Россия стала страной номер один для инвесторов, вливающих деньги в развивающиеся рынки. Именно этим объясняются сильные позиции рубля в настоящий момент. Об этом в интервью «Коммерсантъ FM» заявил министр экономического развития Максим Орешкин. В специальной студии радио новостей на Петербургском экономическом форуме с ним беседовали обозреватели Олег Богданов и Дмитрий Дризе.
Фото: Петр Кассин, Коммерсантъ / купить фото
Дмитрий Дризе: Девизом этого форума можно считать фразу о том, что президент «заболел» цифровизацией. Наверное, уже даны указания правительству, в том числе и вашему министерству. Есть ли уже какая-то конкретика, что с сегодняшнего дня меняется в нашей жизни?
Максим Орешкин: На самом деле, по программе цифровой экономики правительство работает уже с послания президента прошлого года. В декабре было дано поручение, разрабатывались программы, у нас есть даже специальное направление – «умная экономика». О чем идет речь? В первую очередь — о создании прочного фундамента. Нужно законодательство, инфраструктура, все, что связано с безопасностью — то, что будет обеспечивать фундамент для роста частного бизнеса и проникновения цифровых технологий в разные отрасли.
Главное — это создать фундамент. В каждой отрасли правильное законодательство, правильная инфраструктура означает, что может развиваться бизнес. Другой вопрос, в каких областях эффект для российской экономики может быть максимальным. Вот есть пример Alibaba в Китае, что позволило каждому конкретному производителю, где бы он ни находился, оказаться гораздо ближе к потребителю – платформа электронной торговли, на которую каждый производитель может выйти, представить свой товар, а доступ к этой информации окажется у каждого потребителя.
Олег Богданов: Технологии позволяют собирать big data — большой блок информации, анализировать ее, а с учетом внедрения того же блокчейна – управлять этими системами. Это фантастически звучит, но реально уже это можно потрогать, эти вещи работают.
Максим Орешкин: С этой точки зрения в российской экономике есть гораздо более интересный источник big data — это та онлайн-система контрольно-кассовой техники, которую сейчас внедряет Федеральная налоговая служба. Внедрение закончится к 1 июля 2018 года. Это будет большой переворот с точки зрения мониторинга. Здесь надо смотреть гораздо шире, это не вопрос исключительно налоговой системы. Например, мы сейчас думаем, как сделать российскую статистику более эффективной, более гибкой, собирать более качественную информацию с меньшей нагрузкой на предприятия.
Олег Богданов: Чтобы она была репрезентативной?
Максим Орешкин: Бесспорно. Данные, которые пойдут из онлайн-ККТ, статистическое ведомство сможет использовать. Соответственно, здесь не нужно ни людей, которые будут собирать эту информацию, это все идет в автоматическом режиме. Статистика цен, ряд других статистических данных может быть взята из этих систем.
Олег Богданов: А как оценить эффект? Сколько это даст процентов к росту?
Максим Орешкин: Электронная торговля, логистика, логистика — это тоже очень важно. Нужно не только знать о том, что есть в какой-то точке страны производитель. Важно, сколько будет этот товар ехать от этого производителя до конкретного потребителя. Переход на цифровые технологии в вопросах отчетности — это упрощение, это тоже снятие нагрузки на бизнес. Все это вместе будет давать кумулятивный эффект. У нас есть наш целевой прогноз, который предполагает выход на темпы 3,5 и выше за период до 2020 года — это как раз то, на что надо будет ориентироваться.
Олег Богданов: Это ведь неинфляционные драйверы роста?
Максим Орешкин: Да.
Олег Богданов: И инфляция может оставаться низкой, и рост высокий.
Максим Орешкин: У нас как раз весь план, который подготовлен правительством — это структурные реформы, там нет идей типа «накачать все деньгами» и так далее, это именно структурные изменения, цифровизация отдельных отраслей. Это же не только то, что я назвал, это же и образование…
Про инфраструктуру как раз тоже сегодня президент говорил в своем выступлении. Две новые программы, которые мы разрабатывали и сейчас к концу года будем внедрять в жизнь — надеемся, эффект здесь уже будет сильный в следующем году — это проектное финансирование, то есть это инвестиции в новые объекты промышленности и реальной экономики.
Олег Богданов: А проекты есть?
Дмитрий Дризе: И что такое «реальная экономика» в этом понимании?
Максим Орешкин: Например, в промышленности у нас проектов очень мало. Много идей, но мало конкретных проектов — просчитанных, понятных, какое финансирование нужно, на каких этапах и так далее. Это не то, что государство сейчас здесь все будет заливать деньгами. Речь идет о создании условий для привлечения частных денег на финансирование этих проектов. Для того чтобы частный бизнес — банки, частные инвесторы, пенсионные фонды — понимали, что в этих проектах мало рисков, нужно их правильно структурировать с точки зрения их подготовки. Конкретика будет, когда это все заработает. Мы сейчас находимся как раз в стадии, когда начинается имплементация, детально прорабатываем эти проекты. Здесь будет и ВЭБ участвовать. Мы планируем эту всю историю вынести в июле, уже к осени она будет готова, будем ее запускать.
Олег Богданов: Соответственно, меняется способ регулирования экономики?
Максим Орешкин: Наша задача — менять. Например, очень активно работаем в Росреестре, который находится в ведении Минэкономразвития. Ведомство досталось с очень большим набором проблем. С каждым месяцем мы внедряем автоматизацию, технологии — отделяем возможность контакта заявителя и чиновника, все происходит в автоматическом режиме. Работаем с банками, чтобы обмен информацией автоматически производился по понятным алгоритмам.
Олег Богданов: Несмотря на то, что нефть теряет в цене, рубль идет в обратном направлении, он даже не слабеет.
Максим Орешкин: Надо понимать, какие факторы влияют сейчас очень серьезно на российскую валюту. Если мы посмотрим статистику последних месяцев, то, например, в марте приток иностранных денег в российские ОФЗ составил 200 млрд руб. за месяц. При том, что в принципе на развивающихся рынках настроения хорошие, в мировой финансовой системе, мы видим, что оценки риска находятся просто на минимальных значениях. На этом фоне мы видим, что еще среди традиционных конкурентов для России с точки зрения притока капитала — Турции и ЮАР — далеко не все в порядке. В Турции — инфляция 11%. В ЮАР — смена правительства тоже. Бразилию трясет несколько лет, она никак из этого выйти не может. Поэтому Россия стала просто номером один для инвесторов в развивающихся рынках, поэтому им такой мощный приток.
Олег Богданов: Но берут только ОФЗ, наших акций пока нет?
Максим Орешкин: В основном ОФЗ, на другие инструменты заходят. Но ОФЗ самый простой, самый понятный из них. Понятно, что, когда идет такой приток капитала, рубль просто не может быть слабым. Но понятно одновременно, что такие притоки капитала не могут сохраняться бесконечно. Любое изменение настроения на внешних рынках — чуть раньше, чуть позже — конечно же, приведет к тому, что фундаментально баланс на рынке изменится. Еще важно понимать, что по импорту идет тренд довольно активный с точки зрения его роста. И если наложить это на ту сезонность, которая есть у нас в платежном балансе, мы увидим, что в летние месяцы будет дефицит текущего счета. То есть для того, чтобы курс сохранялся на текущем уровне, у нас не только должен сохраняться приток капитала мощный, который есть сейчас, он должен усиливаться. Если этого не произойдет, будет определенная коррекция.
Дмитрий Дризе: К концу года что нам ждать?
Максим Орешкин: Смотрите, прогноз, который мы делали в апреле, не изменен. Мы говорили о том, что при $40 за баррель, если нефть вдруг бы упала туда, мы бы видели курс 67-68 рублей за доллар. При текущем уровне, при $50 за баррель — это 62-63. Это небольшой гэп, который наша модель показывает, зазор, вызванный временными факторами — быстрым притоком и сезонностью платежного баланса.
Дмитрий Дризе: Но был разговор о том, что правительство хочет уронить рубль.
Максим Орешкин: Абсолютно не так. Рубль у нас плавающий.
Олег Богданов: Я вот не могу в этой связи не вспомнить аналитическую заметку Центрального банка, которая недавно была опубликована, основной вывод повторю: девальвация рубля несет больше минусов для российской экономики, чем плюсов.
Максим Орешкин: России нужен крепкий рубль, я в этом абсолютно уверен. Это я говорю.
Дмитрий Дризе: Но вы тот чиновник, который сказал не доверять рублю.
Максим Орешкин: Я говорил о том, что текущий курс отклонился от нашего оценочного по понятным факторам, которые мы считаем временными. В апреле я именно это имел в виду. То, что я говорю сейчас: фундаментально
России нужен крепкий рубль, но это должен быть тот рубль, который Россия заслужила.
Он не должен быть вызван высокими ценами на нефть или притоками капитала. Он должен основываться на высокой производительности труда, на эффективности российской экономики. Поэтому России нужен крепкий рубль, но мы должны его заслужить.
Дмитрий Дризе: В чем держать деньги?
Максим Орешкин: Деньги нужно держать в российских рублях на депозитах. Покупать иностранную валюту только в том случае, если у вас планируются какие-то расходы соответствующие — если вы хотите поехать за границу или приобрести какой-то импортный товар.
Дмитрий Дризе: Одна из главных тем на форуме — предложенные президенту программы стратегического развития. Вот есть три конкурирующих программы – Алексея Кудрина, Столыпинского клуба и, собственно, правительства. Говорят, что три программы надо скрестить, взяв из каждой самое лучшее. Но применительно к экономике нельзя, наверное, скрещивать ничего, это кур можно скрещивать, а экономику как скрестить? Не будет ли у нас в результате никакой программы?
Максим Орешкин: Что делаем мы? Мы подготовили программу, там есть отдельные проекты, которые нужно реализовывать. Те проекты, которые находятся в высокой степени готовности, те, по которым есть консенсус, что их нужно реализовывать, мы просто запускаем. Мы не будем ждать какой-то программы, какого-то времени, мы все будем запускать по мере того, как у нас это будет готово, обговорено с экспертами, обговорено с обществом. Вот, например, те проекты, которые сегодня объявлял президент — и по проектному финансированию, по инфраструктурному строительству — это то, что аккуратно вынимается из программы и начинает внедряться в жизнь.
Мы живем в мире, который очень быстро меняется. Никакой программы не может быть, где было бы написано, что в ближайшие 15 лет мы должны сделать вот это и вот это, в 2023 году — вот это, а в 2025-м — вот это, и тогда в 2027-м наступит коммунизм. Мы понимаем направление, в котором мы движемся. Есть конкретные проекты, их нужно реализовывать. Не ждать, а сразу внедрять в жизнь.
Дмитрий Дризе: Все время пугают повышением налогов, изменением шкалы подоходного налога. Что думает Минэкономразвития по этому поводу?
Максим Орешкин: Мы считаем, что налоговая нагрузка не должна повышаться.
Олег Богданов: На население или на предприятия?
Максим Орешкин: О чем говорит Алексей Леонидович Кудрин? Что нужно потратить дополнительные расходы на образование, здравоохранение, инфраструктуру. Наш ответ: на инфраструктуру нужно не государству больше тратить и забирать через налоги, а привлекать больше частный капитал, создавать условия. На образование и здравоохранение в бюджете мы говорим о том, что надо искать внутренние ресурсы. А для того чтобы их найти, мы сейчас выстраиваем новую систему работы с государственными программами, чтобы иметь возможность ранжировать те расходы, которые есть, с точки зрения их прямого эффекта на те цели верхнего уровня, которые стоят. В госпрограммах сейчас 2400 целей.
Олег Богданов: А кто столько поставил?
Максим Орешкин: Кто-то поставил. Министерства работали, все активно работали – 2400 целей. Мы говорим, что в одной госпрограмме должно быть пять целей, не больше. И каждый проект, который внутри госпрограммы находится, должен быть оценен, сколько он стоит и какой эффект дает.
