Итоги масштабного социологического исследования, проведенного в год столетия революции 1917 года, привели экспертов к неожиданным выводам: разрыв исторической памяти ведет к бесконечному повторению одних и тех же ошибок, а жить с чистого листа опасно и для страны, и для ее граждан
Масштабное исследование Института социологии РАН, приуроченное к юбилею революции 1917 года, выявило у наших соотечественников гигантские изъяны в самой ценной сфере человеческих знаний — исторической памяти. Ну, например, 60 процентов опрошенных не знают, есть ли среди их предков те, кто во время революции и Гражданской войны поддерживал белых. И столько же не в курсе о пострадавших от террора в Гражданскую. О сталинских репрессиях в семейных хрониках имеют четкое представление лишь 53 процента опрошенных. 31 процент опрошенных утверждает, что их предки выиграли в результате прихода к власти большевиков, 29 процентов, напротив, отмечают, что проиграли. Остальные не в курсе, им об этом в семьях никто не рассказывал.
В своем подавляющем большинстве россияне мало знают о предках — это что-то вроде "родовой травмы"
Все эксперты, опрошенные "Огоньком", согласны: в своем подавляющем большинстве россияне мало знают о своих предках — это что-то вроде "родовой травмы" и преодолеть ее пока никак не получается.
Научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге Дмитрий Травин провел серию развернутых интервью с ровесниками — представителями поколения "семидесятников" (то есть людей, сформировавшихся в 1970-х), спрашивал, в частности, о семейной истории. У большинства собеседников в ней обнаружились огромные пробелы.
— Это, конечно, страх,— говорит эксперт.— Старшее поколение знало о родственниках за границей, о репрессированных, о чуждых социальных элементах, но предпочитало о них не распространяться. Например, мой отец неохотно упоминал, что нашей семье принадлежал доходный дом в Петербурге, наоборот, нужно было подчеркивать, что мы такие же, как все. Но в том и проблема, что молчание, по сути, разорвало историческую связь — истории забылись. Плоды этого разрыва мы и пожинаем сегодня.
— Многие просто боялись говорить о своих предках,— соглашается завкафедрой политологии Московской высшей школы социальных и экономических наук (МВШСЭН) Василий Жарков.— Моя 80-летняя бабушка впервые рассказала, что среди женихов ее старших сестер были офицеры армии Колчака, лишь в июле 1991 года. Я часто думаю о ее судьбе: каково это, подростком встретить советскую власть и дожить до первых свободных лет лишь под конец жизни...
О "плодах" разрыва в исторической памяти стоит сказать отдельно. Эксперты предупреждают: незнание истории ведет к бесконечному повторению одних и тех же ошибок. И поясняют: если бы сограждане знали от своих дедов или прадедов, как жили люди до революции, как упал их уровень жизни после 1917-го или как советские семьи затронули сталинские репрессии, сейчас было бы меньше пустых фантазий о советской эпохе.
— Вряд ли мы бы слышали о Сталине как об эффективном менеджере или о том, что индустриализацию делали на голом энтузиазме, а вовсе не потому, что просто изъяли ресурсы у крестьянства,— говорит Дмитрий Травин из Европейского университета.— У нас была бы "прививка" от мифов, а сейчас ее просто нет.
По словам эксперта, у России сегодня как бы три истории: одна объективная, которой занимаются профессионалы-историки, другая — история памяти простых людей. И, наконец, еще одна, которая формируется властью: это мифы и отрывочные факты, интерпретируемые с точки зрения государственных задач.
— Раньше был миф о великом Ленине, сейчас — миф о великом Сталине. Раньше был миф о том, что царизм плох, теперь о том, что Россия — это непрерывная великая империя, от князя Владимира и Александра Невского через Петра и Сталина к нынешней власти. Ленин, якобы засланный Германией, и Горбачев, якобы "подсунутый" Америкой, из этого ряда выпадают... — разводит руками Дмитрий Травин.
И все же есть просвет: похоже, именно сейчас у россиян наконец стал появляться массовый интерес к прошлому, сегодня в генеалогические центры и архивы выстраиваются очереди из желающих что-то узнать о своей семье. Только в Москве насчитывается около 10 таких центров, а на популярный интернет-ресурс по генеалогии заходит более 700 тысяч человек ежемесячно — душа просит!
— Недавно коллеги по заказу Вольного исторического общества сделали соцопрос, используя метод глубинных интервью,— рассказывает Василий Жарков из МВШСЭН.— Оказалось, интерес к семейной истории в последнее время сильно вырос, и это не только причуды топ-менеджеров, бум среди совершенно обычных людей, пусть и меньшинства, но зато активного. Похоже, россияне, начинают привыкать к жизни в относительно нормальном, по сравнению с советским, обществе, где не нужно бояться собственных анкетных данных и на личную свободу человека, его семейную жизнь пока никто всерьез не покушается. Сказывается наступающий поколенческий разрыв: страх, который был у советских людей, притупился, а знаний о прошлом своей семьи немного. Вот и возник интерес к прежде нетронутому ресурсу — семейной памяти, личным историям. Возможно, таким путем мы в итоге сможем преодолеть накопившиеся исторические травмы. Однако быстро это не случится: наше прошлое было настолько сложным и неоднозначным, жертвы и палачи в нем так переплелись, что должно пройти еще какое-то время, прежде чем все затянется.
Позитивная новость, как отмечают эксперты "Огонька", еще и в том, что жить, как раньше, боясь собственных предков, уже не хотят даже самые активные сторонники "твердой руки" и в целом советского времени, на публике они все за Сталина и Грозного, а в частной жизни — за условного Горбачева...
Детали
Карта памяти
Начинания, которые помогают нам вспомнить свое прошлое или хотя бы его не забывать
"Подвиг народа"
Этот проект, запущенный одним из департаментов Минобороны в 2010 году, успели назвать беспрецедентным: в открытую электронную базу данных были выложены архивные документы, касающиеся Великой Отечественной войны. Масштаб проекта можно оценить по следующей статистике, приведенной на его сайте: только в 2015 году там было опубликовано 6 млн личных наградных листов, оформленных за оборону, взятие и освобождение городов и территорий, 12,5 млн записей дополнены местом и датой совершения подвига, выявлено 500 тысяч неврученных героям наград... Сейчас у проекта появилось "продолжение" — крупный портал "Память народа".
"Последний адрес"
Еще один масштабный проект, восстанавливающий историческую память, посвящен одной из самых драматичных страниц XX века — политическим репрессиям в советские годы. Суть его проста: на том или ином доме, откуда увезли репрессированного, устанавливается небольшая памятная табличка с указанием имени человека, профессии, года рождения, а также датами ареста, расстрела и реабилитации. Корни идеи — в акции "Камни преткновения" немецкого художника Гюнтера Демнига. Это он придумал устанавливать знаковые камни в память о жертвах нацизма: цена каждого камня — 120 евро, их "встраивают" в мостовые и тротуары перед домами жертв, а сами надписи выгравированы на латунных пластинах.
"Моя родословная"
Целый цикл телепрограмм популяризирует идею поиска своих корней, помогая сделать это известным людям. Формат является аналогом британской передачи "Родословная семьи", которую раскручивали известный телеведущий Джереми Кларксон, актер Стивен Фрай, политик Борис Джонсон. В отечественном цикле за три года его существования героями стали наши знаменитости — от Лизы Боярской до Андрея Макаревича. Интересно, что благодаря программе зритель смог увидеть не только то, как ищут историю семьи в архивах или на местах, но и, скажем, узнать, как это делают с помощью генетических исследований.
Экспертиза
Смена вектора
Владимир Петухов, руководитель Центра комплексных социальных исследований Института социологии РАН
Мы заметно проигрываем другим странам в том, что касается семейной памяти: например, многие французы знают своих предков вплоть до XIII века. Даже в Германии с ее нацистским прошлым память о предках не прерывалась. У современного поколения россиян эта память локализована в основном периодом советской власти, и она фактически рвется на третьем поколении. Отец — дед — прадед, а дальше пустота...
Разумеется, дело не только в советском времени. Россия на три четверти была крестьянской страной, многие не умели писать, так что не сохранилось ни артефактов о прошлой жизни, ни памяти о предках. Есть ли перемены к лучшему? Не знаю... Мальчики на немецких машинах с наклейками "На Берлин" и "Можем повторить" подтверждают скорее обратное. В семье, где говорили о войне, такого никогда себе не позволят. Но и тут есть поводы для робкого оптимизма: все-таки интерес к корням у нас постепенно растет.
После революции многие были вынуждены скрывать свою родословную, а в 1990-е, напротив, стали ее открывать — произошла смена вектора, от истории государства к истории семьи
Что касается исторический памяти общества в целом, то здесь есть несколько парадоксов. Ну, например, в российском массовом сознании история сегодня делится как бы на два периода: дореволюционный, который мы знаем только по книгам и воспринимаем как глубокую древность, и советский. По сути, историю разделила революция. Так вот советский период до сих пор вызывает эмоции и провоцирует конфликты. Однако если до 1991 года доминировала государственная интерпретация тех событий, то сегодня она становится все более личностной, и это тоже одна из позитивных тенденций. После революции многие люди были вынуждены скрывать свою родословную, а в 1990-е, напротив, стали ее открывать — произошла своего рода смена вектора, от истории государства к истории семьи. Это важный разворот, который еще предстоит осмыслить.
Интересно, что одновременно в нашем обществе уходит категоричность в оценке тех давних революционных событий. Мы уже не делимся жестко на условных красных и белых, растет понимание, что и те, и другие хотели блага для страны, просто по-своему. И здесь я даже готов поддержать примирительную концепцию нашей власти: сегодня есть гораздо более острые темы, которые нас разделяют, чем условный "пломбированный вагон". Если коротко, то идеологический раскол, свойственный минувшей эпохе, не воспроизвелся в нынешней. И это, на мой взгляд, повод для оптимизма.
Цифры
Большинство россиян плохо знают об участии своих предков в ключевых событиях XX века
Брифинг
Григорий Юдин, социолог, профессор Московской высшей школы социально-экономических наук
Людям, конечно, важно величие страны, но им важно также, например, кем были их предки. И чем дальше, тем становится важнее. По итогам нашего исследования видно, что этот интерес начал возникать в конце 1980-х годов, когда стало относительно безопасно интересоваться своей семейной историей... Когда ты начинаешь узнавать свою историю, выясняется, что одни твои предки пострадали от репрессий, другие воевали по разные стороны фронтов во время Гражданской войны, третьи мучились от царской власти, четвертые, наоборот, преуспевали. Возникает другой пласт отношений с историей, который параллелен государственному мифу.
Михаил Пиотровский, директор Эрмитажа
Историю надо знать. Тем более сейчас, когда появилось столько разных ее трактовок. Людям стало интересно: а как все было на самом деле? Вот почему так нужны исторические выставки: в музее, где вещи подлинные, особо не насочиняешь. Все наглядно — смотри, изучай, читай. Но нынешний интерес к истории уже, можно сказать, зашкаливает. Он чересчур нездоровый и несдержанный. Все пытаются перекричать друг друга и отыграть прежние сражения. Это войны памяти, которые затмевают нам истину. Появляется ощущение, что история — не наука, а поле для битв в настоящем и будущем.
Лидия Савельева, профессор, прямой потомок А.С. Пушкина
— Сегодня люди ищут документы, составляют родословные. Это глубокий интерес или мода?
— Если это на семейном уровне, какая же это мода? Не может вырасти человек без корней. Что же это, когда в уходящей в вечность цепочке известны всего два-три поколения... Все знают, что Пушкин в девять лет написал стихотворение на французском языке, оно опубликовано. А в семье знают и стишок, сочиненный им в четыре года: "Сашино пузо просит арбуза, Сашиному пузу арбуза не дают". Его нет ни в одном собрании сочинений, но из уст в уста оно передается... Очень ценю такие ароматы эпохи. Восстановить их иначе, чем через семью, невозможно.