В 1913 году, во время празднования 300-летия дома Романовых Николай II и члены императорской фамилии получили множество разнообразных подношений. Но мысль о присуждении ученой степени императору никому в тот момент в голову не пришла. Предложение выдвинул в начале Первой мировой войны профессор Крашенинников, создавший тем самым для коллег-историков непростую проблему.
Известный своими открытиями неизвестных фактов о жизни первого русского императора профессор Богословский смог найти несуществующие научные заслуги последнего
Фото: Фотоархив журнала , Фотоархив журнала "Огонёк"
«Приобщается к числу делателей русской истории»
В том, что предложение преподнести императору докторскую степень появилось в ноябре 1914 года, а его инициатором выступил декан историко-филологического факультета Императорского Юрьевского (ныне Тартусского) университета профессор М. Н. Крашенинников, современники не находили ничего удивительного. Поступки этого фанатичного патриота со времен его молодости вызывали одобрение одних и осуждение других знавших его людей. Об одном из таких решений профессор Крашенинников писал в автобиографии:
«Весною 1889 года выдержал магистерский экзамен, а через два года был удостоен степени магистра римской словесности по защите на публичном диспуте (13 октября 1891 года) диссертации под заглавием: “Римские муниципальные жрецы и жрицы”. В том же 1891 году был командирован на казенный счет за границу с ученою целью. Никаких лекций по предметам избранной им специальности у заграничных знаменитостей не слушал, считая посещение таковых совершенно излишнею роскошью после своих университетских занятий под руководством четырех русских корифеев классической филологии: В. К. Ернштедта, в лице которого наука недавно понесла невознаградимую потерю, К. Я. Люгебиля, П. В. Никитина и И. В. Помяловского,— и потому все время своей первой заграничной командировки (с конца 1891-го до начала 1895 года) посвятил самостоятельным занятиям».
А осенью 1914 года русская армия разгромила австро-венгерские войска и заняла Галицию, что воспринималось как возвращение давно и незаконно отторгнутой от Руси территории. Именно поэтому профессор Крашенинников 27 ноября 1914 года писал коллегам по факультету:
«Как верховный и самодержавный вождь всего великого народа русского Его Императорское Величество, неустанно работая на благо нашего отечества и победоносно преодолевая тысячи разнообразных препятствий на многотрудном пути к достижению заветной цели, мощною рукою направляет русскую историю в искони ей предназначенное судьбою истинное русло и этим самым приобщается к числу таких избранных провидением делателей русской истории, как Александр Невский, Иван Калита, Дмитрий Донской, Петр Великий, Александр II и Александр III, имена которых золотыми буквами отмечены в летописях отечественной истории».
Декан историко-филологического факультета обосновывал свою позицию:
«Из многочисленных великих и славных деяний во славу и пользу нашего отечества, которыми ознаменовано благополучное царствование государя императора, позволю себе отметить следующее.
В сфере внешней истории России его императорское величество ныне счастливо завершает великое дело собирания земли русской, “отторженное возвращая” (Галицкую Русь), и сверх того, победоносно расширяет пределы государства российского».
Профессор Крашенинников считал, что следующей великой победой будет поражение турок и взятие Константинополя:
«Недалек и тот счастливый день, когда православный крест воссияет на св. Софии в русском Царьграде».
Отмечал он и исторические заслуги Николая II во внутрироссийских делах:
«В области внутренней истории России достаточно упомянуть о таких грандиозных реформах, как призвание к жизни Государственной Думы, новое земельное устройство Российской Империи по программе, предначертанной самим Государем Императором, значительное расширение сферы народного просвещения, благодетельное отрезвление народа и в особенности продолжение начатого незабвенным Императором Александром III величайшего и труднейшего дела искоренения давнишнего немецкого засилья, которое является самым серьезным и опасным недугом России».
В представлении профессора Крашенинникова факультету упоминалось и то, что император покровительствует историческим исследованиям и участвует в работе Русского исторического общества, а потому предлагалось:
«Присудить державному покровителю нашего университета Его Императорскому Величеству Государю Императору Николаю Александровичу степень доктора русской истории honoris causa ввиду особо выдающихся заслуг Его Императорского Величества в области русской истории».
Однако декан считал, что к степени доктора русской истории можно было бы прибавить еще одну:
«К вышеизложенному считаю долгом добавить, что если бы факультет постановил поднести Его Императорскому Величеству степень почетного доктора не только русской, но и всеобщей истории, приняв во внимание и такой факт, имеющий мировое значение, как совершающаяся ныне решительная борьба славянства с германизмом, в которой протагонистом бесспорно является Государь Император, как верховный и самодержавный вождь и руководитель наших победоносных войск,— то я первый приветствовал бы такое постановление факультета».
«Могла бы выйти импозантная демонстрация»
Верноподданические воззрения профессора Крашенинникова разделяли далеко не все его коллеги по факультету. И потому они придумали оригинальный ход, позволяющий им избежать осуждения общественности за низкопоклонство перед властью и одновременно не вступать в конфликт с вышестоящими персонами. 18 декабря 1914 года ректор Императорского Московского университета профессор М. К. Любавский писал временно управлявшему Министерством народного просвещения барону М. К. Таубе:
«Вашему превосходительству угодно было почтить меня доверительным сообщением о том, что среди профессоров императорского Юрьевского университета возникла мысль о всеподданнейшем поднесении Государю Императору степени доктора русской истории, причем инициаторы этого дела готовы уступить честь осуществления его старейшему в России Московскому университету».
Профессор Любавский в либеральных кругах считался консерватором, монархистом и реакционером. Но он прекрасно понимал, в какое неловкое положение он поставит возглавляемый им университет, взяв на себя воплощение в жизнь инициативы профессора Крашенинникова. Поэтому он, в свою очередь, попытался переложить ответственность с себя на других.
«В устной беседе с Вашим превосходительством,— писал он барону Таубе,— я высказал было мысль, нашедшую и Ваше сочувствие, о возможности более торжественного возведения Государя Императора в степень доктора русской истории всеми университетами, для чего может быть выработано соответственное единогласное представление всех русских историков».
Но подумав, ректор Московского университета решил, что это мероприятие может окончиться провалом. А потому писал управляющему Министерством народного просвещения:
Ректор Императорского Московского университета профессор Любавский смог из неудачного предложения одного коллеги извлечь пользу для всего сообщества историков
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«В среде ученых, занимающихся русской историею, высокое покровительство Государя Императора разработке отечественной истории и живой интерес, проявляемый Его Величеством к нашему прошлому, хорошо известны и высоко ценимы как проявления не только его горячей любви к Отечеству, но и его знания отечественной истории. Мысль о торжественном признании этого факта со стороны ученого мира и, в частности, со стороны Императорского Московского университета, конечно, найдет во всех нас сердечный и единодушный отклик. Но предположенный профессорами Юрьевского университета способ этого признания представляется мне не соответствующим высокой цели ни по форме, ни по существу».
Главным препятствием профессор Любавский считал саму систему присвоения ученой степени:
«Присуждение ученых степеней университетами является обычным, будничным их делом, одним из моментов их учено-учебной деятельности. Степени присуждаются после известных испытаний, рассмотрения ученых трудов и обсуждения их в факультетах, защиты диссертации и т. д. Правда, что в известных случаях в степень доктора возводятся ученые и без испытаний и защиты диссертаций. Но условия и обстановка этого возведения, предусматриваемые законом, таковы, что исключают возможность подвергать этому действию Превысочайшую особу Государя Императора. По закону требуется ходатайство факультета перед советом, голосование в совете большинством в две трети (в некоторых университетах в таких случаях практикуется закрытое голосование) и, наконец, утверждение министра».
Получить при тайном голосовании необходимое большинство было проблематично. Особенно с учетом того, что казавшаяся победоносной и быстротечной война вдруг превратилась в затяжную и тяжелую, и патриотический энтузиазм начал быстро угасать. А добиться нужного голосования во всех университетах и их советах было практически нереально.
«Советы,— писал профессор Любавский,— не могут быть посвящены во все деликатные детали этого дела, и предложение русских историков, даже прошедшее в факультете, может вызвать серьезные возражения в том или другом совете с формальной, законной стороны и может быть признано неуместным н дерзновенным».
Ректор Московского университета умело приводил и другие аргументы против присвоения степени императору:
«Все эти моменты, как в отдельности, так и в совокупности знаменующие собою присуждение ученой степени, не могут быть приложены к особе Государя Императора, носителя наивысшей санкции, от которой проистекают и все полномочия подчиненных органов управления.
Но и независимо от формальных препятствий я нахожу присуждение Государю Императору степени доктора русской истории слишком мелким признанием его заслуг перед наукой русской истории, не обнимающим всего их величия. Государь — не простой работник на научном поле, которого можно поставить на одну доску с “докторами русской истории”… Причисление Его Величества к разряду простых, так сказать, цеховых ученых мне представляется натяжкою, а, следовательно, и порухою его Превысочайшему сану».
Вместо этого профессор Любавский предложил вариант, напоминавший все происходившее во время празднования 300-летия династии Романовых, а значит, общество и пресса вряд ли сочли бы мероприятие демонстрацией низкопоклонства профессуры:
«По моему мнению, нужно подумать о других способах осуществления симпатичной мысли торжественного признания заслуг Его Величества перед наукою русской истории. Наиболее удобным представляется мне съезд русских историков, выработка ими и поднесение Его Величеству торжественного адреса с изображением всех заслуг Его Величества перед наукою русской истории. В этом адресе была бы для русских историков возможность высказать, что знание русской истории помогло Его Величеству стать великим зиждителем современной истории России в духе заветов ее великого прошлого…
На съезд могли бы быть привлечены и все вообще видные русские историки, даже и не состоящие университетскими профессорами. В результате могла бы выйти импозантная демонстрация, кладущая более сильное и ясное впечатление, чем присуждение государю степени доктора русской истории».
Кроме того, ректор Московского университета предложил еще один ход, позволявший подвигнуть на подписание торжественного адреса даже тех историков, которые недолюбливали императора. Надо полагать, за счет казны:
«Русские историки могли бы выразить Его Величеству верноподданническую преданность и признательность не только словом, но и делом, приняв постановление изготовить соединенными силами обзор разработки науки русской истории в царствование Его Величества ко дню 25-летня этого царствования, с посвящением его Государю Императору».
«Историки имеют своего царственного духовного вождя»
Предложение профессора Любавского было одобрено, и вскоре он вместе с экстраординарным профессором Московского университета М. М. Богословским составил подробный документ, где перечислялись все заслуги Николая II перед отечественной историей. Заканчивалось это представление в историко-филологический факультет Императорского Московского университета словами:
«Глубоко признательные Его Величеству за высокое покровительство, оказываемое разработке отечественной истории, мы, профессора русской истории в старейшем университете России, в переживаемые ныне великие исторические дни с особою силою чувствуем и сознаем великое значение национального воспитания, которому служила эта деятельность Его Величества, высокую ценность тех культурных благ, которые насаждал Его Величество, тех нравственных ресурсов, которые представляют из себя любовь к своему родному, духовная солидарность поколений, связь со всем историческим прошлым России и его великими заветами. Это наше чувство и сознание ищет своего внешнего выражения и закрепления. Вполне уверенные в том, что его разделяют и все наши ближайшие товарищи по специальностям, все вообще профессоры российских университетов, мы просим историко-филологический факультет через совет Императорского Московского университета войти к г. министру народного просвещения с ходатайством о разрешении Московскому университету созвать на предстоящей святой неделе, 26 марта, комитет из профессоров русской истории российских университетов для обсуждения вопроса о торжественном признании и благодарном увековечении заслуг Его Императорского Величества Государя Императора перед наукою русской истории».
Опасения ректора Московского университета подтвердились. Получившийся в результате совместной работы всеподданнейший адрес не содержал списка никогда не существовавших заслуг императора перед исторической наукой, хотя и был переполнен славословиями.
«Среди своих многочисленных царственных забот и трудов,— говорилось в адресе, поднесенном Николаю II 24 мая 1915 года профессорами-историками,— Ваше Императорское Величество всегда уделяли любовное внимание отечественной истории, лицам, деяниям и памятникам минувших времен. В лице Вашего Императорского Величества наука русской истории имеет высокого покровителя, неустанно пекущегося о сохранении ее памятников и разработке их, а русские историки имеют своего царственного духовного вождя, подающего им высокий пример глубокого уважения ко всем памятникам русской исторической жизни, ко всем проявлениям русского национального гения в слове, образах и действии, своим живым интересом, одобрением и содействием ведущего их на усердную и дружную работу на поле отечественной истории».
Далеко не все в России и мире разделяли мнение о том, что Николай II — выдающийся делатель истории
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
Но самым примечательным было то, как историки решили увековечить заслуги императора перед отечественной историей:
«Собравшись в стенах старейшего в России Московского университета, мы, профессоры русской истории и истории русского права, пришли к мысли связать с славным именем Вашего Императорского Величества возникновение в России нового установления — периодических съездов русских историков в широком смысле этого слова, имеющих созываться через каждые пять лет в университетских городах по очереди и в обмене изысканиями и мнениями объединять всех ученых, работающих в разных отраслях русской истории и соприкасающихся с нею дисциплин.
Повергая к стопам Вашего Императорского Величества чувства беспредельной любви и преданности, всеподданнейше просим Вас, Всемилостивейший Государь, благословить и утвердить это наше начинание и тем дать нам возможность запечатлеть достойно и навсегда особое благоволение и покровительство Вашего Императорского Величества разработке науки русской истории».
Император согласился на предложение профессоров:
«Сердечно благодарю вас, господа, за внимание, которое вы мне оказали, и с особым удовольствием изъявляю свое согласие на присвоение периодическим историческим съездам моего имени.
Верю вместе с вами, что после великой, грозной и тяжелой войны Россия еще более окрепнет и что с развитием ее внутренней жизни и дорогая нам с вами наука русской истории и русского права пойдет вперед верными и бодрыми шагами.
Еще раз благодарю вас, господа».
По сути, историки получили неоспоримое право созывать съезды, да еще и полностью или частично за счет казны, как финансировались все имеющие такие наименования мероприятия. А император мог с полным правом говорить о своей любви к истории. Правда, как показало время, она не отвечала ему взаимностью.