Россия не относится к приоритетам внешней политики Франции, полагает директор Французского института международных отношений (IFRI) Тома Гомар. В интервью корреспонденту “Ъ” Галине Дудиной он рассказал, почему от Парижа не стоит ждать прорывных инициатив по пересмотру минских договоренностей и как будут выстраиваться связи с Россией и другими странами при президенте Эмманюэле Макроне.
Фото: Ъ
— После президентских выборов во Франции прошло уже почти два месяца, и Эмманюэль Макрон успел получить контроль над парламентом. Ясно ли, как будет строиться его внешняя политика?
— Пока о приоритетах президента можно судить по первым шагам в области дипломатии: вначале Эмманюэль Макрон съездил в Германию и посетил французских военных, проходящих службу в Мали, потом принял премьер-министра Италии и встретился с коллегами по НАТО и «семерке». Затем — в Версале с Владимиром Путиным, в Париже — с Нарендрой Моди, и наконец, на этой неделе на полях встречи «двадцатки» запланированы его переговоры с Си Цзиньпином.
Приоритет, несомненно, отношения с ФРГ, а главное — желание перезапустить европейский проект, добиться большей интеграции стран—участниц еврозоны, придерживаясь подхода «Европы разных скоростей» (хотя официально такая формула и не озвучивается). При этом для углубления евроинтеграции самой Франции понадобятся серьезные структурные реформы — прежде всего реформа Трудового кодекса, с тем чтобы сделать французский рынок труда более гибким.
— Получается, что даже с точки зрения внешней политики отношения с Россией — второстепенный вопрос?
— Именно так. Ключевыми остаются традиционные направления французской внешней политики. Их три (и российское к ним не относится). Первое — особые отношения с США, которые сложились с 1917 года и сохраняются по сей день. Очередное свидетельство тому — приглашение Дональда Трампа на традиционный военный парад в Париже 14 июля.
— Почему вы говорите о 1917 годе как о точке отсчета?
— После того как США объявили войну Германии, получилось, что Франция начала Первую мировую в союзе с Россией, а вышла из войны — уже в трансатлантическом альянсе с Великобританией и США. И за сто лет этот альянс только укрепился — в том числе в военной и ядерной сфере. Впрочем, как сейчас будут строиться отношения с Вашингтоном, еще предстоит понять: скажем, выход США из Парижского соглашения по климату вызвал серьезную озабоченность во Франции.
— Накануне выборов многие эксперты сомневались, пойдет ли на пользу Эмманюэлю Макрону поддержка со стороны Барака Обамы и не сочтут ли избиратели излишними его симпатии к США. Нет ли здесь риска для президента?
— Такое видение продиктовано неверной интерпретацией голлизма (как идеологии, апеллирующей к наследию Шарля де Голля.— “Ъ”) как антиамериканизма, что справедливо лишь отчасти. Уже в то время Франция стремилась, с одной стороны, выступать в тесном партнерстве с США, но с другой — сохранять дистанцию и свободу действий. И при условии сохранения стратегической независимости внешней политики Франции Париж и США все же остаются союзниками.
— Возвращаясь к ключевым направлениям внешней политики, какие оставшиеся два?
— Укрепление второй оси можно отнести к 1950-м годам: это объединение Европы с опорой на франко-германское примирение. И третья красная нить — это многосторонняя политика: Франция стремится участвовать в ключевых международных объединениях и инициативах. Макрон, судя по всему, рассчитывает серьезно заняться вторым направлением, которое в последнее десятилетие было пущено на самотек. Но при этом именно европейская политика и есть главное слабое место президента: он выступает как проевропейский лидер, в то время как значительная часть его оппонентов и просто избирателей выступают с евроскептических позиций. И ему придется как-то разрешить это противоречие.
— Можно ли ожидать от Эмманюэля Макрона прорывных инициатив по разрешению украинского кризиса?
— Пока он продолжает политику Франсуа Олланда и, например, на прошлой неделе принял в Париже президента Украины Петра Порошенко. В то же время сейчас в Париже явно рассчитывают на то, что минские договоренности будут выполняться обеими сторонами — как российской, так и украинской. А это значит, что и Порошенко напомнили о взятых на себя обязательствах. Что касается диалога с Москвой, сейчас главное — не столько выступать с новыми инициативами по украинскому кризису, сколько оздоровить двусторонние отношения, перевернуть страницу и попытаться преодолеть негатив предвыборного периода, когда российская дипломатия сделала ставку на Марин Ле Пен — и ошиблась. Другим направлением сотрудничества может стать скорее Сирия, чем Украина, учитывая влияние России на Ближнем Востоке.
— На кого Эмманюэль Макрон опирается, выстраивая свою политику в отношении России?
— Прежде всего на дипломатов, стремящихся как-то смягчить разногласия, а также на бизнес-сообщество — тем более что, еще будучи министром экономики, он побывал в Москве и пообщался с работающими в России французскими бизнесменами. Наконец, именно сегодня эксперты, придерживающиеся менее идеологизированных и более реалистичных взглядов на Россию, имеют больше шансов быть услышанными, чем при Николя Саркози или Франсуа Олланде.
Лейтмотив, как я уже сказал,— попытаться перевернуть страницу, вернуться к более спокойному диалогу. Поэтому в целом можно сказать, что тон в отношениях с Москвой сейчас задают люди, сохраняющие трезвый подход и не настроенные антироссийски. Например, примечательно, что своим советником по внешней политике президент выбрал Филиппа Этьена, который, как ожидалось до этого назначения, должен был стать новым послом в Москве и который занимает спокойную и здравую позицию в отношении России. И хотя новый посол пока не назначен, можно ожидать, что в Москву направят дипломата, который также верит в то, что кризис может быть разрешен, а противостояние с Россией не может длиться бесконечно.