В ходе судебного заседания по процессу бывшего главы Минэкономики Алексея Улюкаева в Замоскворецком суде 5 сентября прокурор зачитал расшифровку беседы между главой «Роснефти» Игорем Сечиным и господином Улюкаевым в офисе нефтекомпании 14 ноября перед задержанием последнего. Говорил в основном топ-менеджер, и кроме того, что относится непосредственно к уголовному делу, в беседе было немало не всегда ясной, но любопытной информации. Например, об условиях, на которых японские инвесторы были готовы участвовать в приватизации «Роснефти», налоговой нагрузке на компанию, действиях ОПЕК.
Самая интересная часть беседы касается возможной продажи пакета «Роснефти» (19,5%) японским инвесторам — на тот момент акции, которые в итоге были приобретены консорциумом катарского фонда QIA и трейдера Glencore, еще принадлежали государственному «Роснефтегазу». При этом до формального срока, установленного правительством для завершения приватизационной сделки, оставался всего месяц, а заключение сделки должно было произойти не позднее 5 декабря. Игорь Сечин говорит: «Леша, я тебя прошу, ты на нас не обижайся за затяжки все эти», затем добавляет: «Я же почувствовал, как заштормило чуть-чуть». Он признается, что «покупать особо не хотят, поэтому мы делаем разные предложения, разные морковки сочиняем для того, чтобы затянуть в акции». При этом Игорь Сечин утверждает, что «кредитовать (сделку.— “Ъ”) готовы в полном объеме». Впоследствии ее профинансировал итальянский банк Intesa, и видимо, соответствующие договоренности существовали уже на середину ноября.
Переговоры с японцами
Затем Игорь Сечин говорит, что ведет переговоры о продаже акций с японцами, не уточняя, идет ли речь о компаниях или представителях правительства. От ответа на уточняющий вопрос Алексея Улюкаева, о ком идет речь, глава «Роснефти» уходит. Господин Улюкаев говорит, что «вот честно, из сегодняшних соображений очень хотелось японцев привлечь. Индийцы все эти… Все это не то. От индусов ты ничего не получишь». Как раз в это время активизировались российско-японские переговоры о мирном договоре и разрешении территориального спора по островам Курильской гряды.
Игорь Сечин соглашается, что «ни китайцы, ни индусы, это не нужно совершенно, с ними никакой синергии уже не будет», добавив, что с «корейцами работаем». Он признает, что японская сторона в ходе переговоров по участию в приватизации «Роснефти» увязывала их с разрешением территориального спора: «Они, конечно, хотят выполнить свою главную задачу. Они хотят получить плюсы к территории. Там даже такие вопросы в ходе переговоров ставили, но мы отвергли это. Сразу сказали: ребята, нет». Затем в ходе разговора господин Сечин добавляет: «Они (японцы.— “Ъ”) нам по ходу дела прямо говорили: вот нам будет тяжело, если там (по территориальному спору.— “Ъ”) не будет подвижек. Я им сказал: нет, ребята, вы знаете, вы с этим вопросом не обращайтесь, мы солдаты — нам что говорят, то и делаем, это не наша епархия».
Расшифровка разговора Игоря Сечина и Алексея Улюкаева
Зато из разговора становятся известны экономические условия, которые предлагались японцам: если они согласятся купить пакет «Роснефти», то смогут «получить доступ» к Центрально-Татарскому лицензионному участку (Японское море, шельф Сахалина, лицензия принадлежит «Роснефти»), Верхнечонскому месторождению и «еще ряду нефтяных месторождений». Японии предлагаются миноритарные доли, но «при форс-мажоре мы берем поставки только на японский рынок». Далее господин Сечин поясняет, что под форс-мажором понимается резкое снижение или повышение цены на нефть (более чем на 20% от согласованного уровня), в таком случае весь объем добычи совместных предприятий пошел бы только японским акционерам.
По словам Игоря Сечина, японская сторона «пытается завести рака за камень по ходу тендерных процедур, сами ждут результатов визита. Поэтому мы им сказали: вот вышло распоряжение правительства, поэтому мы сами в такой ситуации, до 5 числа мы должны подписать». Вероятно, японцы были недовольны очень жесткими сроками совершения сделки — до 5 декабря. Под визитом, очевидно, понимается визит Владимира Путина в Японию, который в итоге произошел 15 декабря — то есть уже после срока, установленного правительством для продажи пакета «Роснефти». Игорь Сечин говорит, что предложил японской стороне перечислить «на дату подписания» (видимо, 5 декабря) аванс в 10% от суммы сделки, который, «если вы не совершаете сделку, переходит в собственность компании». Остается не вполне ясным, почему аванс должен перейти «Роснефти», а не ее продающему акционеру — «Роснефтегазу». Далее Алексей Улюкаев и Игорь Сечин соглашаются, что важно продолжить переговоры с японцами на саммите АТЭС в Перу, который состоялся 20 ноября и куда господин Улюкаев уже не попал.
«Ситуация не такая простая»
Другой любопытный момент — в самом начале зачитанной прокурором расшифровки. Игорь Сечин начинает разговор с Алексеем Улюкаевым, показывая ему некую презентацию с результатами компании. В частности, он говорит, что «Роснефть» занимает первое место в мире по размеру ресурсной базы и результатам геологоразведки, объему текущей добычи нефти, добавляя, что себестоимость добычи «тоже как бы самая высококонкурентная».
Но, отмечает господин Сечин, «у нас налоговая база (очевидно, имеется в виду налоговая нагрузка.— “Ъ”) самая тяжелая по сравнению с любыми другими компаниями, самая тяжелая в мире». Далее Игорь Сечин говорит: «Вот можно к этим двум-трем смело добавить 25, и это будет с учетом налоговой базы. И плюс транспорт. Вот считай, условно говоря, 35 для нас нижний предел такой. Я имею в виду нижний уровень цены, который позволит операционную доходность дообеспечивать нам».
Можно с высокой вероятностью предположить, что господин Сечин имеет в виду затраты на баррель добытой нефти, говоря, что себестоимость извлечения нефти — $2–3 на баррель, налоговая нагрузка — $25 на баррель. Тогда уровень цены на нефть в $35 за баррель является нижним пределом, при котором бизнес «Роснефти» операционно прибылен (то есть без учета выплат по долгу). На 14 ноября 2016 года баррель Brent стоил $44,8.
Далее Игорь Сечин добавляет: «Поэтому ситуация не такая простая, нам надо заниматься налоговой базой». Алексей Улюкаев подтверждает это, говоря, что был не согласен с инициативой Минфина о повышении налоговой нагрузки на нефтекомпании.
Козни ОПЕК
Также из беседы становится ясно, что Игорь Сечин был против идеи сделки России и ОПЕК по сокращению добычи нефти. Он полагает, что страны ОПЕК используют период сокращения добычи для проведения дополнительного бурения, чтобы затем увеличить добычу и вытеснить Россию с рынков. «Я докладывал Владимиру Владимировичу,— поясняет господин Сечин.— Все они готовят развитие добычи. Все! Венесуэла. Я просто абсолютно знаю, что они сейчас провели тендер. Schlumberger выиграла на $3,3 млрд по увеличению бурового сервиса, то есть они планируют поднять добычу на 250 баррелей в сутки в течение полугода. Это, значит, первое. Второе, Иран будет увеличивать, они сейчас уже 3,9–4,0 (млн баррелей в сутки.— “Ъ”), и у них замысел добавить еще 1 млн баррелей».
Достоверность этой информации неясна — разговор происходил за несколько недель до сделки ОПЕК и России, и глава «Роснефти» подчеркивает, что «правду нам никто не говорит». Его собственный взгляд на перспективы соглашения скептичен: «Эти полгода, если мы заморозим, дадут возможность американцам чуть-чуть кислорода дать нефтяным сланцам».
Алексей Улюкаев тогда не согласился с прогнозами господина Сечина, но тот оказался прав насчет сланцевой добычи в США, которая действительно серьезно увеличилась за время сделки. Однако относительно членов ОПЕК он ошибся, по крайней мере пока: Иран не стал увеличивать добычу более 3,8 млн баррелей в сутки, Венесуэла сократила добычу.