Ровно 30 лет назад советские власти официально признали СПИД: 25 августа 1987 года вышел указ о предотвращении распространения заболевания, которое до того в прессе именовали болезнью проституток, наркоманов и гомосексуалистов. Но пользы от признания было не много: уже через год началась эпидемия, которая, по сути, продолжается до сих пор.
«СПИД изобретен Пентагоном в лаборатории методов биологической войны»,— сообщали «Известия» в январе 1987 года. Шумную кампанию, развернутую на Западе по поводу новой болезни (вирус ВИЧ, который считают причиной СПИДа, открыл четырьмя годами раньше Люк Монтанье из французского Института Пастера), газета связала с намерением дискредитировать дружественные СССР африканские страны, названные западными СМИ виновниками распространения заразы. Советским же людям, успокаивали авторы этой и десятков других публикаций того периода в любом случае ничто не угрожает. СПИД — западная болезнь, для которой в СССР нет базы распространения, поскольку в стране, по счастью, нет ни гомосексуализма, ни наркомании, ни проституции.
Не то чтобы в подобном благодушии пребывали все поголовно. В 1987-м тогда 37-летний Геннадий Онищенко (через девять лет он станет главным санитарным врачом России, а в то время работал начальником санитарно-эпидемиологической станции МПС СССР) знал — он сам рассказывал о том, что за ситуацией со СПИДом чиновники следили пристально, им было известно об учрежденной в том же 1987-м Глобальной программы ВОЗ по СПИДу, и уже два года на Соколиной горе в Москве действовала лаборатория, исследовавшая пациентов в том числе и на СПИД.
До поры до времени все было, по меркам чиновников, в порядке: СПИД находили только у иностранцев. Но тем же летом все изменилось: в СССР появился собственный нулевой пациент. Это был инженер, долгое время проработавший в Танзании, Владимир Красичков. Недавно ушедший от нас блогер Антон Носик в свое время утверждал, что был с Красичковым знаком, что тот был гомосексуалистом, ВИЧ привез в СССР десятью годами раньше, и к тому времени, когда болезнь развилась (Красичков умер от саркомы Капоши — онкологического заболевания кожи, встречающегося у ВИЧ-инфицированных), мог заразить несколько десятков людей.
Нужно отдать должное оперативности системы: через месяц после регистрации нулевого пациента вышел тот самый указ «О мерах профилактики заражения вирусом СПИД».
Каратели с грязными шприцами
Если не вдаваться в детали, может показаться, что СССР не так уж и опоздал бороться со СПИДом. Первый законодательный акт о борьбе с заболеванием вышел в Союзе в том же году, что и первая соответствующая программа ВОЗ, всего через три года, после того как Рональд Рейган на четвертом году своего президентства впервые публично произнес слово «СПИД».
Но есть, что называется, разница. Мировая практика борьбы со СПИДом пошла по пути сексуального просвещения и профилактики, разработки лекарств и вакцин (первое одобренное лекарство — зидовудин, ретровир — появилось как раз в середине 1980-х). Советский же указ 1987 года сконцентрировался на карательных мерах: насильственная диагностика людей из групп риска, депортация носителей-иностранцев, уголовное преследование за распространение.
Последнее, справедливости ради, присутствует в законодательстве многих стран. Так, например, более чем в 35 штатах США приняты уголовные законы, которые наказывают ВИЧ-инфицированных за то, что те подвергли других риску заражения, даже если инфицированные принимают меры предосторожности, например пользуются презервативами. В последнее время это законодательство в Америке подвергается критике: в 2011 году Национальный альянс государственных и территориальных директоров по СПИДу опубликовал политическое заявление, в котором утверждается, что такие законы стигматизируют болезнь, и приводится положительный опыт европейских стран (Франция, Германия), не имеющих подобного законодательства.
У нас в то же время по 122-й статье УК (заведомое постановление другого лица в опасность заражения ВИЧ, до восьми лет лишения свободы) сажают не так часто — несколько десятков человек в год, поскольку трудно бывает эти преступления доказать. И в большинстве случаев такие приговоры совсем не кажутся несправедливостью. Для сравнения другой пример: в 2016 году Свердловский областной суд вынес постановление, согласно которому за заражение трех пациентов СПИДом клиника в Екатеринбурге должна будет заплатить потерпевшим 15 млн рублей.
Но вернемся к указу. Карательная его часть начала выполняться качественно и быстро. В группы риска попадали наркозависимые, работники сферы секс-услуг, беременные женщины, доноры крови, а также люди, выезжавшие за рубеж. Некоторых задерживали прямо на работе и увозили с милицией на Соколиную гору и в другие центры профилактики и борьбы со СПИДом, которые начали появляться после указа.
«Нас ругали, говорили, что мы обследуем излишнее количество людей,— вспоминает Геннадий Онищенко (в 1988 году он стал заместителем начальника Главного управления карантинных инфекций Минздрава СССР.— “Ъ”).— И мы действительно обследовали много — по нескольку миллионов в год».
Согласно новому указу, иностранцы, планировавшие приехать в страну более чем на три месяца, должны были предоставить справку о том, что прошли обследование на ВИЧ и инфекции не выявлено. «Тогда зараженных у нас было мало, делался акцент на возможность завоза вируса. Допустим, если справку предоставлял гражданин Великобритании, он получал разрешение на въезд. Но были страны, справки которых не признавали из-за низкого уровня здравоохранения»,— вспоминает Онищенко.
С профилактической работой было хуже. О том, что заражение происходит не только половым путем, но и через инъекции, уже было известно, однако толком ничего не предпринималось. Трагедия была неизбежна.
«Здесь живет СПИД»
В 1988 году в республиканской детской больнице Элисты, столице Калмыцкой АССР, врачи столкнулись с массовыми пневмонией и бронхитом, не поддававшимися лечению. Несколько образцов крови врачи отправили на анализ в Москву, и на следующий день оттуда пришло неожиданное и страшное заключение: СПИД.
Прибывшая практически вместе с результатами московская инспекция обнаружила полную антисанитарию: на стерилизацию попадало в два раза меньше шприцов, чем было сделано инъекций, зафиксированных в отчетах. У некоторых пациентов стояли многоразовые катетеры для переливания крови. О дезинфекции элистинские врачи имели смутные представления — достаточным, чтобы обезопасить пациентов, они полагали простое ополаскивание шприцов под краном…
Расследование показало, что изначально вирус был у одного младенца (отец ребенка служил в Конго матросом, вероятно, был инфицирован там и заразил жену). Потом через нестерильные инъекции вирус расползся по больнице.
По халатности врачей в элистинской больнице ВИЧ-статус получило 75 детей и четверо взрослых!
Сюжет о вспышке инфекции показали по центральному телевидению в программе «Время». В стране началась паника, люди массово отказывались от медицинских процедур и требовали поместить инфицированных в изоляторы. Жители республики стали приносить к больнице плакаты «Здесь живет СПИД» и «Отмоем родину от СПИДА». Из-за травли одна пациентка дважды пыталась покончить жизнь самоубийством. Некоторым инфицированным пришлось переехать из Элисты и сменить работу, детям было трудно поступить в детский сад и школу — их просто оказывались принимать из-за страха заражения.
Вспышка ВИЧ-инфекции из Элисты быстро распространилась по городам Ставропольского края, Ростовской, Волгоградской областей. Позднее стало известно о ребенке из Элисты, который попал в Волгоград на лечение. Инфицирование других пациентов произошло по тем же причинам, что и в калмыцкой больнице,— из-за нехватки инструментов. Врачи, виновные в распространении вируса, получили выговор: Следственный комитет возобновил уголовное дело в 2011 году, но реального наказания никто из медперсонала не понес.
Новые лепрозории
В поселке Усть-Ижора Ленинградской области на территории инфекционной больницы в 1991 году открылся центр по профилактике ВИЧ. Первыми пациентами стали дети и их родители, заразившиеся новой, практически не изученной болезнью в Элисте, Волгограде, Ростове-на-Дону. На тот момент вирус носило не меньше 270 человек — это были те, кто уже прошел обследование в московской лаборатории, подведомственной союзному Минздраву, и состоял на учете.
Жители поселка, как описывает ситуацию доктор медицинских наук Евгений Воронин, были встревожены открытием такого центра и требовали как можно быстрее перевести пациентов в резервацию, в тайгу: «На нашу больницу обрушились местные депутаты, с требованием закрыть центр выступили практически все средства массовой информации. Особенно усердствовали местные власти, они инициировали передачу по радио, в которой была дана намеренная дезинформация о путях передачи ВИЧ — через рукопожатия, воду и воздух».
Работники ближайшего завода организовали сбор подписей за срочное закрытие центра — из пяти тысяч рабочих половина подписала. Петицию отправили Ельцину, из администрации президента ее передали в СЭС Петербурга, которая срочно решила закрыть центр. Больница не работала только один день: после телефонного разговора сотрудников больницы с министром здравоохранения учреждение вновь открыли.
Такое отношение к неожиданно свалившейся беде было вполне понятным: только что болезнь связывали с худшими в советском восприятии пороками, и вот уже эпидемия — откуда взяться сочувствию?
В 1989 году, по данным «Левада-центра», 13% опрошенных граждан СССР высказывались за «ликвидацию» больных СПИДом, 24% хотели бы, чтобы они жили в изоляции. К 2003 году ситуация практически не изменилась — о том, что инфицированных нужно «ликвидировать», скажут 9% опрошенных.
Принцип сохранения врачебной тайны на больных СПИДом долгое время не распространялся — несчастные вынуждены были иметь дело с обществом, которое мечтало об их физическом истреблении или хотя бы изоляции.
Если у человека обнаруживали ВИЧ, врачи требовали предоставить для эпидрасследования контакты людей, с которыми он вступал в половую связь, все эти люди вызывались в центры обследования, и им сообщали, по чьей вине они здесь.
Если речь шла о совсем молодых пациентах, первым делом ставили в известность их родителей. По словам директора фонда «Шаги» Игоря Пчелина, многие поэтому предпочитали не проверяться на ВИЧ или делали это по другим документам. Обследование на ВИЧ разрешили проходить анонимно только в 1990-м году.
Знание своего диагноза не давало человеку, по сути, ничего — действенной терапии не существовало.
«В России до конца 1990-х лекарств практически не было, людей с ВИЧ-статусом просто ставили на учет и присылали письма о том, что нужно периодически появляться у врача,— рассказывает консультант для ВИЧ-положительных людей Алексей Коваленко.— Кто-то за свои деньги все же привозил лекарства из-за границы, но тех, кто мог себе это позволить, было не много. В то время не было даже практической лаборатории, не у всех инфицированных определяли вирусную нагрузку».
Гуманная эпидемия
Нынешнее положение дел со СПИДом оценивается разными людьми, вовлеченными в тему, диаметрально противоположно. Госчиновники отчитываются о полном порядке — профилактика работает, лечение адекватное. Даже отношение в обществе — на уровне высших гуманистических образцов. Геннадий Онищенко сегодня участвует в марафонах против СПИДа бок о бок с носителями ВИЧ и рассказывает о гуманных способах донесения информации до вновь заболевших, когда о диагнозе рассказывает не врач, а другой носитель вируса.
«После годов ужаса и безысходности мы пришли к тому, что можно жить с хронической инфекцией, которую называют ВИЧ. Если в 1990-е внимание к проблеме ушло, поскольку государство искало стратегические пути развития, то в 2005 году произошел переломный момент — оно взяло на себя обязательство обеспечивать профилактическое лечение инфицированным»,— умиляется Онищенко.
Сдвиги в медицине за эти годы произошли действительно огромные: женщинам, инфицированным ВИЧ, при соблюдении терапии врачи гарантировали рождение здорового ребенка, возможность инфицирования человека во время переливания крови снизилась до нуля, и жизнь людей с ВИЧ кардинально изменилась — от смертного приговора до умеренно оптимистичного существования с диагнозом.
Директор фонда «СПИД.Центр» Антон Красовский менее — и даже вовсе не — оптимистичен.
Россия по итогам 2015 года стала страной с крупнейшей эпидемией ВИЧ в мире. При этом лекарства на январь 2017 года доступны не более чем 35% пациентов.
«В Анголе, в ЮАР, в Мозамбике — все люди с ВИЧ, которые хотят этого, получают лечение. В Ботсване 90% больных с ВИЧ находится на лечении. Там люди получают такие лекарства, которых в России не было никогда. Россия в плане лечения ВИЧ отстала от Анголы на 15 лет, от Ботсваны — на 25. Мы живем в стране, где через два года у двух миллионов людей будет ВИЧ-статус, и его могло бы не быть»,— говорит Красовский.
Сейчас в Свердловской и Иркутской областях объявлена эпидемия, в зоне риска находится еще 11 регионов, и, по словам вирусолога Сергея Нетесова, почти 60% ВИЧ-инфицированных употребляли наркотики. У них нет доступа к чистым шприцам и иглам, к лекарствам, к заместительной терапии: в России не признается лечение метадоном, в отличие от Америки, Западной Европы и многих восточноевропейских стран.
Наркоманы действительно стали главным источником распространения СПИДа после распада СССР. По данным Министерства здравоохранения, к началу 1994 года в медицинских учреждениях было зарегистрировано почти 40 тыс. человек с диагнозом «наркомания», к концу 1990-х только тех, кто стоял на учете,— 209 тыс. Значительное количество наркозависимых употребляли наркотик внутривенно, впоследствии у части из них обнаружили ВИЧ.
«Сообщество наркопотребителей не замкнутое, они занимаются сексом со здоровыми женщинами, здоровыми мужчинами. Их не социализируют, в депрессивных регионах никто не борется с депрессией. На это накладывается проблема первобытного устройства советской промышленности, построенной на моногородах. Вспомните, сколько людей перевозили ради какого-нибудь завода в тайгу, но в 1990-е заводы начали закрываться, а люди остались»,— объясняет Антон Красовский.