В воскресенье в Лас-Вегасе на 92-м году жизни умер киноактер и режиссер Джерри Льюис — последний гений великой традиции американского бурлеска и автор самого загадочного и, возможно, самого жуткого из фильмов, никогда не увидевших света. Последнюю роль он сыграл год назад в триллере «Доверие».
Современный зритель знает Льюиса как Дядю Лео, торговца кадиллаками, из «Аризонской мечты» (1993) Кустурицы. Еще, возможно, по «Королю комедии» (1983) Скорсезе, где Льюис играл ведущего телешоу, которого берет в заложники амбициозное ничтожество, возомнившее себя великим комиком. Обе эти роли смешными не назовешь, но в появлении на экране старого клоуна всегда есть что-то и трагическое, и почти непристойное. Льюис и был фигурой трагической: любимцу Америки, развлекавшему ее на протяжении 70 лет, судьба наносила жестокие удары.
В кино он пришел из ночных клубов: в 1946–1956 годах не было эстрадников популярнее, чем дуэт Льюиса и музыканта Дина Мартина — Джерри отводилась роль идиота, который старается сделать как лучше, а получается как всегда. На экране он впервые появился уже в 1949-м, но его гений раскрылся только после встречи с режиссером Фрэнком Ташлином, начинавшим карьеру у Диснея. Ташлин разглядел подлинную природу дара Льюиса: скорее гротескного персонажа мультиков или комиксов, чем «живого» героя. В фильмах «Художники и модели» (1955), «Голливуд или пропал» (1956), «Засыпай, мой малыш» (1958), «Мальчик гейша» (1958) Льюис играл романтических идиотов, одержимых приключениями супергероя по имени Винсент Стервятник или пылающих страстью к Аните Экберг. Или фокусника, не просто бездарного, но гораздо более бездарного, чем его белый кролик.
Переход Льюиса к режиссуре («Коридорный», 1960) стал событием в американском кино. К тому времени великие комики сошли со сцены, как Бастер Китон, или выдохлись, как братья Маркс. Новые короли комедии вроде Боба Хоупа при всех своих достоинствах казались их бледными копиями. Да и вообще, Америке было не до смеха, было душно: политической охоте на ведьм сопутствовала оргия пуританской цензуры, обнаруживавшей угрозу для общества то в комиксах, то в фильмах ужасов. И тут явился Джерри.
Одно его появление на экране не предвещало череду катастроф, а уже было катастрофой. Робкий, нелепый, незадачливый герой был бомбой не слишком замедленного действия.
Льюис подхватил принцип slow-burn, на котором строился комизм Лорела и Харди: герой изо всех сил старается исправить допущенную им оплошность, но каждая попытка приводит к еще большей катастрофе. Но Льюис не просто перенял опыт великого дуэта, а довел до сюрреалистического абсолюта. В «Дамском угоднике» (1961), например, где герой Льюиса принимал решение никогда не иметь дела с женщинами, но волей судьбы был вынужден работать в пансионе для девушек, вдруг ни с того ни с сего среди пансионерок обнаруживался леопард. Недаром страстными пропагандистами Льюиса стали французские критики, оценившие его как наследника сюрреалистической традиции. Когда на родине — с середины 1960-х — популярность Льюиса пошла на спад, французы остались ему верны.
При этом Льюис был отчаянным экспериментатором: и формальным, и техническим. В «Коридорном» его герой не произносил за весь фильм ни слова, а в «Дамском угоднике» пансион представал кукольным домиком, декорацией как она есть. Первым в истории Льюис использовал на съемках «Коридорного» видеокамеру. Понятно, почему именно он преподавал режиссерское мастерство в Университете Южной Калифорнии, в том числе юным Спилбергу и Лукасу.
А потом начался какой-то дикий морок. В 1965-м Льюис на съемках сломал два позвонка. Обреченный на хронические боли и жизнь с имплантатами, оказался на грани самоубийства. Вторым «переломом» стало его согласие поставить фильм «День, когда клоун плакал» (1972) и сыграть в нем главную роль.
Сначала он сопротивлялся предложению продюсера Натана Вашсбергера. Льюису претила идея фильма, да, честно говоря, и трудно представить, кого бы она вдохновила. Немецкий клоун, уволенный из цирка, спьяну обложил в кабаке фюрера и угодил в концлагерь. Расхваставшись перед товарищами по несчастью былой славой, оказался неспособен рассмешить их, за что заслужил побои и изгойство. Единственными благодарными зрителями оказывались заключенные дети. Оценив это, комендант сулил клоуну свободу, если он, как крысолов из Гамельна, заведет детей в эшелон, направляющийся в Освенцим. Клоун делал свое дело, но, не выдержав мук совести, уходил с детьми в газовую камеру.
Как бы там ни было, Льюис сдался на уговоры, посетил Освенцим и Дахау и сбросил 42 фунта. Но съемки обернулись кошмаром. Продюсер не выполнял ни одно из своих обязательств. Деньги в Париж и Стокгольм, где проходили съемки, не поступали: Льюис платил техникам из своего кармана, а французские актеры и циркачи в знак солидарности с ним работали бесплатно. Пропадали оборудование и отснятые материалы. Продюсер «кинул» еще и сценаристку. Льюис, вдруг обнаруживший, что съемки вообще незаконны, горстями поедал амфетамины, а потом решился на пресс-конференцию, где выложил всю правду о продюсере.
Короче говоря, «День» считается самым проклятым фильмом в послевоенной истории кино. По его поводу допустимы любые фантазии: шедевр ли это, или порнографическая спекуляция. Льюис категорически отказывался говорить о фильме и, кажется, хранил под замком его видеокопию. Местонахождение негатива неизвестно. Говорят, в Голливуде случаются закрытые показы для студийной элиты, но мало ли что говорят. С уверенностью можно сказать одно: название фильма — метафора судьбы Льюиса, клоуна, которому довелось плакать, пожалуй, побольше, чем любому из его собратьев по цеху.