Глава двенадцатая, в которой десять коммунистов исполняют главные роли своей жизни
История «Охоты на ведьм» в 20 главах и 20 фильмах
Содержание предыдущей главы: военная разведка рекрутирует сотни коммунистов на оперативную работу; один из них — гений нуара Абрахам Полонски — звонко поставит на место конгрессменов, выпытывавших засекреченные детали его войны с нацизмом.
14 минут 30 секунд — хронометраж этого страстного обличения вашингтонского "фашизма". Никаких студийных логотипов. Никаких шансов на прокат. Зато "играют" в подпольном кино Джона Берри десять звезд, пусть и не знакомых зрителям в лицо. Сценаристы Алва Бесси, Лестер Коул, Ринг Ларднер, Джон Говард Лоусон, Альберт Мальц, Сэмюэль Орниц, Дальтон Трамбо. Режиссеры Герберт Биберман и Эдвард Дмитрик. Продюсер Эдриен Скотт. Среди этих десяти коммунистов — два лауреата и три номинанта на "Оскар", два самых дорогих сценариста Голливуда. Шестеро из них — евреи. Младшему — Ларднеру — 32 года. Старшему — Орницу — 56 лет.
Берри представляет их как авторов военно-патриотических фильмов и примерных семьянинов. Рассказ о каждом завершается одинаково: "Сейчас он находится в федеральной тюрьме". Несколько раз звучит и фраза Бибермана: "Это зависит от всех нас". Под "этим" подразумевается судьба гражданских свобод, которую дело "десятки" поставило под сомнение.
Когда расправа над инакомыслящими будет поставлена на конвейер, сценарист Бесс Тэффел скажет фельдъегерям, доставившим розовую повестку на допрос в КРАД: "Вы принесли мою смерть". Но, когда в Голливуд пришли первые повестки, никого из адресатов траурные мысли не посетили. За девять лет существования КРАД они привыкли, что воздух сотрясают угрозы разгромить "коммунистический заговор в Голливуде". Их не смутило, что за осуждением коминтерновца-журналиста Герхарда Эйслера, сумевшего бежать в Европу, последовало преследование его великого брата, "Карла Маркса от музыки" Ганса Эйслера, работавшего в Голливуде. Не смутили и тюремные приговоры за участие в правозащитных организациях писателям Говарду Фасту и Дэшилу Хэммету.
Они просто не заметили, как изменились США. После смерти Рузвельта начался ползучий госпереворот против всего наследия великого президента, включая принцип мирного сосуществования. Сила "красных" таилась не только в умении ногами открывать двери Белого дома, но и в разобщенности их врагов — враги научились объединяться. Сначала ФБР ненавидело КРАД: дилетанты путались под ногами профессионалов сыска. Теперь сам Гувер явился в КРАД, где призвал к запрету компартии. Антикоммунисты Голливуда еще в 1944-м объединились в Лигу защиты американских идеалов. Конгресс контролировали республиканцы. Из Госдепа вычистили адептов "нового курса". Голливудские профсоюзы были разбиты в кровавых стачечных боях. Численность партии упала вдвое (до 50 тысяч) после ее безумного роспуска (1944-1945) генсеком Браудером, уверовавшим в конвергенцию социализма и капитализма.
Словосочетание "голливудская десятка" — назойливый мем. Мало кто помнит, что КРАД вызвала, помимо 24 "дружественных", не десять, а 19 "недружественных" — читай: обвиняемых — свидетелей. Восемь из них так и не допросили: то ли КРАД была не уверена в реакции общества, то ли, напротив, сочла общество вполне напуганным. Допросу, помимо "десятки", подвергся хитроумный Бертольт Брехт — сбежав и от Гитлера, и от Сталина, на сей раз он полагал, что влип всерьез. Он честно отрицал членство в партии, но инкриминировать ему можно было все творчество беспартийного большевика. Брехт разыграл чудаковатого трепача, сетовал на журналистов, сочинявших интервью за него, на дурные переводы, превратившие невинные стихи в крамолу. Его спрашивали об одной пьесе — он пересказывал другую. Вырвавшись из объятий утомленной КРАД, он тут же улетел в Европу.
Детали слушаний 20-30 октября 1947 года хорошо известны.
Создание 500 либералами — от Синатры до Граучо Маркса — комитета в защиту первой поправки, гарантирующей свободу слова и убеждений,— последняя судорога Народного фронта. Вылет 30 из них в Вашингтон на самолете, арендованном антикоммунистом Говардом Хьюзом. Поспешное предательство многими из них — прежде всего Богартом — осужденных коллег при первом намеке на неминуемые профессиональные проблемы.
Театрализованная атмосфера слушаний. Столпотворение съемочных групп. Телефонные справочники, подложенные в кресло председателя КРАД Парнелла Томаса, дабы он казался выше ростом. Дамские истерики при явлении Роберта Тейлора и Рональда Рейгана. Первые имена предполагаемых коммунистов, неуверенно названные "дружественными" свидетелями. Дружный отказ "десятки" отвечать — на основе первой поправки — на вопросы, состоят ли они или состояли в компартии и (верх абсурда) в Гильдии сценаристов. Легендарный ответ Ларднера: "Я мог бы ответить, но тогда я наутро возненавижу самого себя". Их выдворение из зала приставами. Передача в суд их дела по обвинению в оскорблении Конгресса. Предательство продюсеров, пообещавших — в тщетной надежде, что Голливуд оставят в покое,— лично очистить его от "красных". Расторжение контрактов с "десяткой" было беспрецедентно, но беспрецедентно было вообще все происходившее.
Невероятно, но в ожидании приговора коммунисты предавались любимому занятию — борьбой друг с другом: бурно обсуждали, кто из них поступился принципом социального реализма. В их защиту выступили Британская киноакадемия, Союз французских киноработников, Эйнштейн, Томас Манн, неореалисты, Бернард Шоу, Жолио-Кюри, проводились акции светской солидарности. Они тем временем продавали свои особняки и переходили на жизнь взаймы.
Верховный суд подтвердил, что апелляция к первой поправке преступна: "десятку" приговорили к заключению сроком от полугода до года и штрафам. Загранпаспорта Дмитрика и Скотта, искавших работу в Европе, аннулировали, их грубо депортировали в США. Проиграв апелляцию в Верховном суде, два либеральных члена которого как на грех скоропостижно скончались, "десятка" отправилась в июне 1950-го за решетку. Фильм Берри, автора успешных нуаров,— их прощальный поклон.
Берри вспоминал: "Дмитрик попросил меня снять "Десятку", поскольку собирался в тюрьму и хотел перед этим немного заработать. Мне не очень-то хотелось, поскольку я еще не был ни в чем замешан. Тогда Дмитрик сказал мне: "Я вот иду в тюрьму и считаю, что хотя бы такой пустяк ты мог бы сделать!" "Ладно!" — ответил я. Я сделал фильм и сразу же после узнал, что Эдди донес на меня!"
Фильм остался гласом вопиющих в пустыне, хотя и считается шедевром политического кино. Ларднер и Коул утешались тем, что в соседней камере тянул свои полтора года без права апелляции Парнелл Томас, оказавшийся мошенником: он выписывал родственникам фиктивные зарплаты. На суде Томас — опередив будущих жертв КРАД — отказался от показаний, воззвав к пятой поправке, позволявшей не свидетельствовать против самого себя. Однажды Коул столкнулся с ним: сценарист подстригал кусты, конгрессмен чистил курятник. "Эй, большевик, твой серп я вижу, а куда ты подевал молот?" "А ты, я вижу, занимаешься тем же, чем и в Конгрессе: возишься с дерьмом". Вскоре Томас был полностью прощен указом Трумэна.