняет биолог.— Под уходом понимается выбривание и выметание всего, что на земле лежит. Такое обывательское понимание красоты приводит к деградации природы, к сожалению».

Это какое-то первобытное желание человека избавиться от природных трудностей,— комаров, дождя и тому подобного, считает директор Зоомузея МГУ, доктор биологических наук Михаил Калякин: «В Москве пытаются создать среду, в которой ничего этого не будет, человек станет регулировать температуру, влажность, освещение, подвозить продукты, жить в искусственно созданном стерильном мире, а природы не останется».

Чтобы сохранить почву, где могли бы существовать лесные травы и растения, говорят биологи, опавшие листья ни весной, ни осенью ни в коем случае убирать нельзя. «Это самое главное. Они возвращают в землю питательные вещества, дают корм дождевым червям, которые структурируют почву и придают ей пористость»,— поясняет Артем Паршин.

Зимой опавшие листья утепляют почву, в начале лета — защищают от заморозков, перегрева, размытия дождем, а также от ветра, который поднимает пыль и уносит питательный слой. «Типичная картина в столице: убрали осенью листву, весной на этом месте трава проросла, потом ее подстригли, еще раз осенью убрали листву, и через год там вообще ничего не растет — голая почва»,— констатирует Ксения Авилова. Дождь превращает все это в липкую кашу, попытка посеять там газон — деньги на ветер. «Все говорят: почему так грязно? — продолжает биолог.— А потому, что там вообще ничего расти не может. Только деревья пока стоят».

В Лосином жить не запретишь

Другой фактор — систематический покос травы. «Городские газоны, если их не стричь, сохранили бы цветущее разнотравье»,— уверен Владимир Фридман, старший научный сотрудник Лаборатории экологии и охраны природы биофака МГУ. Такие места, отмечает он, обживали бы десятки видов диких пчел и бабочек.

Но газоны, парки, аллеи стригут регулярно. «В результате сады некому опылять, это очень плохо. Мы сейчас завозим пчел, чтобы они опыляли наши цветущие растения»,— замечает Артем Паршин из «Аптекарского огорода». «В траве не просто красивые бабочки и шмели — это опылители,— поясняет Ксения Авилова.— Все растения, которые у нас высаживают или сами по себе растут, требуют обработки насекомыми. Иначе растения исчезают».

Зачем так упорно косить траву? Как сообщила пресс-служба Мосприроды, траву ведомство стрижет, чтобы она лучше росла: «При стрижке газона происходит активизация процессов корнеобразования и кущения, а также повышение устойчивости газона к внешним воздействиям среды». Еще одно объяснение — борьба с клещами. Но приводит все это к обратным результатам. «В Крылатском сейчас самое щедрое разнотравье и богатство фауны насекомых,— приводит пример Авилова.— И кошение травы, которое происходит сейчас, для них совершенно губительно. Насекомых мы уничтожаем десятками видов за один раз».

Наконец, в последние годы в столице не утихает «благоустройство» — так, в кавычках, биологи описывают происходящую урбанизацию. По данным правительства Москвы, перепланировке подверглись 450 парков. В их числе ЦПКиО имени Горького, Нескучный сад, Воробьевы горы, «Царицыно», «Сокольники», «Фили». «Урбанизация такими темпами ползет, что всего того разнотравья, которое я наблюдала на юге Москвы, уже нет и близко»,— уверяет Ирина Новожилова. «Благоустройство территории по-московски — это снижение биологического разнообразия»,— категоричен Михаил Калякин. (А под биоразнообразием ученые разных стран еще в 1992 году в Рио-де-Жанейро договорились понимать богатство жизни на конкретной территории, выраженное в количестве обитающих видов, каждый из которых — индикатор каких-то определенных условий среды.)

В Москве благоустройство — это прежде всего замена естественной растительности моногазонами, которыми повсеместно «облагораживают» парки и скверы. «На участках вдоль речек это привело к подавлению луговых сообществ, если они и остались, то это 2 кв. км на весь город,— говорит Михаил Калякин.— В результате луговые птицы в Москве либо совсем исчезли, либо они в Красной книге и их все меньше и меньше». Доходит до того, что вместо живой травы раскатывают рулонные газоны. «Но там вообще ни о каком биоразнообразии говорить не приходится,— считает Авилова.— Это на один сезон, до первой засухи. Получается потом желтая мочалка вместо травы». А в итоге все это ведет к разрушению естественных экосистем.

Куда ветер дует

Шквалистый ветер, налетевший на Москву 29 мая, повалил более 14 тыс. деревьев, сообщила мэрия. На снимках, опубликованных в соцсетях, среди поваленных деревьев — липы, рябины, ивы, березы, лиственницы, остролистные клены. Судя по фотографиям, всех «погибших» объединяет то, что корневая система у них неразвитая, слабая.

По мнению биологов, одна из причин патологии — деятельность человека. Деревья либо «упакованы» в асфальт, плитку, перекрывающие доступ воздуха; либо под ними регулярно убирают осенью листву, а летом — косят траву, что сказывается на качестве почвы. Все это могло ослабить корневую систему, которая, ко всему прочему, часто втиснута в небольшое пространство между подземными коммуникациями.

На состояние деревьев влияют и реагенты, которыми обрабатывают дороги зимой. Все биологи и натуралисты в один голос твердят, что антигололедные средства — для растений абсолютное зло.

«Посыпание солью — это ужасно, вся Москва как дерьмо какое-то. Плюс кумулятивный эффект; соль накапливается, растения умирают»,— подытоживает натуралист, ведущая телеканала «Живая планета» Евгения Тимонова, изучающая городскую флору и фауну.

Особо ценный снег

Реагенты и соль нежелательны, к слову, и для людей. «”Надоедливые ученые” зудят, что надо убирать снег лопатами, а не просто засыпать реагентами. Но их не слышат»,— сетует Михаил Калякин из Зоомузея МГУ. Уборка листьев, покос травы и реагенты приводят к печальным для всего живого последствиям. «Человек начинает дышать пылью, потому что нормальный покров не возникает, все вымывается, в том числе на дороги. Легкие фракции взлетают, и мы ими дышим»,— продолжает Калякин.

В Мосприроде, впрочем, уверяют, что опасность противогололедных реагентов преувеличена, а «состояние 85% наблюдаемых деревьев, растущих в зоне влияния автотрасс, хорошее или удовлетворительное». Применение реагентов зимой — вынужденная мера, отмечет пресс-служба департамента, ведь выбор стоит не между плохим и хорошим. И автомобильные аварии, и травмы, и загрязнение почвы — плохо. «Российский и зарубежный опыт показывает,— сообщает пресс-служба,— что засоление почв возникает в случае неконтролируемого применения хлоридов натрия (поваренной соли) для борьбы с гололедом на дорогах».

Впрочем, другой зарубежный опыт, например Швеции, Финляндии, Австрии, убедительно демонстрирует другое: что можно вообще обходиться зимой без реагентов — только гранитной крошкой. В Москве, уточняет департамент, соль частично заменяется хлоридами кальция, калия и формиатом натрия, что для почвы «менее травматично».

Свои и чужие в городе

Больше других, судя по фото и наблюдениям, от прошедшего урагана пострадал клен ясенелистный. Этот полуясень-полуклен не местный, родом из Северной Америки, в середине ХХ века появился в Москве, откуда начал распространяться по регионам. Сейчас в столице таких деревьев порядка 1,25 млн (для сравнения: ивы ломкой — 110 тыс., ели обыкновенной — 29 тыс.).

Клен ясенелистный очень неустойчив к сильным ветрам. «Этот клен чаще других падает на машины, поскольку имеет обычно кривую форму, наклоненные стволы с центром тяжести на большой высоте от земли, к тому же он хрупкий и недолговечный»,— отмечает Артем Паршин из «Аптекарского огорода».

Ясенелистный клен не просто сорняк, уверены биологи, а катастрофа — аналог борщевика Сосновского, только не ядовитый. «Дерево растет быстро, до полутора метров в год, причем рост не останавливается с заморозками, выносит городские условия чуть ли не лучше всех,— рассказывает Паршин.— Занимает все возможные ниши: кусты, поросль, деревья. Во всех парках он есть, если только его специально не уничтожают. Во дворах в основном тоже он». Но вырубать его незаконно, как и любое другое дерево.

История с кленом — свидетельство того, как меняется биосистема Москвы. Какие-то виды исчезают, какие-то, напротив, приходят и успешно адаптируются. Конкуренция здесь постоянная. «С точки зрение природы город — аномалия в среде,— говорит Артем Паршин.— И природные сообщества испытывают эту аномалию на прочность. Пытаются проникнуть. Потому что вид должен распространяться».

Изменения, разумеется, происходят и в животном мире. Аналогом клена ясенелистного здесь может служить огарь — красная утка, расселившаяся по Москве. По основной версии, птица, жившая южнее Краснодарского края, обитала в Московском зоопарке. Ей перестали подрезать маховые перья, и утка переселилась в город. За полвека она стала городской птицей. «Этот вид все выдерживает, гнездится на чердаках пятиэтажек, поэтому ему не страшен серый волк»,— говорит Сергей Калякин. Серый волк, может, не страшен, но с началом массовой реновации перед птицей встанет новая творческая задача.

Долгое время в столице доминировали животные, традиционно обитающие рядом с человеком: тараканы, крысы, голуби, одичавшие собаки, кошки. По данным Института проблем экологии и эволюции имени А. Н. Северцова РАН (ИПЭЭ РАН), в 2006 году бездомных собак было 26 тыс. Сегодня их численность снизилась. «За пределы города были вынесены предприятия, где жили собаки, за этими предприятиями они и ушли. Кроме того, думаю, собак убивали. Их визуально стало меньше. Но проблема бездомных не решена,— рассказывает Ирина Новожилова.— Главное, государство так и не ограничило разведение домашних животных. Сегодня продолжительность жизни бродячих собак — 2,5 года. Это значит, что новые животные постоянно выбрасываются на улицу».

Мусорные баки в столице стали огораживать, люди массово выбрасывают мусор в пластиковых пакетах. Продуктовые ларьки закрыли. Поэтому мышей и крыс поубавилось (а развелись они из-за развала советской системы уничтожения грызунов). Пропали и тараканы. Есть версия, что они исчезли из квартир из-за ультракоротких волн — мол, микроволновки и мобильники победили тараканов. Есть и другое мнение. «А все получилось благодаря сочетанию условно мелка “Машенька” и пакетов для мусора,— считает Евгения Тимонова.— Просто тараканам сейчас нечего есть. Если вы перестаете использовать химию и начинаете пользоваться мусоропроводом, приходят они отлично».

Из-за нехватки пищевого мусора, вероятно, снижается и численность серых ворон, а также домовых воробьев: за 17 лет в некоторых районах Москвы она сократилась в три-пять раз, свидетельствует Виктор Зубакин из ИПЭЭ РАН в сборнике «Динамика численности птиц в наземных ландшафтах», вышедшем в 2014 году. При этом с воронами начал конкурировать ворон — одиночная птица, которая, чтобы одолеть соперниц, стала объединяться в стаи, говорит ведущая телеканала «Живая планета».

В последние годы в город проникают новые дикие виды: здесь много корма, который легче добыть, почти нет хищников и охотников, наконец, климат мягче (в центре Москвы всегда на два-три градуса теплее, чем за городом). «Многие виды птиц урабанизируются, уходя в город от более специализированных конкурентов и хищников, поэтому более лабильные виды — первые в этом процессе, более консервативные — запаздывают,— рассказывает биолог Владимир Фридман.— Это, как говорил легендарный советский орнитолог Владимир Леонович, виды-выскочки: белая трясогузка из трясогузок, рябинник из дроздов, большая синица и лазоревка из синиц. Есть и консервативные виды вроде среднего пестрого и белоспинного дятла».

Численность белой трясогузки, скворца, большой синицы, зяблика в столичном районе Ивановское, на границе с МКАД, растет, пишет Виктор Зубакин. Кроме того, исследователи отмечают появление на гнездовании новых видов: вертишейки, обыкновенной горихвостки, белоспинного, малого пестрого дятла.

Животным и растениям в Москве нужно то же, что и человеку: устойчивость к городским условиям. Главные качества, которые помогают живым существам в столице адаптироваться и выжить,— стрессоустойчивость и пластичность. Важна и структура популяции (отношение к местообитанию, пространству, социальным связям). «Разница между лабильными и консервативными видами напоминает разницу у людей между городской и сельской культурой. Одна — закрытая патриархальная консервативная, а другая открытая, чувствительная к новшествам, умеет поддерживать социальные связи, несмотря на то, что они постоянно преобразуют жизнь горожан»,— рассказывает Фридман. Городские популяции диких видов похожи на городские человеческие, отмечает биолог, и альтернативны сельским, в первую очередь демографически (к примеру, отложенное размножение).

Существенно меняется у животных в Москве и режим дня, физиология, морфология. «Город никогда не спит, и певчие птицы, например, начинают петь ночью и громче,— рассказывает Евгения Тимонова.— И второе: актуален принцип “живи быстро, умри молодым”. Животные в сложных условиях ускоряют биоцикл, раньше созревают, выращивают потомство и умирают. Такой укороченный жизненный цикл дает преимущество перед медленными олдскульными собратьями. Жизнь усложняется, становится быстрее, сокращается детство, ускоряется созревание».

Соловей как индикатор

Вернемся к биологическому разнообразию. Хотя в Москве появляются новые дикие виды птиц, растений или насекомых, биоразнообразие в мегаполисе в целом уменьшается. На пару новых видов приходится три десятка тех, чья численность падает.

Индикатор происходящего — птицы, находящиеся на вершине пищевых цепочек. «Если они решили не селиться где-то, то это сигнал: ребята, здесь недостаточно насекомых, зелени, площадь маленькая. Фактически они дают экологическую оценку территории»,— объясняет Михаил Калякин. В 2016 году вышел первый «Атлас птиц города Москвы», над которым шесть лет работали 500 человек. Ученые свидетельствуют, что численность популяций пернатых в столице последовательно снижается.

Соловьев в Москве за последние 10 лет стало на 30% меньше, их численность в семи главных парках оценивают в 100–110 птиц. Соловей — яркий пример происходящего в городе, говорит Ксения Авилова: он лучше всего изучен, к человеку толерантен и живет там, где минимально соблюдены его потребности. Птица массово гнездилась по всему городу — когда-то Москву называли соловьиной столицей мира.

Исследования показали: в 2016-м в Лефортовском парке и долине Яузы соловьев не обнаружено, хотя в 2008–2011 годах они там гнездились.

Там, где птицы еще остались, их численность упала, особенно — в Царицынском, Измайловском парках, на Воробьевых горах и в Коломенском. В Царицынском — в два раза (до 23 птиц) к 2006 году; в Коломенском — в 1,6 раза (не более 20 птиц).

Главная причина исчезновения и сокращения — благоустройство парков. Замена разнотравья — а в парках его формировало 32 вида растений — моно- или рулонным газоном. Уборка листвы — соловьи в основном обитали там, где не была убрана прошлогодняя листва. Вместо тропинок уложили плитку и асфальт — заасфальтированные участки птицы не полюбили. Трава подстрижена газонокосилками. Стрижка нижних ветвей кустов, уборка веток — по сути, уничтожение нижнего и среднего яруса растительности. «Пока у нас не косили вдоль рек, на склонах, пока было разнотравье — было очень красиво в городе, а сейчас уныло, безжизненное пространство, эта обстановка угнетает, она вредна не только экологически, но и морально-психологически»,— замечает Ксения Авилова.

Самая зеленая столица

Если сравнить официальные данные о количестве зеленых насаждений в Москве с теми, которыми располагают биологи, то может возникнуть ощущение, что речь идет о разных городах. Так, по сведениям Мосприроды, российская столица — очень зеленый город. «54,5% от площади “старой” Москвы занято зелеными насаждениями, и Москва является самым зеленым мегаполисом мира»,— сообщила «Коммерсанту» пресс-служба департамента. На человека приходится 40 кв. м зеленых насаждений. Это, подчеркивает ведомство, в два раза превышает европейские показатели.

В Европе, впрочем, с этим не согласны. В Вене, названной в 2015 году журналом The Economist самым благоустроенным городом Европы, зеленые насаждения занимают 51% городского пространства — на снимках Google видно, что город утопает в зелени. Еще более зеленым выглядит из космоса Хельсинки, идущий в рейтинге The Economist вторым.

Многие районы российской столицы ни с воздуха, ни с земли такого впечатления не производят. «Москва считается довольно зеленым городом. Но площадь зеленых территорий распределена очень неравномерно. Сюда входит тот же лесопарк “Лосиный остров”, который занимает 10% города, но распределяется на всех»,— объясняет Артем Паршин.

Карта плотности зеленых насаждений, опубликованная в 2014 году в «Атласе птиц города Москвы», подтверждает, что статистику улучшают парки и лесопарки, а большие территории остаются «лысыми».

По данным «Гринпис России», в среднем на одного жителя Москвы приходится 31 кв. м земли, покрытой деревьями и кустами, что немало, но это «средняя температура по больнице». По данным организации, хуже всего дела обстоят в Новокосино и Марьино — 3,1–3,8 кв. м; в 63 районах из 125 на каждого жителя приходится меньше 25 кв. м. Впрочем, многое зависит от того, как и что считают. Так, по словам Ксении Авиловой, самый экологически бедный в столице — Северный округ: там на человека приходится 5 кв. м травы, кустов и деревьев.

Столичное правительство с такими выкладками не согласно. «В Москве с 2011 года по настоящее время было высажено около 430 тыс. деревьев и 3,6 млн кустарников,— сообщает пресс-служба Мосприроды.— Кроме того, с 2011 года было проведено благоустройство более 700 га площадей, с высадкой зеленых насаждений. А на площади в 17 тыс. га, занятой особо охраняемыми природными территориями, постоянно проводятся мероприятия по восстановлению древостоя».

Разница в цифрах объясняется в числе прочего, как уже отмечалось, различиями в методиках учета. «Кто-то считает в Москве только насаждения общего пользования — это одна цифра. Другие исключают дворовые территории. Все страшно запутано»,— объясняет Ксения Авилова. Более того, указывает биолог, в подсчеты стали включать Новую Москву: «А она дает колоссальный рост всех показателей — по чистоте атмосферного воздуха, по воде, по зеленым насаждениям. Поэтому у нас замечательный рост всех благ».

Лицом к кольцу

Опрошенные “Ъ” специалисты уверены: зелени в Москве с каждым годом становится меньше. «У нас за последние 10–12 лет 800 га зелени исчезло,— рассказывает Авилова.— Колоссальная убыль. А прибавления никакого. В промзонах обещали открыть парки, но ничего не образуется». Фактически исчез лес размером с Куркино.

Цифры «Гринписа» похожи: по его данным, в Москве за последние 14 лет площадь зеленых насаждений уменьшилась на 636 га. Представители Мосприроды в этих цифрах сомневаются — по их мнению, данные «требуют проверки и уточнения».

Уходящая натура

Тем временем в Кусково вырубили 20 га леса, на Воробьевых горах — положили плитку. Каждый ее квадратный метр — это уничтоженный растительный покров, а вместе с ним все живое.

«Катастрофических потерь пока не отмечаем,— поясняет Ксения Авилова,— но пространство сжимается до природных островов, которые постоянно обедняются. Красная книга Москвы не уменьшается. Дальше мы будем вычеркивать целые виды».

Экосистемы в столице деградируют, говорит Артем Паршин из «Аптекарского огорода», потому что нарушен принцип экологических коридоров, по которым могут двигаться живые организмы. Это парки, аллеи, соединенные друг с другом, чтобы белки, ежи, насекомые, растения могли перемещаться и размножаться, тогда возникают устойчивые природные сообщества. У нас же это фрагментированные экосистемы, закупоренные в анклавы. «Допустим, есть 10-полосная МКАД, в районе “Лосиного острова”. И толку мало, что по обеим сторонам от нее парк. Лось МКАД не перейдет, бабочка не перелетит»,— поясняет Паршин. Такими же барьерами выступают жилые массивы, трассы, через которые еж не пройдет и белка не перебежит.

Генплан 1935 года предусматривал так называемые зеленые клинья. Более или менее идея была реализована по линиям «Лосиный остров», «Сокольники», Ботанический сад МГУ и Тропаревский парк, долина реки Сетунь, Воробьевы горы, Нескучный сад, парк Горького и «Музеон». Но природных коридоров между ними так и не появилось. Из-за этого разнообразие видов даже в тамошних сообществах падает. «А чем разнообразнее сообщество, тем оно лучше защищено,— поясняет Артем Паршин.— Больше возможностей для маневров и адаптации к меняющейся ситуации». Сегодня эти коридоры теоретически можно наладить, говорит директор Зоомузея МГУ Михаил Калякин и подчеркивает: «Правильно привязывать их к речкам». На практике — берега рек часто заняты.

Главная проблема, считает Калякин, в том, что охраной природы в Москве занимаются далекие от ее проблем люди: «Профессионалов по этой теме среди руководителей в департаменте охраны природы нет. Как и в Минприроды, где среди руководителей от уровня начальников отделов и выше нет ни одного человека с биологическим образованием». А все инициативы, с которыми биологи выходили в департамент, не принимаются в расчет. «Люди, которые за это отвечают, безразличны к проблемам экологии. Им мнение профессионалов неинтересно»,— говорит Калякин.

Пилить, косить, зарабатывать

«Не пилите абрикос. Он единственный на район» — дословно такое объявление повесили на дереве у дома на Крылатской улице. Дерево растет в палисаднике, ни жителям, ни прохожим, ни электропроводам — не мешает. Но коммунальщики уже поспешили спилить боковые ветви.

Это общегородская практика: с помощью так называемого кронирования у деревьев и кустарников спиливают сухие ветви, придают им декоративную форму. Действовать тут нужно со знанием дела, не перебарщивая. Но горожане часто жалуются, что коммунальные службы пилят, как заблагорассудится. «Кронирование — одна из причин ухудшения биоразнообразия,— уверена Ирина Новожилова из центра “Вита”, обеспокоенная проблемами в своем районе на юге Москвы.— На гостендеры явно выходят организации, которые предлагают самые экономные варианты по обрезанию. И тупо спиливают половину дерева. Никто не церемонится».

Это же касается и травы, и газонов, которые безостановочно косят и стригут городские хозяйственные службы. «Убедительно прошу вас прекратить систематическое, бессмысленное уничтожение лугового газона, непосредственно примыкающего к д. №14 по улице Староалексеевская,— написал в конце мая в управу Андрей Алейников, местный житель (копию письма он опубликовал в Facebook).— Уничтожение природы лишает людей возможности наслаждаться ее красотой и тем самым наносит непоправимый вред душевному и физическому здоровью обитателей мегаполиса».

В ГБУ «Жилищник» Алексеевского района, рассказывает Алейников, пообещали дать официальный ответ через две недели. «Ясное дело, что к этому времени от газона ничего не останется!»— уверен он. Неофициально представитель местной управляющей организации, отвечающей за стрижку травы, объяснила борцу за разнотравье, что «за непокос травы ГБУ штрафует на 500 тыс. руб.».

Парки собянинского периода

Сумма штрафа преувеличена, но по сути — все верно. Как пояснила пресс-служба Мосприроды, еще в 2002 году мэрия решила: если трава на газоне у жилых домов выросла до 6–9 см, ее нужно скосить до 3–5 см (постановление столичного правительства №743). Косить газон следует раз в десять дней. Иначе штраф: организациям, курирующим высоту травы, 300 тыс. руб.; руководителям этих организаций — 40–50 тыс. руб.

А для тех жителей, которые против регулярного покоса, у мэрии есть «Активный гражданин», но большинство участников опросов на этом электронном сервисе — за. Вы, что, против народа?

«Люди, которым доверено управлять городом, должны понимать, что простым голосованием это не решается,— считает Михаил Калякин из Зоомузея МГУ.— Пускай собирают мнение жителей и профессионалов, но мнение профессионалов должно весить в 10 раз больше. Чтобы научный подход возобладал. Объяснять мы пытались это неоднократно, но, очевидно, все связанно с коммерческими интересами. Жилищные конторы яростно стригут и метут, объяснить, что это вредно, не получается».

Благоустройство московской природы — дело, судя по всему, недешевое. В 2016 году столичные власти и учреждения потратили на это из бюджета более 2 млрд руб., подсчитал проект «Антирутина» данные госзакупок на портале zakupki.gov.ru. В расчет принимались только два типа госзакупок: старый ОКПД под номером 01.41.12 («посадка, содержание декоративных садов, парков и кладбищ») и ОКПД новый, 2015 года,— 81.30.10 («услуги по планировке ландшафта»). Сюда входит обрезка деревьев и кустов, стрижка травы, установка рулонных газонов в парках, аллеях, на придомовых территориях. Больше всего на озеленение и природное благоустройство потратила в 2016 году Мосприрода — 1,34 млрд руб. Третье место, пропустив вперед Московский государственный объединенный музей-заповедник «Коломенское», заняло ГБУ «Жилищник» района Хамовники, потратившее на уход за природой более 100 млн руб.

Еще больше — 8 млрд руб.— столичные власти израсходовали в 2016 году на расчистку территорий, в том числе от трав, кустов и деревьев, а также на ее благоустройство (сюда, впрочем, входит покрытие плиткой, асфальтом, установка игровых площадок и прочее, которые составляют значительную часть затрат). В расчетах, проведенных «Антирутиной», учитывались два ОКПД: 45.11.12 и 43.12.11 («работы по формированию и расчистке строительного участка» и «работы земляные»). Больше всего на эти работы потратила дирекция заказчика жилищно-коммунального хозяйства и благоустройства (ЖКХиБ) Центрального округа — 517 млн руб., на втором месте дирекция ЖКХиБ Южного округа — 400 млн руб., третьей с 388 млн руб. идет Мосприрода.

На что идут средства? Например, в прошлом июне ЖКХиБ ЦАО заказала благоустройство все тех же Хамовников за 34,6 млн руб. На эти деньги ООО «Стен» должно было предоставить, в частности, почвогрунт и семена трав (к слову, родственных и не способствующих биоразнообразию). А всего ООО «Стен» получило в 2016 году контракты от управ Центрального района и ФСБ на 300 млн руб. О столичной природе заботятся не только городские власти, но и федеральные учреждения, службы и ведомства, расположенные в Москве. С учетом этого затраты на благоустройство и озеленение города в 2016 году составили, по подсчетам «Антирутины», уже астрономические 10,5 млрд руб.