В вечернем эфире «Коммерсантъ FM» ситуацию вокруг худрука «Гоголь-центра» Кирилла Серебренникова, которому в рамках дела «Седьмой студии» предъявлено обвинение в мошенничестве, прокомментировал режиссер Алексей Герман-младший.
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
Олег Богданов: Как вы оцениваете эту ситуацию в целом?
Алексей Герман: Во-первых, я не верю в вину Кирилла Серебренникова. Я его знаю, не могу сказать, что мы близкие друзья, но хорошие знакомые. У меня ни разу не возникало ощущения, что Кирилл может положить себе что-то в карман. Я считаю, что он человек, абсолютно поглощенный творчеством, абсолютно поглощенный воспитанием молодых, абсолютно поглощенный театром, преданный ему. И я ни в какие 68 млн не верю. Я знаю, что был спектакль, на которые все ходили, я знаю, что был прекрасный проект «Платформа», который был гиперуспешным. Я прекрасно понимаю, что наше законодательство, по которому у нас государство субсидирует театры, крайне несовершенно. И при мне выдающиеся театральные деятели, режиссеры — я не буду говорить, кто это — жаловались Владимиру Путину, что фактически невозможно работать, что законодательство страшно забюрократизировано.
Петр Косенко: Тогда противоречие возникает: не мог положить в карман или все забюрократизировано?
Алексей Герман: Есть огромная разница между тем, что человеку вменяют хищение в особо крупных размерах, и какими-то нарушениями в ведении бухгалтерии театра, которые, наверное, возможно, могут быть. И это, как вы понимаете, разные вещи. Творческий человек, режиссер, художественный руководитель необязательно в этом понимает — это раз. Поэтому существуют директора театров, между прочим.
Олег Богданов: Незнание закона все-таки от ответственности не освобождает. И вот Андрей Кончаловский у нас в эфире отметил, что если у правоохранительных органов есть доказательства вины Серебренникова, то ему можно только посочувствовать.
Алексей Герман: Я считаю, что это, безусловно, не просто так. Я считаю, что это знак какой-то. Я, выходя из своего дома в Москве или в Питере, не пройдя 200 метров, вижу вопиющие случаи нарушения законов, воровства, которыми никто не занимается, потому что, как мы понимаем, все куплено.
Олег Богданов: Это вы под ноги смотрите?
Алексей Герман: Я не под ноги смотрю, я смотрю на здания, которые перекрашиваются по два-три раза. Я смотрю на алкогольные магазины, которые продают напитки 24 часа и никто этим не занимается. У нас, когда надо, можно арестовать, когда не надо — нельзя.
В любом российском театре и в любой российской фирме, которая максимально прозрачная, все равно при большом старании, наверное, можно найти какие-то нарушения.
Я глубоко очень хочу верить, что Кирилл никаких нарушений сознательно не допускал. Именно поэтому в наших театрах существует разделение между людьми, которые занимаются художественным творчеством, и людьми, которые занимаются хозяйственной деятельностью — не просто так это введено. Мне представляется, что цифра 68 млн рублей впоследствии будет тихо-тихо-тихо становиться меньше, потому что, зная тот объем спектаклей или каких-то других событий, которые были на «Платформе», я не верю, что она могла исчезнуть.
Петр Косенко: Вы сказали, что дело Серебренникова — это «знак». Кому?
Алексей Герман: Я думаю, что это такая внутренняя кремлевская борьба, если честно, потому что ничего хуже перед выборами придумать нельзя было. Если есть нарушения, давайте с привлечением экспертного сообщества, с привлечением театральных режиссеров будем разбираться, что там произошло, были ли какие-то сознательные – подчеркиваю — нарушения со стороны Серебренникова или их не было. Допустим, у нас строят в Петербурге стадион, куда уходят миллиарды, и как бы все знают, что огромное количество людей с этого кормилось, но я не могу сказать, что там какие-то такие повальные аресты.
Петр Косенко: Там выяснилось, что бакланы во всем виноваты.
Алексей Герман: Поэтому с этим надо разбираться. И я согласен, с одной стороны, с Кончаловским, что должно быть честное и непредвзятое следствие. Нельзя судить, что один талантливый, другой неталантливый, это должно быть равноценно. С другой стороны, мне кажется, что существует, безусловно, избыточное рвение следствия. Мне кажется, эти события приведут к следующему: во-первых, они приведут к тому, что эмиграция из страны будет расти. Если бы было следствие, оно шло бы прозрачно, оно шло бы адекватно, не возникало ощущения абсурда, то, безусловно, люди бы относились к этому как к честному, адекватному, открытому разбирательству. Сейчас в результате неуклюжих действий следствия есть ощущение у многих, в том числе и у меня, что все, что происходит — это перебор.
Мне кажется, что здесь все-таки существует некая политическая составляющая. Но мы никогда не узнаем, кто, за что, как и против кого играет.
У Кирилла были люди в администрации президента, которые его поддерживали, сейчас там теперь другие люди — все это все знают. И не существует ли такого момента, провоцирования раскола в обществе для того, чтобы часть интеллигенции, которая в некоторой своей части либерально настроена, была обозначена как те люди, которые поддерживают воровство? Ведь это тоже может быть? Может быть. Поэтому я не говорю, что кто-то виноват или не виноват, я говорю, что я не верю в вину Кирилла. Потому что у меня ни разу не было ощущения, что в нем есть какая-то гниль, в отличие от многих людей, которые действительно живут за госденьги.