Вопрос о том, что представляет собой принцип взаимности в дипломатии и где пределы, за которые нельзя заходить при его применении, не терял актуальности никогда. Одним из самых ярких примеров того, как вырабатывались ответы на недружественные действия в сталинские времена, может служить история советско-бразильского дипломатического конфликта 1947 года.
«Ввиду развязного тона этого письма»
Существует много точек зрения на то, когда в действительности началась холодная война. Кто-то относит ее начало к марту 1946 года, когда У. Черчилль произнес свою знаменитую речь в Фултоне. Кто-то считает, что непримиримые противоречия между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции появились сразу же после окончания Второй мировой войны, в 1945 году.
Но несомненно одно: отношения между странами-победительницами начали накаляться с самого начала работы Организации Объединенных Наций. И крайне обострились в 1947 году, когда оказалось, что решение любого мало-мальски значимого вопроса в ООН превращается в дипломатическую битву между СССР и немногими солидарными с ним странами и Соединенными Штатами, обладавшими более значительной поддержкой. Жесткий обмен мнениями в речах, произносимых с высоких трибун, как-то незаметно перешел в ожесточенную газетную полемику, в ходе которой мало-помалу исчезли последние, пусть и условные, правила приличий.
В качестве главного оружия для нанесения информационных ударов по противникам советские руководители выбрали «Литературную газету», поскольку в отличие от всех остальных центральных газет и журналов страны она не воспринималась как печатный орган партии и правительства.
Осенью 1947 года на ее страницах были опубликованы статьи о двух видных бразильских политиках — президенте Бразилии Э. Г. Дутре и бывшем министре иностранных дел Бразилии О. Аранье, который в 1947 году представлял свою страну в ООН и председательствовал на сессии Генеральной ассамблеи ООН. Причина появления этих статей была очевидной: в Бразилии снова начали преследовать коммунистов. Так что идеологический удар возмездия постарались сделать максимально болезненным.
Президенту Дутре в крайне недипломатичных выражениях напомнили, что до того момента, когда во Второй мировой войне определилась побеждающая сторона, он активно поддерживал Гитлера и был за это награжден фашистским орденом. А Аранья получил свой ушат словесных помоев за то, что на Генеральной ассамблее, как считали в Москве, не был нейтрален, поддерживал американцев и на одном из заседаний не дал выступить советскому представителю.
Бразильский посол в Москве Марио де Пименталь Брандао (альтернативное написание — Пиментель Брандао) был и без того раздражен действиями советских властей — из СССР был выдворен один из его сотрудников. Но выдворение было громким, с формулировкой «за хулиганство». Причем тогда рассказывали о том, что этот бразильский дипломат, выпив, любил бросать пустые бутылки из окна гостиницы в проходящих по центру города москвичей и гостей столицы. Понятно, что вся эта малодипломатичная история ставила посла в неприятное положение. А тут, в дополнение ко всему, газетные статьи.
11 октября 1947 года Пименталь Брандао направил протест в МИД СССР с требованием извинений за оскорбление бразильских официальных лиц. Но в ответ получил следующий документ:
«Министерство иностранных дел СССР вынуждено вернуть назад без ответа полученное сегодня письмо посла г-на Пименталь Брандао относительно одной статьи в “Литературной газете”, ввиду развязного тона этого письма и ввиду той враждебности, которой оно проникнуто в отношении Союза Советских Социалистических Республик».
«Против агрессивного журналиста»
Предсказать дальнейшие события было нетрудно. 20 октября 1947 года бразильский посол направил в МИД СССР ноту, в которой говорилось:
«Нижеподписавшийся, посол Бразилии, во исполнение инструкции своего правительства доводит до сведения Министерства Союза Советских Социалистических республик нижеследующее:
Дипломатические отношения между Бразилией и Россией ведут начало с 1829 года, когда мы, первыми из южно-американских стран, открыли миссию в Санкт-Петербурге. Эти отношения были нормальными и дружескими, пока они не были прерваны революцией в результате событий, имевших место при консолидации нового коммунистического режима, установленного в России. По окончании недавней великой войны, в которой наши знамена находились в одном и том же лагере, мы пожелали возобновить дипломатические отношения, воздавая должное героизму, проявленному русским народом в борьбе, равно как и для того, чтобы начать сотрудничать в деле восстановления мира и реконструкции разрушенных стран, требовавшем общих усилий стран-победителей.
2. Между странами, столь отдаленными друг от друга, как Бразилия и Россия, и не имеющими сколько-нибудь значительных экономических отношений, это сотрудничество должно было развертываться в Организации Объединенных Наций. С таким намерением мы установили посольство в Москве и приняли в столице Бразилии советское посольство, открытое в 1946 году.
3. Но вскоре нас постигло разочарование, так как в отношении к нашей миссии не применялся принцип взаимности: в то время как с советским послом в Рио-де-Жанейро и его сотрудниками обращаются вежливо, обеспечивая их безопасность и оказывая им содействие, как это традиционно делается с представителями дружественных стран, по отношению к бразильскому послу в Москве и его помощникам применяются всякого рода ограничения, некоторые из которых причиняют им очень большие неудобства. Бразильское правительство мирилось с таким неравным отношением, поскольку здесь не было дискриминации; положение не было исключительным, ибо в таких же условиях вообще находятся дипломаты, аккредитованные в советской столице. Кроме того, оно сохраняло надежду, что это положение вещей будет временным и что после того, как при помощи терпения будет восстановлено доверие и взаимопонимание между Советским правительством и демократическими государствами, нашим представителям в Москве будет предоставлена свобода передвижения, без которой они не могут соответствующим образом выполнять свои функции, а их повседневная жизнь становится невыносимой.
4. Это долготерпение и понимание, между тем, были плохо вознаграждены. Советская пресса, так строго контролируемая правительством, недавно грубо на нас напала без какого бы то ни было к тому повода. Кроме того, несмотря на то, что бразильская делегация во время проходивших в обстановке упорной борьбы выборов членов Совета Безопасности неоднократно отдавала голос за советского члена Организации Объединенных Наций, несколько дней тому назад первый бразильский делегат, г-н Освальдо Аранья, при выполнении обязанностей председателя Ассамблеи подвергся грубому нападению московской прессы, оскорбительно обвинившей его в том, что он находится на содержании у правительства Соединенных Штатов Америки. Между тем бразильская делегация голосовала за тех кандидатов, против которых голосовала северо-американская делегация; во всяком случае следовало бы признать, что она действовала свободно и независимо. Это обстоятельство было забыто и посыпались оскорбления лишь потому, что просто, в силу соблюдения правил процедуры Ассамблеи, председатель не разрешил неуместную речь советского делегата.
5. Поэтому вообще можно сказать, что здесь имело место твердое намерение без оснований спровоцировать нас, так как после этого одна газета серьезно оскорбила и оклеветала самого главу государства и вооруженные силы Бразилии. Мы не могли не заявить энергичный протест и не потребовать удовлетворения за это оскорбление.
6. Мы так и сделали, выставив принятие этого требования в качестве условия для того, чтобы мы могли продолжать поддерживать хотя бы корректные отношения с правительством Советского Союза. Нота бразильского посла, хотя и проникнутая справедливым возмущением против агрессивного журналиста и энергичная в требовании удовлетворения, была составлена в вежливых выражениях в части, относящейся к Советскому правительству. Тем не менее, оно отказалось принять ее под тем предлогом, что тон этого документа был недружественным. Если Советское правительство солидаризировалось с журналистом и почувствовало себя затронутым нашим протестом, оно только обострило инцидент, и во всяком случае, отказываясь от ответа, возвратив ноту и плохо это мотивировав, оно фактически отказалось дать удовлетворение, которое было совершенно необходимо для бразильской щепетильности. Таким образом, Советское правительство завершило этот достойный сожаления инцидент актом, в котором оно пренебрегло отношениями, которые мы упорно старались поддерживать и развивать.
7. В этих условиях посольству Бразилии остается только сообщить Министерству иностранных дел от имени и по приказу своего правительства, что с сегодняшнего дня дипломатические отношения между Бразилией и Союзом Советских Социалистических Республик прерываются».
«Преследующие цели дезориентации»
На следующий день, 21 октября 1947 года, министр иностранных дел СССР В. М. Молотов предложил ответить на ноту сообщением ТАСС. Жестким, но в общем-то не выходящим за рамки, существовавшие для советских официальных документов.
«Заявление бразильского посла,— говорилось в проекте сообщения,— относительно неудобств в устройстве посольства в Москве, а также другие заявленные в ноте претензии не имеют под собою почвы и носят характер мелких придирок. Несмотря на особые условия послевоенного времени, с советской стороны принимались все меры к удовлетворению законных пожеланий посольства в этом отношении.
Если же бразильское посольство осталось недовольным тем, что по требованию советских властей один из дипломатических сотрудников посольства вынужден был покинуть СССР, в связи с пьяным дебошем в ресторане и недостойным поведением в отношении советских граждан, то, разумеется, такое недовольство не имеет для себя никакого оправдания».
«Советское правительство неоднократно разъясняло, что оно не может нести ответственность за ту или иную статью, появившуюся в советской печати»
Объяснялось в проекте сообщения и появление вызвавших недовольство бразильской стороны статей:
«В ноте бразильского посла выражается недовольство некоторыми статьями в советской печати, поскольку в этих статьях имела место критика отдельных деятелей Бразилии и Бразильского правительства, причем произвольно возлагается ответственность за это на Советское правительство, хотя, как известно, Советское правительство неоднократно разъясняло, что оно не может нести ответственность за ту или иную статью, появившуюся в советской печати.
Несостоятельность этой претензии бразильского посольства тем более очевидна, что многочисленные в Бразилии реакционные газеты, поддерживающие политику своего правительства, изо дня в день печатают враждебные и клеветнические в отношении СССР и советских деятелей статьи, преследующие цели дезориентации и прямого обмана читателей».
Но Сталин остался недоволен предложенным проектом, а второй, более жесткий вариант сообщения, подготовленный 22 октября 1947 года, выправил сам, дополнив формулировками, больно бьющими по «бразильской щепетильности»:
«Бразильское правительство трусливым образом скрыло действительные мотивы своего решения о разрыве отношений с СССР. Разрывая отношения, оно считалось не с волей бразильского народа, который с энтузиазмом встретил установление отношений с Советским Союзом, а действовало как орудие фашистских сил и как послушный исполнитель воли своих иностранных хозяев».
23 октября 1947 года это сообщение было распространено по каналам ТАСС. Дальнейшее обострение конфликта было неизбежным.
«Установил режим домашнего ареста»
24 октября 1947 года Молотов доложил Сталину:
«Предлагаю сегодня опубликовать в печати и по радио следующее сообщение:
“Ответные меры на хулиганское нападение бразильских властей.
По поступившим в Министерство Иностранных Дел СССР сообщениям, сотрудники советского посольства в Рио-де-Жанейро (Бразилия) подвергаются в последние дни оскорблениям и нападениям со стороны хулиганов, бесчинствующих возле дома советского посольства. Бразильские же власти покровительствуют этим выходкам и поощряют хулиганов.
Эти сообщения вызывают глубокое возмущение среди советской общественности”».
«Разрешить им выезд из Москвы только после того, как будут обеспечены безопасность и благополучный выезд сотрудников советского посольства»
Затем в сообщении, по сути, описывался способ применения принципа дипломатической взаимности:
«В целях обеспечения безопасности для бывшего бразильского посла и сотрудников бразильского посольства в Москве соответствующим советским органам дано указание взять их под наблюдение и разрешить им выезд из Москвы только после того, как будут обеспечены безопасность и благополучный выезд сотрудников советского посольства из Бразилии и когда будут принесены соответствующие извинения со стороны бразильского правительства».
Сталин заменил слово «наблюдение» на «присмотр» и вычеркнул пассаж с требованием извинений от бразильцев, видимо, сочтя его лишним (сообщение опубликовали 26 октября 1947 года). А затем утвердил еще одно предложение Молотова — о поручении министру госбезопасности генерал-полковнику В. С. Абакумову:
«Придется также дать указание Абакумову, чтобы он через милицию установил режим домашнего ареста для бразильского посла и его сотрудников».
Посол Пименталь Брандао вернулся в Бразилию только в январе 1948 года.