«Спасибо тебе большое, родной город, что отплачиваешь такой монетой»

«Дом сам зарасти не может»

«Хотите, чтобы люди восстали, отнимите у них детей и жилье»

«Дом сам зарасти не может»

Пятый этаж дома декорирован лепниной с гербом СССР в орнаменте. На первом этаже — гастроном, бар, офис продаж известного оператора связи и сетевая пиццерия. Это вводит в заблуждение: здание выглядит основательным, даже не верится, что оно может быть аварийным.

— Да, выглядит надежно. На века стоит, как нам говорят в коммунальных службах,— нас встречает Екатерина Серебринская. Она живет здесь 15 лет и знает каждую трещину в доме.

Заходим во двор, и весь фасадный пафос улетучивается. Внутренний угол дома стянут швелерами.

— Этот кусок высотой три этажа: от второго до пятого! А дом же не живой организм, сам зарасти не может,— негодует Екатерина.

На стяжке угол держится почти десять лет. Внутри в этом углу располагаются санузлы и самодельные души — по проекту душевые кабины предусмотрены только в подвале.

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 4

Построенный еще при Сталине, дом с 1974 года принадлежал РСУ департамента по культуре Москвы. «Временно» в него заселили строителей, а позднее артистов из нескольких столичных театров. Так и живут они уже несколько десятилетий, ожидая, что подойдет их очередь на улучшение жилищных условий. Но таких счастливчиков здесь нет, поэтому некоторые не выдержали и уехали на съемные квартиры.

— С начала 1990-х писали письма во всевозможные инстанции, что жить в таких условиях невозможно. Тогда, наверное, еще как-то капитальный ремонт помог бы, а теперь все уже в негодность пришло,— жалуется Екатерина.

Как утверждают жильцы, у подвала дома есть статус бомбоубежища, тем не менее цоколь и первый этаж сейчас находятся в собственности у частного лица. Он и сдает в аренду эти помещения.

— Дом у метро, проходное место: арендаторы всегда найдутся. Конечно, он не хочет уезжать отсюда,— размышляет Екатерина.

— Как начались эти разговоры про реновацию, он узнал, что дом в плохом состоянии, и начал делать у себя там ремонт в подвале,— добавляет Виктор, присоединившийся к нам на пятом этаже.— Видимо, думает, что если наведет порядок, то не будут дом трогать.

Виктор (жильцы называют его дядей Витей), отодвигает уже оторванную и прогнившую половицу в общем помещении и показывает, что в доме деревянные перекрытия. Во рту у дяди Вити сигарета, пока еще не закуренная.

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 4

— Мы, конечно, уникальный случай! — иронично замечает он.— У нас квартира в Москве площадью более 500 квадратов. В книгу рекордов можно попасть!

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 2

Как и другие общежития, несколько лет назад этот дом был переведен в разряд многоквартирных, а метры помещений общего пользования были разделены между всеми комнатами этажа. Теперь в одной коммунальной квартире живут по 30 человек. На всех — две кухни и два санузла, одна комната на каждом этаже отведена под сушку белья.

Через несколько дней после того, как “Ъ” побывал в доме на Измайловском бульваре, часть фасада с лепниной обвалилась на козырек магазина. Жители дома прислали фотографии сразу после происшествия. Еще через несколько дней Екатерина написала письмо: «Наш бедный дом начал разваливаться на глазах: сегодня ночью обрушился потолок над умывальником».

«Хотите, чтобы люди восстали, отнимите у них детей и жилье»

Микрорайон в 3-м Павелецком проезде из четырех домов появился в конце 1950-х. Все корпусы дома №7 разной этажности, но построены по одним технологиям, с применением одинаковых материалов. Но под снос почему-то попали только два из них: второй и третий.

Жители этих двух домов, объединенных общим зеленым двором и огромной детской площадкой, отнеслись к программе реновации по-разному. Во втором корпусе 72% жителей проголосовали за то, чтобы дом снесли, а их переселили. В третьем корпусе ситуация обратная: 78% жильцов хотят остаться на своем месте.

— Конечно, меня подвели мои соседи. У нас многие живут по договорам соцнайма, огромное количество многодетных семей, которые хотят улучшить свои условия,— с досадой в голосе объясняет художник Макс Гошко-Даньков, приглашая нас в свою квартиру.

Он приобрел ее в ипотеку в 2012 году. Согласно документам, которые он предоставлял в банк, износ дома составлял 39%. Район Гошко-Даньков выбирал подальше от метро (ближайшие станции — Павелецкая и Тульская — в 20 минутах ходьбы), с историей и хорошей экологией.

В этом районе не было ни одного промышленного предприятия.

— Прямо на этом месте проходили железнодорожные пути, потом их демонтировали и оставили только дома,— рассказывает художник. — На набережной был хлебозавод, одна пекарня до сих пор работает. А во второй сейчас сделали какой-то лофт.

Квартира Макса, небольшая двушка, сама напоминает лофт: выкрашенные белым стены, на одной из них оставлен голый кирпич, высокие потолки, большие в полстены окна.

Работы Макса Гошко-Данькова дважды были представлены на Московской Международной биеннале молодых художников. В прошлом году он оформлял главный вход Парка Горького и «Музеона», а также центральные улицы города в рамках фестиваля «Московская весна». Макс постоянный герой столичной светской хроники: журнал Marie Claire включил его в список «Женихи 2017». Теперь «завидный жених» рискует остаться без крыши над головой.

— После этой истории с реновацией город вряд ли будет заключать со мной контракты,— рассуждает Гошко-Даньков.— Но гораздо больше меня сейчас беспокоит «ипотечный вопрос». Пока не очень понятно, как будет проходить перекредитование.

Когда художник оформлял ипотеку, он работал в международной компании, имел стабильный доход. Сейчас он — индивидуальный предприниматель, и это может сильно затруднить процесс получения нового кредита. Согласно подписанному Владимиром Путиным закону, москвичи, чьи дома попали под снос, получат равноценное жилье, залоговая стоимость которого будет соответствовать прежнему. Таким образом планируется обеспечить гарантии и жильцов, и банка. Но, например, потребовать компенсации затрат на ремонт «ипотечники» не смогут — ведь, по сути, квартира принадлежит не им, а банку. Тем не менее до конца процедура переселения «ипотечников» остается неясной.

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 3

— Я удивлен, что даже некоторые собственники квартир, которые въехали сюда совсем недавно, высказались за снос. Я не понимаю, на что они рассчитывают,— разводит руками Макс Гошко-Даньков.— Соседний дом удалось отстоять, там много коренных москвичей, они по-другому относятся к своему жилью.

Мы выходим на улицу, где нас встречает Ольга Рыжковская. Квартиру в соседнем, третьем, корпусе она купила в 2010 году. Недавно ее выбрали старшей по подъезду, она общается с соседями и не скрывает радости от того, что большинство из них выступили против сноса.

— На встрече с главой управы, когда спрашивали, что будет на месте наших домов, нам ответили: «Пока ничего. Возможно, здесь будет сквер, зеленая зона». Но в нашем доме оказались очень сознательные жильцы. Я этим горжусь. Мы единым фронтом выступили против, — рассказывает Ольга.

В этот момент из окна дома на первом этаже выглядывает пожилая женщина:

— Оля! Чего ты с ними разговариваешь! Это же провокаторы!

— Мария Константиновна, это журналисты! Они хотят о нашем доме рассказать, о том, как мы проголосовали против сноса.

— Не буду я ничего им рассказывать! Провокаторы! Никуда я из своего дома не поеду! Я здесь уже столько лет живу!

— Вот видите, многие мои соседи здесь родились и выросли,— добавляет Ольга.

Пока мы разговариваем, двор начинает оживать: жильцы возвращаются с работы, выходят гулять с домашними животными, вернувшиеся из школы дети играют на площадке.

Из подъезда третьего корпуса появляется мужчина с джек-рассел-терьером. Когда в 2014 году Алексей Белозеров въехал в свою квартиру, износ здания составлял 42%. Но до сих пор, по его словам, никаких серьезных проблем с коммуникациями или перекрытиями не возникало.

— Это крепкий сталинский дом, в лучшем смысле этого слова,— говорит Алексей, пытаясь удержать игривого пса на поводке.— И атмосфера такая же: соседи друг друга знают, очень хорошо общаются. Такое в современной Москве редко встретишь.

— Я очень рад за второй дом, но никак не пойму, чем же мы помешали,— недоумевает Макс Гошко-Даньков.— Но, знаете, как говорят, хотите, чтобы люди восстали, отнимите у них детей и жилье.

Текст: Георгий Устинов
Видео: Георгий Устинов, Дмитрий Шелковников
Верстка: Дмитрий Маскалев
Также над проектом работал: Дмитрий Кучев, Маргарита Федорова