"Наверное, мы умели держать удар"
Художник Иван Голицын рассказал Кириллу Журенкову о своей семье и роде
Потомок одного из самых известных княжеских родов России художник Иван Голицын — о том, как его семье удалось выжить и сохранить историческую память на протяжении многих веков
Поводом встретиться с Иваном Илларионовичем из знаменитого рода Голицыных стала выставка его деда, князя Владимира Михайловича Голицына, во Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного искусства. Владимир Голицын иллюстрировал книги и журналы, в том числе знаменитый "Всемирный следопыт", изобретал и сам рисовал детские настольные игры, расписывал шкатулки и пеналы. Он, можно сказать, положил начало династии художников в знаменитой фамилии, хотя среди Голицыных кого только не было — и воеводы, и градоначальники, и воспитатели царей... И как все эти профессии и интересы уживались в одном роду?
С Иваном Илларионовичем мы встретились в знаменитом доме художников — "Красном доме в Новогиреево", и разговор сразу зашел о высоком.
— Давно ли князья Голицыны рисуют?
— У дворян не было принято зарабатывать живописью, актерством или, к примеру, знанием иностранных языков. Думаю, первой в роду живописью заинтересовалась моя прапрабабушка, Софья Николаевна Голицына. Она происходила из семьи Деляновых, ее дед был героем войны 1812 года (его портрет висит в знаменитой военной галерее Эрмитажа), отец — директором Лазаревского института (до революции высшее учебное заведение для армян в Москве.— "О"), муж, по которому она и стала Голицыной, — городским головой... Софья Николаевна была монархисткой и не признавала либеральных взглядов мужа и сына. А вот во всем, что касается культуры, напротив, была очень продвинутой. Устраивала рисовальные вечера, где бывали Серов, Поленов, Саврасов, Коровин... Брала уроки у Саврасова и сама выступала в качестве модели. Конечно, всерьез о профессии речи не шло — она рисовала акварелью, этакое дамско-натурное рисование. И все же в каком-то смысле Софья Николаевна была первопроходцем среди Голицыных.
— А как получилось, что рисовать начал ваш дед? Гены?
— Возможно. Рисованием он увлекался с детства, сохранились его альбомы с батальными сценами, кавалеристами, пехотинцами — все это так и могло остаться детской забавой. Но в 1917-м все рухнуло, а рисование стало способом выжить. Навыки, полученные в дворянской семье, вообще помогли многим Голицыным: им приходилось зарабатывать репетиторством, актерством, переводами... Но это не значит, что семье легко жилось: понятие "социально чуждого элемента" никто не отменял. Голицыным пришлось бежать из Москвы от голода и арестов в Богородицк, к Бобринским, с которыми они породнились (за одного из них вышла дочь моего прапрадедушки, Владимира Михайловича). Бобринские, напомню,— это потомки Екатерины Великой и ее фаворита Григория Орлова. Когда у них родился сын, его, по легенде, отправили за границу в бобровой шкуре — отсюда и фамилия. Так вот Бобринские тогда жили во флигеле собственного дворца и потеснились, чтобы дать крышу над головой Голицыным.
В Богородицке дед заведовал плакатной мастерской, работал художником в театре, именно оттуда он поехал на север. Чем он только не занимался! За роспись деревянных шкатулок был удостоен золотой медали на выставке в Париже в 1925 году — тогда искусство новой Советской России произвело настоящий фурор. Потом работал над приключенческим журналом "Всемирный следопыт" — его закрыли за излишний демократизм. Рисовал настольные игры: "Пираты", "Захват колоний", "Юнга"... Четыре раза деда арестовывали. Его вызволяли друзья-художники — Кончаловский, Щусев. Последний арест случился в 1941-м, а два года спустя дед умер в тюрьме, от истощения. В 1990-е, когда открыли архивы КГБ, удалось сделать копию следственного дела и узнать, что донос на него написал сосед. Причем вскоре, отправляясь в эвакуацию, сосед оставил у нас свою больную мать. Как это могло сочетаться, понять трудно.
Знакомые все лица
— Как я понимаю, Голицыны не только рисовали, но и позировали. Что стало с семейными портретами?
— Если вы о самых известных портретах Ивана Алексеевича Голицына и Анастасии Петровны Голицыной (Прозоровской), то с ними, к счастью, все в порядке. Их автор — Андрей Матвеев (один из основателей портретного жанра в русской живописи.— "О"), самородок, которого заметил и отправил учиться за границу Петр I. Вернувшись в Россию, Матвеев написал всего несколько портретов, в том числе Голицыных. Так вот под этими портретами выросли все — и я, и мой отец, и дед, и прадед, и прапрадед... Когда отца не стало, я отдал их в Третьяковскую галерею, сейчас они висят первыми в зале XVIII века, в Лаврушинском переулке. Но этими картинами семейная портретная галерея, разумеется, не исчерпывается.
— А насколько рискованно в советское время было хранить дома портреты своих предков-князей?
— Да как сказать... В принципе, большевикам было все равно. Вот портрет царя хранить было опасно. Когда наши друзья Бутеневы уезжали за границу, они оставили Голицыным два сундука. В одном из них при обыске нашли императорский портрет — еле отговорились!
А что касается наших портретов, они были без рам и не имели роскошного музейного вида, вот и сохранились. Эти портреты кочевали вместе с семьей. В 1918 году их перевезли в Москву вместе с семейным архивом, спрятали в сарае, закрыв на амбарный замок. Потом они висели в квартире, купленной на полученное наследство, в деревенском доме в Котово, в Дмитрове... Я помню эти портреты с детства, когда к нам приходили гости, отец часто рассказывал, кто на них изображен, и это как-то само собой отложилось в памяти. Мы вообще не скрывали своего дворянского происхождения, да и как тут скрыть — фамилия выдавала.
— С портретами понятно. А как насчет семейных артефактов?
— Многое было продано: когда нечего есть, тут не до артефактов. В 1940-х бабушка, происходившая, кстати, из рода Шереметевых, осталась одна с тремя детьми и стариками — надо было выживать! Продавали картины, какие-то драгоценности... Один из проданных тогда портретов, работы Рокотова, сейчас выставлен в Тверской картинной галерее...
И все же кое-что сохранилось. Например, табакерка, заказанная Петром I — с его портретом работы Шарля Буата. От Петра I она попала к Людовику XV, от Людовика — к Елизавете Петровне, от Елизаветы Петровны — к Шувалову, а уже от него, через племянника, к Голицыным. Однажды во время обыска ее спрятали в лисьей шкуре. Красноармеец, участвовавший в обыске, поднял голову лисы и удивился: "Почему такая тяжелая?" На что сестра деда ответила первое, что пришло в голову: "Зубки, зубки". Красноармеец поверил на слово.
Так вот в какой-то момент эту табакерку хотели продать, отдали антиквару, а тот сказал, что никакой ценности она не представляет — возьму, мол, по цене золота. Голицыны не согласились и правильно сделали, все же такие люди держали ее в руках...
— У вас есть объяснение, как Голицыны выжили в годы революции и Гражданской войны?
— Наверное, мы умели держать удар. Это хорошо видно по моей прабабушке. Только представьте, она выросла при дворе, играла с великими князьями. А после революции, забрав у брата скорняжный набор (он был толстовец, считал, что все нужно уметь делать самому), чинила обувь на всю семью, принимала заказы. Когда не было денег, Голицыны давали уроки танцев, языков, не гнушались любой работы. И потом, мне кажется, у нашего рода очень крепкая подоснова, такую не разрушить. Да и крестьяне любили Голицыных.
Я недавно заезжал в фамильную усадьбу Петровское (в Красногорском районе Московской области.— "О") и встретил там семью петербуржцев. Оказалось, их бабушка жила здесь при Голицыных и вспоминала о том времени, как о самом счастливом в своей жизни.
Спасти Николая II
— Как я понимаю, главным либералом в семье был городской голова Москвы, Владимир Михайлович?
— Да, прапрадед на самом деле был человеком либеральных воззрений. На этой почве у него сразу возник конфликт с тогдашним генерал-губернатором, великим князем Сергеем Александровичем. Великий князь снял прапрадеда с должности гражданского губернатора, но москвичи так полюбили Владимира Михайловича, что вскоре избрали его городским головой.
Прапрадед был таким крепким хозяйственником, много занимался городом. Слышали о знаменитой афере Балинского? Этот Балинский предложил построить в Москве метро, но взамен просил на долгие годы весь доход от трамвая. За его предложением, по сути, ничего не стояло, и Владимир Михайлович быстро раскусил аферу, а само предложение отклонил — за одно это ему уже можно сказать "спасибо".
На этой выборной должности — если в современных категориях, это что-то среднее между главой Мосгордумы и мэром — он проработал несколько сроков, был избран почетным гражданином — одним из 12! Уже после революции получил охранную грамоту от Каменева, и та не раз его спасала.
Но это не значит, что все Голицыны приветствовали советскую власть. В большой семье не обойтись без конфликтов. Например, брат прадеда, Александр Владимирович, советскую власть не принял — уехал в Харбин, затем эмигрировал в США, был домашним врачом Стравинского и Рахманинова. Его сын, Александр Александрович, пошел работать в кино, получил три "Оскара" как художник-декоратор фильмов "Убить пересмешника", "Спартак", "Призрак оперы", так что у семьи есть еще и американская ветвь.
Не приняли советскую власть и другие родственники. Брат моей прабабушки, Анны Сергеевны, Михаил, даже хотел спасти императорскую семью. Охраняли царя Николая и его родных плохо, так что шанс был. Михаил ездил в Омск, пытался все организовать: план был в том, чтобы выкрасть их, переодеть и вывезти за границу. Но царя Николая и его родных постоянно перевозили с места на место, и сделать это не удалось. План был раскрыт, все участники арестованы.
Анна Сергеевна ходила просить за брата, добилась аудиенции у Петра Смидовича (председателя Моссовета, дворянина по происхождению.— "О") — тогда на большевиков работало много дворян. Прабабушке пообещали, что если брат откажется от борьбы с новой властью, его простят: он этого предложения не принял и был расстрелян. И примерно в то же время Владимир Михайлович (бывший городской голова.— "О") писал в своих дневниках, мол, неизвестно, что лучше — старый режим или новая власть, уж очень он не любил последние десятилетия царствования Романовых,— вот такие контрасты в одной семье...
— В какой мере у Голицыных сохранился дореволюционный уклад жизни?
— Как вам сказать, мы всегда жили как-то в стороне от остальных, вот и все. Отец был художником со свободным графиком, по маме — сплошные геологи. Это были профессии, которые давали свободу и возможность быть подальше от советской действительности. Но никакой оппозиции у нас тоже не было. Во время войны бабушка, Шереметева, шила бушлаты и штаны для фронта. И потом очень этим гордилась. В документах у нее было написано: "Швея, при происхождении дворянском".
Большой сбор семьи начался уже после войны — все, кто выжил, списались, затем съехались. Уже при Хрущеве бабушка ездила в Рим к сестре и матери, жила у них. А в 1969-м впервые поехать во Францию, к родне, смогли родители. Их, разумеется, не пускали, и отец пошел на прием к Фурцевой. Одним из наших французских родственников был Нобелевский лауреат по медицине Андре Львов, это он пригласил родителей погостить. И отец спросил, как объяснить Львову, что их не пускают. Вскоре на поездку дали добро...
— А сейчас есть шанс собрать всех Голицыных?
— Съезд всей семьи был всего один раз, в 2008 году: приехало 75 человек со всего света. Но потомков городского головы я и сам собирал в Историческом музее на выставке, посвященной нашему роду. Так что да, периодически встречаемся.
От Пиковой дамы до Гедимина
— Хотелось бы узнать ваше мнение по поводу исторической памяти. Не секрет, что среди россиян сейчас настоящий взрыв интереса к семейной истории. Как считаете, нам это нужно?
— Конечно! Вне зависимости от происхождения человек должен помнить своих родных. Иногда у какого-нибудь портного или крестьянина семейная история интересней, чем у дворянина. К тому же изучать предков невероятно увлекательно: к примеру, у нас в роду был крымский винодел Лев Сергеевич Голицын. "Абрау-Дюрсо", "Новый свет" — это все его заводы... А еще один, Борис Алексеевич, был дядькой, или, по-простому, воспитателем Петра Великого. Или генерал-губернатор Москвы Дмитрий Владимирович Голицын (в 1820-1844 годах.— "О")... Он был сыном Натальи Петровны — прототипа пушкинской Пиковой дамы, знаменитой "усатой княгини", Princesse Moustache.
— А правильно ли я понимаю, что один из ваших предков вообще мог стать русским царем?
— Да, это был Василий Васильевич, он действительно формально претендовал на царство вместе с Романовыми, но в то время был в польском плену и по факту стать царем не мог. Это, правда, боковая ветвь. А вообще, Голицыны, как и Трубецкие, и Хованские, они — Гедиминовичи (от Гедимина — великого князя литовского.— "О"). Родоначальник, воевода Михаил Иванович (он любил носить железную рукавицу, голицу, лишь на одной руке, отсюда и пошла фамилия) — потомок Гедимина в 8-м поколении. От меня до Гедимина можно проследить по прямой линии, а поскольку Гедиминовичи соединялись с Рюриковичами, то можно добраться и до Рюрика, тоже по прямой.
— Вам, наверное, уже надоели с этим вопросом, но не могу не узнать... Поручик Голицын, который не должен падать духом, он тоже из ваших?
— Из песни слова не выкинешь... Говорят, что текст написан каким-то офицером, кем именно — никто точно не знает, и что якобы он имел в виду конкретного Голицына. Могу сказать: этот Голицын точно не из нашей ветви. Так что это история уже какой-то другой семьи.
"Огонек" продолжает исследовать тему семейной памяти в России XX-XXI веков. Предыдущие публикации: статья "Жить с чистого листа опасно" (N 27 от 10.07.2017), интервью с историком Олегом Будницким ("Эго прошедшей войны", N 24 от 19.06.2017), беседы с праправнучкой Льва Толстого — Феклой ("Деда трижды выводили на расстрел", N 15 от 17.04.2017) и сестрой Андрея Тарковского — Мариной ("Андрея догнала война", N 10 от 14.03.2016)