 | ||
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ | ||
| Исламские книжные магазины — особенность Дагестана. Таких не встретишь ни в одной другой кавказской республике | ||
Махачкала: ваххабиты есть, только их трудно найти
После августовских событий 1999 года госсовет Дагестана принял закон, запрещающий ваххабизм как экстремистское течение. Ваххабитов, даже не принимавших участие в боевых действиях, осудили. Приговор, правда, был мягким: кому-то условный срок назначили, кому-то — до трех лет. Все, кто сочувствовал ваххабитам, сбрили бороды. Кроме бороды и укороченных брюк, ваххабитов всегда отличали презрение к святым местам и непризнание авторитета шейхов. В отличие от традиционных мусульман ваххабиты верят, что нет на земле человека, способного быть посредником между рядовым мусульманином и Аллахом. И еще ваххабиты не ходят на кладбище, считая, что связь с умершим теряется в день его похорон. Сегодня вернее всего вычислить ваххабита можно в мечети. После молитвы мусульмане остаются здесь еще около пяти минут — подняв ладони, они просят Аллаха принять их молитву. Ваххабиты этого никогда не делают, считая, что Аллах и так услышал все, о чем они молились.
— Ты знаешь хоть одного ваххабита в Дагестане? — спрашиваю у махачкалинского журналиста Амира.
— Ваххабиты есть, только их трудно найти... Но все называют ваххабитом Надира Хачилаева,— подумав, отвечает Амир.
Надир Хачилаев — бывший депутат Госдумы от Дагестана, прославившийся активным противостоянием главе госсовета Магомедали Магомедову и попыткой вооруженного переворота в Дагестане. За это в октябре 1999 года он был арестован, летом 2000-го осужден, но сразу амнистирован.
— Хачилаев — лакец, этим и объясняется его противостояние власти,— пояснил потом лидер Исламской демократической партии Абдурашид Саидов.— Каждый народ хочет видеть своего в руководстве республики — лакцы, аварцы. А у нас одни даргинцы во власти.
Я вспоминаю недавно услышанный анекдот. Перед выборами главы госсовета в Махачкале проводили концерт под названием "Аварцы отдыхают". После выборов, когда главой госсовета снова стал даргинец Магомедов, а мэром Махачкалы — даргинец Саид Амиров, где-то на рекламном щите шутники написали: "Аварцы отдыхают еще 4 года". С тех пор четырехлетний "аварский отдых" вошел в пословицу.
— Хачилаев не ваххабит, — продолжает между тем Абдурашид. — Но все его считают ваххабитом. Я его неплохо знаю, могу отвести вас к нему.
 | ||
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ | ||
| "Если вы видите разрушенный дом в Карамахи, значит, это дом ваххабита" | ||
Перед посещением Хачилаева Абдурашид оглядывает мою одежду — белые брюки и короткую майку.
— Лучше переодеться,— советует он.— А в горы пойдем, платок надень.
Консервативной одеждой я запаслась еще в Москве, так что врасплох меня не застали. Уже перед домом Абдурашид снова оглядел меня:
— Ну вот, теперь ты похожа на ученицу медресе. Следующее правило — в глаза не смотри и не улыбайся.
В дом к Хачилаеву мы идем через задний дворик. На антикварном столике охранники режут арбуз. Выходит Хачилаев, спрашивает о Москве, цитирует Шукшина и Солженицына. Хачилаев закончил Литературный институт имени Горького, и ему даже приписывают авторство книги "Спустившийся с гор". Сам Хачилаев говорит, что на основе его дневников эту книгу издал другой человек.
— Почему вас называют ваххабитом? — спрашиваю я.
— В Дагестане всех, кто оппозиционно настроен, называют ваххабитами.
— А вы — оппозиция?
 | ||
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ | ||
| Саидмагомед Джахпаров побывал в плену у лидера цумадинских ваххабитов Багаутдина и теперь называет ваххабитов бандитами | ||
Еще год назад Хачилаевых называли осетровыми королями (говорили, что свое состояние четыре брата сколотили на рыбе и черной икре). Их боялись, к ним приходили за советом. Но два года назад при странных обстоятельствах погиб старший брат Магомед, возглавлявший съезд лакского народа, и авторитет семьи покачнулся. Однако первый сильный удар по Хачилаевым был нанесен еще раньше — событиями 1999 года. Тогда, по слухам, Надир Хачилаев отсиживался в Кадарской зоне, объявленной ваххабитами исламским государством, и какое-то время после этого скрывался в Чечне.
Надир приглашает нас в дом. Огромный дубовый стол, высокие деревянные стулья с заостренными наконечниками на спинках. На кирпичных стенах — старинная кольчуга, черкеска XVII века и большие медные подносы ручной работы.
— Это остатки,— рассказывает Надир, пока мы разглядываем оружие и одежду.— Когда мой дом штурмовали в 98-м, здесь была замечательная коллекция оружия. После штурма два года здесь никто не жил, и самые редкие вещи унесли. (О конфликте между сторонниками Хачилаевых и госсоветом Дагестана, одним из эпизодов которого стал штурм омоновцами хачилаевского дома, "Власть" писала в #19 от 16 мая 2000 года.)
— Я не раз просил организовать общенародные выборы,— рассказывает Хачилаев,— но Дедушка (Магомедали Магомедов.— Ъ), не спрашивая народа, оставался у власти. В Думе были рассмотрены собранные мною документы о фактах коррупции в Дагестане. Решили направить сюда комиссию, но этого не произошло. Вокруг нашей семьи начались провокации. Сейчас я не занимаюсь политикой. Я пишу картины и издаю с Расулом (Гамзатовым.— Ъ) журнал "Белые журавли".
— И все же вы были в Карамахи в 99-м. Симпатизировали ваххабитам?
— Симпатий у меня много. А ваххабизм — это надуманный ярлык, это 37-й год. Я был против того вторжения в Дагестан. Мы с братьями не раз заявляли, что против всех этих терактов и взрывов. Я в Карамахи был как посредник, договаривался со сторонами. Я знал, что это вторжение носит заказной характер, и не собирался иметь к нему отношение. У ваххабитов нет политического видения, за ними явно кто-то стоял.
— Вы знаете кто?
— А кто получил дивиденды? Ко мне в тюрьму приходили эфэсбэшники, говорили: "Дай показания на Березовского, что это он финансировал боевиков, которые вторглись в Дагестан". Я сказал им: "Идите в Кремль и там спросите, кто финансировал боевиков". Но меня не оставляли в покое. В конце концов ко мне привели каких-то людей с видеокамерами и сказали: "Говори". И я сказал: "Да, каюсь. Мы втроем, Володя Путин, Боря Березовский и я, решили организовать это вторжение. Теперь один в Кремле, другой за границей, а я здесь".
 | ||
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ | ||
| Святое место у въезда в родовое село имама Шамиля Гимри — место зиярата (паломничества) всех дагестанцев | ||
Рано утром отправляемся в дорогу. Вообще-то, до Ботлиха четыре часа езды, но по разбитой российской бронетехникой еще в 99-м дороге можно добраться только часов за семь. Едем через Буйнакск. На въезде в город красуется огромный щит с надписью: "Аллах всемогущ". Как только фотокорреспондент "Власти" начинает настраивать объектив, к нам подходят сотрудники милиции.
— Ну зачем вы все снимаете эту надпись? — спрашивает один из них.— У нас 'Аллах акбар' — это значит воздать должное Всевышнему. А у вас в России это воспринимается как ругательство и признание в экстремизме.
На Буйнакск движется огромный оползень, из опасной зоны уже эвакуированы 120 семей. В доме на самой окраине города живет Анау Дагирова. Оползень уже почти съел ее дом, но женщина все никак не решится покинуть свое жилье: на обещанную властями компенсацию квартиру не купишь.
— Это Аллах наказал за то, что бомбили Карамахи,— говорит она, строго глядя на меня.
Я спрашиваю у ее сына Магомеда, не ослышалась ли я.
— Оползень пошел через неделю после того, как начали бомбить Карамахи. Видно, земля не выдержала,— объясняет он.— И вот уже три года все ползет.
В районном отделении МЧС в ответ на наш вопрос только пошутили:
— Да ладно! Не сильно мы и бомбили эти Карамахи.
За буйнакским четырехкилометровым тоннелем, проложенным в горе, начинается зона сухого закона. Здесь, говорят, уже невозможно купить ни вина, ни пива. Мы въезжаем в селение Гимри, в котором родился знаменитый имам Шамиль. Перед селом за оградой — мечеть, крепость и склеп, в котором похоронен первый дагестанский имам Газимагомед. По преданию, он погиб при штурме крепости русскими войсками. Вместе с Газимагомедом сражался и молодой Шамиль, которому удалось уйти из окружения. Здесь всегда много людей — проезжающие останавливаются, чтобы помолиться и приложиться к святыне.
У селения Ашильта, где родилась мать Шамиля, на горе возвышается большой портрет знаменитого имама. Мы видели, как мчавшийся на высокой скорости навстречу нам джип резко затормозил напротив горы. Из машины вышли трое молодых мужчин, подняв ладони к небу, помолились, вскочили в машину, и джип рванул с места.
 | ||
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ | ||
| "Я хорошо знал Басаева, он часто нам помогал",— вспоминает Алимагомед Алимагомедов, который 7 августа 1999 года ездил на переговоры к Шамилю Басаеву, занявшему дагестанское село Рахата | ||
Горное селение Агвали Цумадинского района в 99-м приняло на себя первые удары дагестанских ваххабитов. В ночь на 3 августа отряд Багаутдина Магомедова попытался захватить село, чтобы получить доступ к главной районной дороге.
— Почти месяц до этого Багаутдин находился на границе Чечни и Дагестана, на горной базе в Эчеде,— рассказывает поехавший с нами Абдурашид Саидов.— Багаутдин говорил, что хочет подчинить себе Цумадинский район и создать здесь исламское государство, как в Карамахи и Чабанмахи. Весь месяц к нему на базу шли 'КамАЗы' с продовольствием, оружием и медикаментами.
В Агвали знакомимся с начальником местной милиции Рамазаном Мусалаевым. Он везет нас на милицейском "уазике" на окраину села и вздыхает:
— То война, то наводнение. Надоело напрягаться! Вон горянка идет. Красивая.
Пост милиции и внутренних войск на окраине Агвали. Здесь отряд Багаутдина попытался прорваться в село. И военных, и милицию поменяли за два часа до нападения. Милиционеры, которые должны были заступить на смену в восемь утра, отмечали день рождения сына одного из них. Неожиданно тех, кого они должны были сменить, отправили по домам, а нетрезвой смене дали команду выдвигаться поздно ночью. Милиционеры не очень охотно вспоминают эти часы. Все они думают, что их подставили. Говорят, что в той смене, которая должна была ждать утра, находился какой-то родственник министра внутренних дел.
— Военных вывели отсюда за четыре месяца до тех событий, и направление было открытым,— рассказывает прапорщик Цумадинского РОВД Саидмагомед Джахпаров.— Мы уже знали в ту ночь, что скоро будет нападение. Решили укрепляться. Часов в десять вечера на вертолетах высадили 30 вэвэшников из 102-й бригады, и нас было пятеро. В два часа ночи все началось. По дороге к нам тихо двигалась колонна. Фары горели только у первой машины, и казалось, что она одна. Мы крикнули, чтобы машина остановилась, но в ответ раздалось "Аллах акбар!" и автоматные очереди. 40 минут шел бой. Военные почти сразу побежали вниз по ущелью. Их утром нашли, невредимых. Только один из вэвэшников, пулеметчик, нам помогал — стрелял до последнего, а потом его ранили. Я был ранен осколком в ногу и потерял сознание. Очнулся, когда они уже наших раненых добивали. Меня спросили: "Ходить можешь?" Я кивнул. Тогда меня и еще двоих раненых погрузили в машину и повезли в Эчеду. Почему они не пошли дальше, мы так и не поняли. Скорее всего, из-за потерь — они тогда 12 человек потеряли у нашего поста.
Через два месяца Саидмагомеда и его товарищей посадили в джип и отвезли в Агвали. Говорят, что этому посодействовали дагестанские депутаты.
— В лагере мы видели много местных парней,— вступает в разговор другой милиционер — Хабибула Мусаев, тоже побывавший в плену.— И Багаутдин к нам подходил несколько раз. Все они говорили, что мы неправильно живем, что надо вести джихад — в общем, агитировали за ваххабизм. А что мы? Мы соглашались.
— А сейчас что вы думаете о них?
— А что о них думать? Бандиты они.
— Вон ту гору, лесом покрытую, видишь? — подходит ко мне немолодой капитан из местной милиции.— Там люди Багаутдина сидели, когда он из Эчеды выдвигался. Они наши, дагестанские, и с ним до последнего были. Но, видно, он их обманул. Когда они поняли, что он все-таки на Дагестан хочет идти, то сказали ему: "Ты нас подставляешь и весь народ мусульманский" — и на Агвали отказались идти. Несколько человек Багаутдин расстрелял на месте, но все равно многие не пошли с ним дальше. И когда здесь бой уже шел, они по рации ему говорили: "Багаутдин, остановись! Это же наши братья-мусульмане". Они долго ему такие сообщения передавали, только он их не слушал.
После 3 августа Багаутдина Магомедова больше не видели в этих краях. Милиционеры говорят, что в конце 99-го он выехал в Азербайджан и теперь живет где-то за границей.
 | ||
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ | ||
| Пост милиции на окраине села Агвали 3 августа 1999 года первым принял на себя удар дагестанских ваххабитов | ||
В Ботлих мы приезжаем поздно вечером. По селу, как тени, ходят закутанные в темное женщины. Пока мы ждем Абдурашида, отправившегося на поиски знакомого, к машине подходят трое бородатых парней.
— Вы кто такие? — спрашивают они.
— А вы кто?
— Э-э-э, дорогая, так у нас не отвечают. Тебя спрашивают, отвечай.
Появляются Абдурашид вместе с председателем народного собрания Ботлихского района Гаджиисой Измаиловым, и парни куда-то исчезают. Гаджииса везет к себе домой: "Ночевать у меня будете, у меня самое безопасное место в районе". "А вообще опасно?" — интересуемся мы. "Да нет! Но вы, русские, нас боитесь,— смеется Гаджииса.— Мусульманин — вообще сейчас чуть ли не ругательное слово".
Поздно вечером к Гаджиисе приходит приятель Алимагомед Алимагомедов, бывший первый заместитель главы администрации Ботлихского района. 7 августа, когда боевики Шамиля Басаева вошли в Ботлихский район, Алимагомед и Гаджииса по поручению госсовета отправились в село Рахата, в ставку Басаева, договариваться с боевиками. Генерал Булгаков, находившийся в Ботлихе, напутствовал делегацию: "Передайте Басаеву, что здесь генерал Булгаков, что я бил его в 95-м и буду бить теперь". Но на переговоры почему-то не поехал.
— Я и раньше знал Шамиля,— вспоминает Алимагомед.— Когда у нас в 98-м похитили несколько парней, мы ездили к нему в Ведено заручиться его поддержкой. И он помог, ребят тогда отпустили. А когда беженцы из Чечни во время первой чеченской войны перебрались к нам и у нас жили, Басаев сказал, что чеченскому народу надо нас всю жизнь благодарить. Я и его отца знал. Старик помешанный был, все говорил о том, что весь Кавказ станет исламским государством, а неверных истребят или выгонят.
— А что вы сказали Басаеву в Рахате?
— Я спросил, зачем он пришел на нашу землю. А он ответил: "Земля принадлежит Аллаху, а мы слуги Аллаха и идем туда, куда считаем нужным". Я спросил: "А как же твоя благодарность за 12 тыс. беженцев?" А он сказал: "Аллах на том свете отблагодарит". Он сильно изменился, когда сюда пришел. Агрессии в нем было много, злобы. Он сказал: "Здесь наших братьев обижают. Мы уйдем, только когда все русские отсюда уйдут". "А что же ты в Югославию не идешь? Там тоже наших братьев обижают",— сказал я. А Шамиль ответил, что и туда дойдет.
— Ну все, давайте к столу! — зовет Гаджииса.
Его жена Мадина подносит к столу чуду — лепешки с сыром, а сам хозяин разливает коньяк.
— Разве у вас можно пить спиртное? — удивляемся мы.
— У нас все можно,— смеется хозяин.— Знаешь, почему ваххабитов не люблю? Потому что они мою свободу ограничивают. Захочу выпить, они меня палками будут бить; если захочу с женщиной встретиться, тоже будут бить. А я свободный человек.
За столом говорим о том, может ли повториться то, что было в 99-м.
— Ни за что! — горячится Гаджииса.— Люди никогда не согласятся снова пережить то, что пережили. Если кто и сочувствовал раньше ваххабитам, то теперь просто боятся.
— Напрасно ты так уверен,— спорит Алимагомед.— Ваххабиты — страшные люди. Они умеют убедить даже ярого атеиста. Человек понимает, что стал ваххабитом, а уже поздно.
Гаджииса провожает нас из Ботлиха рано утром. "Вон там Ансалта, оттуда они пришли,— показывает он на затянутые легкой дымкой горы.— А за горой — Тандо. Все село сейчас в руинах и даже не восстанавливалось. Иногда у нас говорят про несчастного человека: у него нет будущего, как у Тандо".
 | ||
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ | ||
| Внешне отличить ваххабитов от традиционных мусульман сегодня в Дагестане уже невозможно | ||
В Карамахи едем уже без сопровождающих. В Кадарскую зону по-прежнему неохотно едут таксисты. Почти три года, с 96-го по 99-й, здесь господствовал шариат. Ваххабиты во главе с местным религиозным деятелем Мухтаром Атаевым и его помощником по военным вопросам Джаруллой контролировали Карамахи, Чабанмахи и древний Кадар. Их никто не трогал — здесь не было ни милиции, ни госчиновников. Все решал шариатский суд. Выпившего вина или дотронувшегося до руки женщины сажали в тюрьму.
Начальник штаба карамахинской поселковой милиции Шамиль Рабаданов встречает нас у мечети.
— Сегодня пятничный намаз. Все в мечети,— говорит он,— и начальник милиции тоже. Мусульмане здесь — самые строгие. Так что придется подождать.
— А вы почему не в мечети?
— А я не очень придерживаюсь этих махровых правил, я вместо этого обедал. Я вам могу пока село показать. Хотите?
Мы едем по селу. На небольшом рынке недалеко от мечети торгуют женщины, ведь им вход в мечеть запрещен. Несмотря на 35-градусную жару, они в платках, закрытых темных платьях.
То здесь, то там разрушенные артобстрелами дома. Уже три года стоят они в разросшейся траве, и возле них даже не появляются люди.
— Если видишь в Карамахи разрушенный дом, значит, ваххабит там жил,— поясняет Шамиль.— Нормальные люди все свои дома отстроили заново. Вон тот дом — Хаттабова тестя, а вон тот — Джаруллы.
Из соседнего дома выходит женщина.
— Вы знаете, чей это дом? — спрашиваю у нее, показывая на развалины.
— Джарулла здесь жил. А тот — дом его отца. Он, как и сын, воевал, а потом ушел в лес, и там через месяц нашли его труп. Хороший был человек, многие плакали.
— А вы Джаруллу знали лично?
Женщина стыдливо опускает глаза:
— Нет. У нас не принято было с чужими мужчинами разговаривать.— За два дня до бомбежек нам сказали уходить из села,— продолжает она.— Мужчины остались. Когда мы вернулись, здесь были одни руины и ни одного живого человека.
Откуда-то появляется еще одна женщина. Увидев фотокамеру, она начинает кричать:
— Эта война одно горе принесла! Зачем вы сюда прислали своих солдат? Мы ведь и так жили спокойно! Мы никого не трогали, а нас бомбить стали!
Шамиль уводит нас к машине. Он говорит, что у этой женщины муж сидит в тюрьме как ваххабит:
— Женщины ваххабитов страшнее, чем сами ваххабиты. Им вообще ничего нельзя объяснить.
В Карамахи действительно считают, что бомбить село стали без причины. Из Кадарской зоны не было никаких нападений на ближайшие районы, сюда, наоборот, приходили ваххабиты со всего горного Дагестана, думая, что это "исламское государство" никто трогать не станет. Правда, Шамиль считает, что если бы не разбомбили Карамахи, то весь Дагестан стал бы ваххабитским.
Сегодня 22 карамахинца находятся в международном розыске за участие в августовских событиях 1999 года. Шамиль тогда принимал участие в боях за освобождение Кадарской зоны, а после войны был направлен сюда милиционером. Сам он родом из другого района, плохо понимает по-даргински, с местными общается в основном по-русски. Оказывается, в карамахинской милиции нет ни одного местного, здесь служат аварцы, лакцы, лезгины, приехавшие со всех районов Дагестана. Похоже, местным по-прежнему не доверяют.
По дороге к мечети встречаем еще одну женщину. Ее зовут Инсанат Шарипова. В августе 99-го она потеряла отца. 90-летний Абубакар Шарипов отказался уходить из села, потому что с трудом передвигался. Во время бомбежки его ранило осколком, и через три дня он умер.
— Мы вернулись и нашли тело отца и разрушенный дом,— вспоминает Инсанат.— Он должен был умереть своей смертью, он большую войну прошел.
— Вы кого-то вините в том, что потеряли отца? — спрашиваю у женщины.
— Я виню только тех, кто не дал нам спокойно жить. Но я не виню русских солдат — они помогали мне рыть могилу и хоронить отца.
Заключение министра: симпатичные экстремисты
Время молитвы подошло к концу. Из мечети показались первые мужчины. Они хмуро оглядывали нас и отходили в сторону, о чем-то переговариваясь. Начальник милиции майор Магомед Абдулмаликов появился в числе последних. На нем была милицейская форма, а на голове — белая шапочка. Глядя на его одеяние, я улыбнулась.
— Без погон никуда,— развел руками Магомед.
Он тут же снял шапочку и спрятал ее в карман брюк.
— Почему у вас в милиции нет местных? — спросила я.— Вам их не разрешают набирать?
— Они сами не хотят идти в милицию,— говорит Магомед.— Здесь считается, что если человек надел форму, то уже себя запятнал. И моя главная задача — рассеять это предубеждение. Я и в мечеть хожу, чтобы они видели, что мы такие же мусульмане, как и они.
— Они ваххабиты?
— Ваххабиты сейчас маскируются. Сочувствующие им есть, но ведут они себя очень тихо. После событий 99-го село на совете решало, пускать ли сочувствующих обратно. Решили в село их пустить, но с условием, что они никого больше не потревожат. Но я знаю одно: если хоть один ваххабит появится, его, как заразу, надо с корнем вырывать или он все село опутает.
Из мечети выходит глава карамахинской администрации Ибадула Мукаев. "Что стоять на улице, пойдем в администрацию",— зовет он нас. Мы идем мимо обгоревших развалин старой администрации к новенькому зданию с российским флагом. За администрацией такое же новенькое здание милиции. Наши спутники говорят, что мы видим новую жизнь Карамахи и хорошо, что не видели старой.
— Расскажите о старой,— прошу я чиновника.
— Рассказывать нечего. Я тогда тоже работал в администрации. Но все вопросы решал шариат. Они могли в дом ворваться и проверить, есть ли у тебя на столе спиртное. Жили как в 37-м году. В 95-м здесь появился один иорданец. Проповедовал "чистый" ислам, авторитета добился, его слушались во всем, верили ему: настоящий мусульманин ведь очень доверчив. Когда иорданец понял, что ему безоговорочно верят, стал говорить о необходимости джихада. Потом он уехал. Я тогда еще и в школе работал. И вот мои ученики, которых таблицу умножения трудно было заставить выучить, стали часами говорить об оружии. Тогда и стало ясно, что иорданец этот хорошую почву подготовил. А потом его место занял Хаттаб. И всем на это было наплевать. Степашин к нам приезжал, к Мухтару (ваххабитский религиозный деятель Мухтар Атаев.— Ъ) домой ходил. Мухтар даже во двор не вышел, чтобы его встретить. Это такой позор! Степашина накормили, напоили, бурку ему подарили. Уезжая, он сказал: "Симпатичные экстремисты". И с его подачи все решили, что в Карамахи все нормально. Эта фраза его тут до сих пор как анекдот ходит.
— Может ли повториться то, что было тогда?
— Насчет всего Дагестана не знаю, но здесь, в Кадарской зоне, такого больше не будет. Мы слишком хорошо знаем, как это все начиналось. Мы потому и милиции сегодня хорошие условия создаем. Здание вот построили...
Уезжаем из Карамахи поздно вечером. По пути выходим у разрушенной мечети, которую строили лидеры местных ваххабитов. Сюда на пятничную молитву сгоняли все село. Покореженное железо, битый кирпич, крепкие, так и не обрушившиеся стены.
— Эту мечеть бомбили больше, чем все остальное село,— рассказывает Магомед.— Но село дымилось в руинах, а она вот наполовину целая стоит.
— После войны село решало, восстанавливать ли старую мечеть,— говорит Ибадула.— И решили строить новую. Эта земля оскверненная, сказали старики, нельзя ее трогать. Так и будет стоять как память о том, что было.
 |
|
Ваххабизм — религиозно-политическое движение, возникшее в Аравии в XVIII веке. Его основатель Мухаммад ибн Абдал-Ваххаб призывал к джихаду во имя создания государства, основанного на принципах раннего, неискаженного ислама, осуждал социальное неравенство, роскошь и стяжательство. Последователи ваххабизма вели пуританский образ жизни, объединяясь в общины с жесткой дисциплиной, организованные наподобие средневековых монашеских орденов.
В 70-80-е годы прошлого века, в период афганской войны, в среде арабских добровольцев, воевавших против советских войск, оформилось радикальное крыло ваххабизма, поставившее перед собой цель "вернуть к истинной вере" весь исламский мир. Именно под его влиянием оформилась идеология афганских талибов. Ваххабизм стал быстро набирать силу, превращаясь в тщательно законспирированный транснациональный военно-политический орден со сложной организацией и иерархической структурой. Сегодня он располагает разветвленной агентурной сетью, собственными аналитическими и учебными центрами, разведкой и контрразведкой, прекрасно обученными и вооруженными отрядами диверсантов. Бойцов-ваххабитов отличают фанатизм, бесстрашие и высокая дисциплина; смерть для них — возможность стать шахидом (мучеником за веру).
Ваххабизм опирается на мощные финансовые структуры, в первую очередь в арабских странах. В числе его лидеров называют Осаму бен Ладена.
Ваххабиты создали сеть учебных заведений: от подпольных начальных школ, функционирующих во многих странах мира, в том числе и в России, до вузов и лагерей по подготовке диверсантов. Примечательно, что в религиозных школах Саудовской Аравии, центре мусульманского мира, обязательно изучение ваххабитского манифеста Tawhid, призывающего бороться с неверными и теми, кто их поддерживает "руками, языком или деньгами".
Изначально лагеря ваххабитов находились на территории Афганистана, Пакистана, Судана и ряда других стран. В конце 90-х годов учебно-диверсионные школы появились и на территории СНГ — на Северном Кавказе и в Таджикистане. В их числе оказался центр Хаттаба в Чечне.
|
|