Сегодня кинематограф отмечает самый необычный юбилей за всю свою историю. Исполнилось 100 лет режиссеру, упрямо продолжающему не только жить, но и творить. Режиссера, женщину, дерзко опровергающую законы природы и общества, зовут Лени Рифеншталь (Leni Riefenstahl). Комментирует АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Хотя каноническая версия фиксирует "пять жизней Лени Рифеншталь", ее биография довольно симметрично раскладывается на четыре четверти. В первой (1902-1927) — дочь берлинского торговца сантехникой проявляет художественные наклонности и становится танцовщицей. Сыграл роль русский background ее матери, сводившей романтичную Лени на "Лебединое озеро", а потом тайком от отца отдавшей девочку в Русскую балетную школу. Триумфальный танец на сценах Мюнхена, Праги и Цюриха прерван травмой колена. Рискуя еще не одним увечьем, Лени начинает карьеру кинозвезды в "горных" фильмах Арнольда Фанка, где ей приходится мерзнуть под снегом, принимать на себя удары лавин и взрывов. Ее чуть не увлекает в Голливуд друг и конфидент Джозеф фон Штернберг, но свято место голливудской дивы занимает его более инициативная и пассионарная подруга Марлен Дитрих. Рифеншталь предпочитает Фанка, который при всех своих диктаторских замашках позволяет ей иногда встать по другую сторону кинокамеры и покрутить ручку. Это влечет ее теперь больше всего.Вторая четверть (1927-1952) — время соблазна. Ответом на плотского "Голубого ангела" (Der blaue Engel) Дитрих становится духоподъемный "Голубой свет" (Das blaue Licht), где Рифеншталь и играет, и режиссирует. Потом действие ее фильмов с альпийских вершин переносится на стадионы и в места военных парадов. Экстатический "Триумф воли" (Tiumph des Willens) становится главным шедевром искусства Третьего рейха, а "Олимпия" (Olimpische Spiele) — образцом ритмического монтажа и непревзойденным гимном человеческому телу. Лени явно увлечена Гитлером, и это чувство безошибочно прочитывается на пленке, делая из документального свидетельства поэму. Недаром с предложением сделать фильм о нем к Рифеншталь обращается Сталин.
Но уже тогда начинаются первые конфликты. Приближенные Гитлера ревнуют его к Лени, фаворитке вождя. Он приходит в ярость, когда после просмотра Геринг называет ее "трещиной Третьего рейха", тем самым обнаруживая довольно глубокое понимание фаллической эстетики "горных" фильмов и уязвимых мест психологии фюрера. Рифеншталь совершает пропагандистское турне по США с "Олимпией" и "Триумфом воли" (никто тогда и не подумал протестовать!), но на родине ей чинят препятствия в проекте экранизации "Пентесилии" Генриха фон Клейста и на съемках "Долины" (Tiefland). Ее единственного брата отправляют на русский фронт, где он погибает. Интернированная американцами и французами, Рифеншталь не один год мыкается по тюрьмам. Ей вменяют в вину использование для съемок цыганских узников концлагерей и то, что снимала немецкое вторжение в Польшу. Хотя виновность Рифеншталь и тогда выглядела спорной, а многие ее коллеги, не только немецкие, гораздо глубже увязли в нацистском болоте, но ее выбрали символом Вины Художника — единственную женщину и самую талантливую из всех.
Третья четверть (1952-1977) — время расплаты. Итогом серии судебных процессов по денацификации становится снятие с Рифеншталь основных обвинений. Но общественное мнение продолжает считать ее пособницей гитлеровского режима. "Долину" ждут бойкот и провал, другие проекты срываются. Но ни фактический запрет на профессию, ни травма, полученная Рифеншталь в автомобильной аварии, неспособны помешать ее новой карьере — выдающегося фотохудожника. В пику фашистским расовым теориям она увлекается — как эстетка и как женщина — пластичной красотой мускулистых мужчин "нубийской расы". Счастливые нубийцы никогда не слышали о Гитлере и не пристают к Лени с неприятными вопросами. Другое убежище семидесятилетняя Рифеншталь находит под гладью тропических морей. Она, скостив себе в документах пару десятков лет, погружается в голубую бездну вместе со своим юным спутником жизни Хорстом Кетнером, из которого делает блестящего оператора подводных съемок. До конца века и тысячелетия она совершит более двух тысяч погружений.
Четвертая четверть (1977-2002) — время легенды. И в Европе, и в США предпринимаются попытки творчески реабилитировать Рифеншталь. Говорят о новаторстве ее режиссерского метода, о профессиональных и технических достижениях, опередивших время. Но показы ее фильмов, даже предпринимаемые "в научных целях", вызывают бурю протестов бывших узников концлагерей. В артистическом кафе напротив ее дома в Мюнхене "нацистскую Валькирию" по-прежнему подвергают обструкции. И все же лед тает. Книги ее фотографий и мемуаров продаются по всему миру, она становится героиней спектаклей, в Америке задумывают фильм о Рифеншталь с Джоди Фостер (Jodie Foster) в главной роли. В России по Ren TV показывают "Триумф воли". Рифеншталь посещает фестиваль "Послание к человеку" и дает в Петербурге сенсационную пресс-конференцию российским журналистам.
Протесты по-прежнему поступают, ни Берлинский, ни Венецианский фестиваль (который в свое время и поднял на международный пьедестал ее фильмы) не решаются встретить 100-летие "самоубийственной ретроспективой", но Лени в этом и не нуждается. Юбилей она режиссирует сама, смонтировав к нему растянувшиеся на десятилетия подводные съемки. Этому не могут воспрепятствовать ни авиакатастрофа, в которую она недавно попала, ни пять операций, перенесенных за один год, ни строгий режим обезболивающих уколов. За неделю до торжества происходит мировая премьера нового фильма Рифеншталь "Подводные ощущения".
А над водой истории складывается впечатление, что судьба этой женщины указывает на какой-то существенный дефект в человеческой логике и морали. Приложимые к так называемым общественным процессам, они оказываются бессильны, когда речь заходит о природных, органических явлениях. Или надприродных, мистических. Лени Рифеншталь приняла за такое явление энтузиазм опьяненных нацизмом масс. Этот монолит дал трещину, в которую канули 60 миллионов жизней. Ей пришлось самой превратиться в органический сверхъестественный феномен, чтобы не нуждаться более ни в разоблачении, ни в защите. Она просто обязана была дожить до того времени, когда обвинения против нее будут сняты судом не человеческим, а историческим, с которым не поспоришь.
А повернись звезды иначе, быть может, история запечатлелась бы на целлулоидной пленке по-другому. Лени, уехав в Голливуд, стала бы антифашистским секс-символом, а Марлен — классиком режиссуры (постановочные способности у нее явно были) и "трещиной Третьего рейха". Может быть, Лени сгорела бы в огне страстей и едва дотянула до восьмидесяти — в то время как Марлен живой и почти здоровой праздновала бы свой 100-летний триумф воли. Кто знает.