|
Островок сладкой жизни |
Сахарные парадоксы
Сладкое у нас всегда любили. Есть даже версия, что большой интеллектуальный потенциал советских граждан был следствием высокого содержания в их рационе сахарозы, непосредственно участвующей в обменных процессах головного мозга. Индийцы, кстати, тоже любят сахар и тоже потребляют его больше 30 кг в год из расчета на душу населения. Недаром российские и индийские шахматисты — лучшие в мире.
С другой стороны, работать на сахарном производстве в советские времена считалось крайне непрестижным, и сахарные заводы всегда испытывали большой дефицит кадров. Между тем, если верить автору Бутакову из журнала "Сахар", завод по выпуску этого продукта "воспел еще классик". А. С. Пушкин в стихотворении "Зима. Что делать нам в деревне?.." посвящает сахарному производству следующие строки: "Иду в гостиную, там слышу разговор / О близких выборах, о сахарном заводе". Автор делает вывод, что в отличие от всех прочих "Пушкин разглядел важность этой экономической сферы".
 |
| Фото: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ |
| Производство российского рафинада начинается на складе с бразильским сахаром-сырцом |
Окончательно запутал меня гендиректор Краснопресненского сахарорафинадного завода (бывший завод имени Мантулина) Виктор Мосин. Оказалось, что предприятие одним из первых в России предпочло сахарной свекле сахар-сырец, который получают из сахарного тростника. Это не мешает руководителю завода входить в совет Союза российских сахаропроизводителей — организации, критикующей производителей сахара за отказ от родной свеклы.
— Ничего удивительного,— улыбается генеральный директор.— Сейчас все объясню. Включайте диктофон.
Лекарство от патриотизма
Собираясь на завод, который по старой памяти называют Мантулинским, я почему-то был уверен, что Мантулин — это знатный сахарозаводчик времен царской России. Но оказалось наоборот.
— Это, так сказать, революционер,— открыл мне глаза Виктор Иванович Мосин.
В 1905 году компрессорщик сахарного завода Мантулин пытался подбить коллег-рабочих на сопротивление казакам, за что и был ими расстрелян напротив проходной завода, аккурат у входа в нынешнее здание Краснопресненского военкомата. После переворота 1917 года Мантулин был причислен к лику героев, а его именем назвали завод.
— Но по современным меркам он же не революционер совсем, а... кто? — директор как бы подводит сам себя к правильному ответу.
— Да, кто?
— Бандит! Мы сейчас слово "Мантулин" из названия завода убрали, но оставили музей Мантулина, и на вывеске при въезде тоже до сих пор висит: "Имени Мантулина". Так, на всякий случай...
— Да, мало ли какие времена вернутся,— пытаюсь я закончить мысль директора.
 |
| Фото: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ |
| Цепь технологических манипуляций превращает сахар сперва в жидкость, потом в песок и лишь затем в кубики рафинада (слева, справа, внизу) |
 |
| Фото: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ |
— Да нет, дело не в этом! — поправляет Виктор Иванович.— Вдруг он на самом деле хороший человек?
В общем, Мантулин, как выяснилось, прямого отношения к российскому сахарному делу не имеет. Своим становлением оно обязано немцу Маркграфу. Два века назад он всерьез озаботился сырьевой независимостью своей родины. Маркграфа насторожил тот факт, что сахар германская промышленность получала из привозного тростника. Тростник в Германии не рос, но зато росла свекла, которая, уступая по содержанию сахарозы заморскому сырью, была неприхотлива в культивировании. Несколько лет работы Маркграфа дали миру такие устройства, как сахарный диффузор и свеклонасос, способные в промышленных масштабах перерабатывать свеклу на сахарозу. Спустя несколько десятилетий немцы от массового употребления сахарной свеклы отказались: технология Маркграфа оказалась очень затратной. Но в России свекольно-сахарная идея прижилась.
В конце 1980-х годов отечественная сахарная промышленность 80% сахара (песка и кускового рафинада) производила из сахарной свеклы, а 20% — из кубинского тростника. Оставшись в начале 90-х без госдотаций, свекловичное производство стало медленно загибаться. Вместе с ним загибался и Мантулинский завод. Но, как говорит его гендиректор, "сиди не сиди, а начинать когда-то надо". И в 1995 году предприятие за $1,5 млн купило английскую линию по переработке тростникового сахара-сырца. С тех пор оно перестало быть убыточным. Но не было месяца, чтобы отечественное аграрное лобби не упрекнуло "некоторые отечественные заводы" в нежелании поддерживать отечественного производителя сахарной свеклы.
 |
| Фото: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ |
— А вот специалистов на завод действительно по-прежнему не заманишь,— говорит Мосин.— Вот недавно Экспоцентр (он находится через дорогу.— "Деньги") переманил у нас двух квалифицированных сотрудников. Ушли на выставку уборщиками — говорят, что там больше платят.
— Зарплату не пробовали повысить?
— Средняя зарплата по заводу — 7 тыс. рублей. Для производства это нормально.
Прибыль позволила собственникам предприятия купить единственного конкурента — Тульский рафинадный завод и спокойно планировать дальнейшую рыночную экспансию. Однако для начала завод решил освоить выпуск полузабытого колотого сахара-рафинада. Раньше, если кто помнит, он продавался в картонных коробках по 500 г или в виде конусов, завернутых в синюю бумагу. Сахарозы в нем, как и в обычном формованном рафинаде,— 99,9%, но плотность колотого сахара выше, хотя цвет не такой белый. Новый продукт имел ошеломляющий успех — особенно в северных регионах. В Санкт-Петербурге, например, по оценке заводских маркетологов, колотого рафинада сегодня продается столько же, сколько и обычного, формованного.
Другим руководством к действию для мантулинцев послужило отсутствие в стране производителя жидкого сахара. Этот продукт используется в основном в хлебопекарной промышленности (скажем, в буханке "Бородинского" его ровно 4%), а также при выпуске безалкогольных напитков. Переговорили с хлебопеками. Те были готовы закупать жидкий сахар на стороне, а не варить его на
 |
Земля под рафинадным заводом действительно дорогая, но сдавать в аренду нечего: все занято производством. Зато есть те, кто хочет выкупить территорию завода целиком. Это застройщики, возводящие по соседству комплекс "Москва-Сити". На заводе говорят, что однажды их уже было решили выводить за пределы города и даже собственники уже вроде бы были готовы получить за это компенсацию, но потом столичное правительство передумало и постановило до 2010 года завод не трогать.
— Правда, есть один такой Проектный институт планировки Москвы,— говорит Виктор Иванович.— На всех его макетах мы до сих пор значимся как Французский квартал на берегу пруда. А на месте нашего главного производственного цеха — физкультурный комплекс и автостоянка.
Сладкими тропами
Черная густая, липкая масса приветствовала наше появление грозным клокотанием, которым сопровождалось выделение в атмосферу неизвестных газов.
Я спокоен: рядом директор по производству Владимир Александрович, который знает, как обращаться со зловещей субстанцией. Он погружает в нее указательный палец — субстанция покорно вздыхает. Владимир Александрович любуется пальцем.
— Вот, посмотрите. Здесь вся таблица Менделеева! Попробуйте,— с прямо-таки дьявольской интонацией соблазняет меня Владимир Александрович.
 |
| Фото: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ |
| Обеспечив обе столицы рафинадом, Виктор Мосин решил сделать ставку на жидкий сахар |
Все-таки в цехе мне как-то спокойнее. На термометре +49 С°. Пот катит ручьями.
— А ну-ка марш на рабочее место, а то отниму вентилятор!
Это Владимир Александрович застукал сотрудницу, которая отошла к окну подышать воздухом с улицы. Вентилятор стоит прямо у цилиндров с сиропом, работает во всю мощь, но толку от него немного.
— Берите его скорее! — это директор говорит уже мне. У Владимира Александровича на ладони только что отформованный кубик рафинада: — Скорее! Вот он, смотрите, какой чистый, какой правильной формы!
Я беру сладкий кусочек, и он буквально взрывается у меня в руке. Кубик еще не успел остыть — достаточно его слегка сдавить, и мелкие спрессованные сахаринки разлетаются в разные стороны. Директор, довольный, смеется: "Это мой маленький прикол".
Уже на упаковочном конвейере Владимир Александрович предлагает мне попробовать остывший продукт. Я отказываюсь от десерта и вспоминаю, как, будучи старшеклассником, случайно наткнулся на архаичную прибаутку: "'Как сладки гусиные лапки!' — 'А ты их едал?' — 'Не едал, но мой дядя видал, как их барин едал'". Сладкое я не любил уже тогда.