7 сентября президент России Владимир Путин выступил на пленарном заседании Восточного экономического форума во Владивостоке. Он изложил свои инициативы по облегчению жизни и работы инвесторов на Дальнем Востоке, а потом, по предложению ведущего Ронни Чана, долго вместе с главами Кореи, Японии и Монголии рассуждал о том, что делать с Северной Кореей. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников считает, что эти импровизированные четырехсторонние переговоры закончились провалом, как и миссия модератора, из-за которого к концу заседания опустела чуть не половина зала. Впрочем, были и радостные моменты. Владимир Путин сообщил, что надеется вернуть «на правильный путь» американского госсекретаря Рекса Тиллерсона, который просто «попал в плохую компанию».
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
За полчаса до начала пленарного заседания зал в корпусе S был не заполнен, а совершенно переполнен. Организаторы к этому и готовились: других залов на территории Дальневосточного федерального университета (ДВФУ) вообще-то и не было: притом что это спортзал, а вернее, его половина, преображенная в конференц-зал и прикрытая одной безразмерной эпической темно-синей шторой в пол. Открыть весь зал и заставить его стульями не получалось: рельеф местности такой, что после шторы пол зала идет под уклон в другую сторону… Драматичная ситуация, в общем, сложилась до начала заседания…
Китайцы, впрочем, обещают построить здесь масштабный конференц-зал на зависть руководству ДВФУ, которое, по словам организаторов, ведет себя надменно,— очевидно, считая, что единственный их куратор и начальник — Владимир Путин, чья идея в свое время и состояла в том, чтобы после саммита АТЭС разместить на территории острова Русский этот университет.
В первом ряду, куда гостей провожала служба протокола российского президента, на стульях лежали таблички на английском «German Gref», «Maxim Sokov» (скорее всего, речь шла о министре транспорта, и дальнейшее развитие событий подтвердило эти мои смелые предположения).
Это были бесплатные места. И еще несколько рядов были тоже бесплатные. Дальше начинались те, на которые надо было покупать билеты, а вернее, пакеты. Синий пакет участника форума стоит 150 тыс. руб., красный — 200 тыс. Отличается один от другого только тем, что в синий пакет не входит участие в пленарном заседании, а зачем же еще все сюда только и едут? Чтобы оказаться в одном зале с президентом России. А дальше, насколько хватает глаз, селфи с ним на фоне сцены, где его фигуру, может, и получится разглядеть из дальних рядов.
Но 200 тыс. руб.— это все-таки не 300 тыс., а именно их начало стоить место в бизнес-классе самолета из Москвы во Владивосток задолго до начала форума. Причем особой проблемы с билетами не было: в экономклассе их можно было купить и перед вылетом. Ожесточенная борьба, а правильнее сказать война, шла за бизнес-класс. Участники форума решили, покупая красный пакет, для себя все и не намерены были теперь на пути к возможностям, которые он дарует во Владивостоке, терпеть лишения по дороге к нему.
В проходе между сценой и первым рядом было уже не протолкнуться. Многие обсуждали концерт Сергея Шнурова и группы «Ленинград», который накануне вечером устроил «Полюс-Золото». В восторге были не все и даже не многие: Шнур пел и играл около часа и, закончив свои дела на сцене, не выходил уже на бис.
Зато концерт «Мумий Тролля», который подарил своим гостям Олег Дерипаска, продолжался три часа, а морепродукты, которыми господин Дерипаска угощал гостей, видимо, долго еще будут стоять у них в глазах и в горле: их было так много, и были они так чувствительно прекрасны, что невозможно было их не пробовать, и они пробовали. И опять пробовали…
Все это и обсуждали участники пленарной сессии, некоторые из которых, по правде сказать, выглядели уже (или до сих пор) уставшими…
А директор Агентства стратегических инициатив Светлана Чупшева, к примеру, рассказала мне, что очень хотела сходить на оба концерта, пришла часов в шесть вечера к себе в номер, да и проспала до глубокой ночи, так что оставшуюся часть этой ночи только и читала эсэмэски, которые с каждой минутой все отчаяннее писали ей все это время друзья и знакомые…
Я поговорил и с главой «Роснефти» Игорем Сечиным, у которого в четверг был день рождения и который пробился к своему месту, когда журналистов предусмотрительно вывели из образовавшегося наконец коридора между сценой и первым рядом. Меня интересовало, как он относится к тому, что прокурор накануне опубликовал в открытом суде стенограммы его разговоров с подследственным Улюкаевым.
— Как отношусь? — переспросил Игорь Сечин.— А вот так: это профессиональный кретинизм. Есть вещи, которые должны быть закрыты со всех сторон и со всех точек зрения. Даже мысли не должно возникать, что такое можно обнародовать! Там есть сведения, содержащие гостайну…
— Про японцев и индийцев, с которыми нет перспективы работать?..— пробовал уточнить я.
— Нет, не то…— качал головой Игорь Сечин.
Тут он замолчал, на этот раз подбирая слова.
— Ничего такого я, кстати, не сказал,— отозвался он наконец.— Но есть то, что не относится ко мне лично… В общем, есть… И поэтому тоже я так жестко накануне высказался, когда меня журналисты попросили прокомментировать показания Улюкаева. Процесс, конечно, должен был быть закрытым.
— Не проконтролировали, значит, Игорь Иванович,— не удержался я.
Игорь Иванович смеялись.
Заседание началось в срок, то есть с опозданием всего на час. И дело было, как ни странно, не во Владимире Путине или в Мун Чжэ Ине, президенте Кореи, и не в премьер-министре Японии Синдзо Абэ, и даже не в президенте Монголии Халтмаагийне Баттулге. Все они уже находились в корпусе S. Не хватало, как выяснилось, участников форума, которые встали в пробку на въезде на территорию университета: работали три пункта пропуска, и их оказалось катастрофически мало. Впрочем, такая ситуация повторялась уже третий день, и при желании можно было извлечь из нее уроки. Но не было желания.
Вел заседание бизнесмен китайского происхождения, гражданин США Ронни Чан. Для начала он, прежде чем представить трех глав государств, сидящих в креслах на сцене, представил себя и вкратце о себе рассказал. А вкратце — потому, что он, как я понял, мог говорить вдвое, втрое, вчетверо дольше, но держал себя в руках и рассказывал всего, может, минут десять. Потом он дал слово Владимиру Путину.
Российский президент говорил о положительной динамике в развитии его страны. О наших транспортных коридорах, о снятии торговых и протекционистских барьеров… Об удивительной инвестиционной привлекательности России… Чтобы увеличить ее еще больше, он рассказал:
— В отношениях с резидентами территорий опережающего развития предлагается зафиксировать так называемую дедушкину оговорку, когда условия для инвестирования не могут ухудшиться в течение первых десяти лет реализации проекта.
Тут все было понятно, кроме того, почему эта оговорка дедушкина. Совершенно осталось непонятным, кто дедушка этой оговорки…
Кроме того, каждый инвестор, ставший резидентом территории опережающего развития (ТОР) или свободного порта Владивосток до 2025 года, рассказал президент России, будет иметь десятилетнюю льготу по уплате страховых взносов.
— То есть,— пояснил Владимир Путин,— если вы зарегистрировались в ТОР в 2014 году, то льгота будет действовать для вас десять лет, до 2024-го, а если вы это сделали в 2025 году, то плюс еще десять лет… Для крупных инвестиционных проектов, свыше 100 млрд руб., будет продлена льгота по налогу на прибыль: с десяти до 19 лет… Наконец, предлагаю для иностранных инвесторов, которые вложат в Дальний Восток десять и более миллионов долларов, предусмотреть упрощенный порядок предоставления российского гражданства!
И Владимир Путин захотел проиллюстрировать это решение, обратив внимание на модератора:
— Нашему ведущему мы тоже можем это предложить. Он бизнесмен и говорит, что если бы не этот форум, вряд ли бы здесь побывал. Пожалуйста, пусть вкладывает $10 млн — и будет ездить сюда как домой! Собственно говоря, домой, а не как домой!
Председатель Hang Lung Properties Ронни Чичунг Чан
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Ронни Чан деланно округлил глаза и долго благодарил Владимира Путина поднятым большим пальцем вытянутой правой руки. Он вел себя так, словно Владимиру Путину удалось его удивить и как будто он думал, что российское гражданство стоит гораздо дороже.
Корейский президент выступал очень долго, и следить за ходом его мысли было затруднительно и даже в какой-то момент мучительно больно: он, кажется, хотел выглядеть поэтической натурой и использовал метафоры, расшифровать которые не представлялось никакой возможности.
— Каша у него в голове…— так по-русски, с осуждением и одновременно с сочувствием тихо произнес немолодой участник форума, сидевший рядом со мной.
И еще Мун Чжэ Ин несколько раз повторил, что самым оптимальным партнером для России является Корея. Надеюсь, монголу и японцу на сцене было при этом нехорошо.
Первые участники форума стали в какой-то странной спешке покидать зал именно на выступлении Мун Чжэ Ина. Может, они делали вид, что сильно спешат, потому что только совсем уж безотлагательное дело могло, казалось, заставить их покинуть едва начавшееся мероприятие с участием президента России. И кто-то даже озабоченно приложил трубку к уху, еще больше торопясь к выходу…
Зато прекрасен был президент Монголии Халтмаагийн Баттулга. Он, во-первых, назвал Дальний Восток Ближним и добавил, что для него этот Восток никак не может быть Дальним, потому что из Улан-Батора до Владивостока лететь два часа пятьдесят пять минут. А во-вторых, речь его заняла и вовсе полторы минуты. За это время он успел сказать, что надеется: Россия предоставит Монголии льготные тарифы для транзита монгольской продукции, и убедительно дал понять, что за ними и приехал.
Премьер-министр Японии Синдзо Абэ, который тоже не просто так, а за мирным договором ездит в Россию раз в полгода или даже чаще в последнее время, начал издалека: с предложения сидящему в зале чемпиону Олимпийских игр японцу Ясухиро Ямасите, который популярен в Японии, конечно, гораздо больше, чем сам Синдзо Абэ, пригласить в Страну восходящего солнца обладателей черных поясов по дзюдо Владимира Путина и Халтмаагийна Баттулгу и провести с ними показательные поединки.
Синдзо Абэ знает, конечно, какую слабость Владимир Путин питает к дзюдоисту Ямасите, так что предложение было беспроигрышным.
Потом Синдзо Абэ перешел к воспоминаниям о своем родном городе Нагато, куда в декабре прошлого года он приглашал Владимира Путина.
— Прошла ночь,— сообщил Синдзо Абэ.— Рассвело.
Да нет, что значит сообщил. Это были стихи, и он их читал.
— И проснувшись, мы увидели с Владимиром Путиным (это что такое? — А. К.), что сад был весь белый! В середине ночи снег с дождем сменился настоящим снегом! И президент тогда сказал: «Как красиво! Как в сказке!»
Да, похоже, Синдзо Абэ отчаялся намекать, что пора бы наконец подписать мирный договор, и решил перейти к активным действиям, а то эти русские, кажется, хотят оказаться хитрее хитрого, то есть его самого: он с ними без конца встречается, они это с энтузиазмом эксплуатируют, а толку для него, Синдзо Абэ, вообще никакого, одни только хлопоты с союзниками и с собственным, строго говоря, народом…
Синдзо Абэ предлагал участникам форума порадоваться, что японская футбольная команда «Голубые самураи» (Samurai Blue) добилась права участвовать в чемпионате мира 2018 года — и зал, по-моему, очень порадовался, да просто хохотал.
Синдзо Абэ перечислил несколько областей, в которых Япония могла бы прямо сейчас помочь России. Справиться с туберкулезом («Насколько я слышал, 15 тыс. человек уходят из жизни в России из-за тяжелых форм туберкулеза…»).
А также надо спасать детские жизни и жизни стариков. И то и другое, подчеркнул он, возможно, но промолчал о том, что только при подписании мирного договора.
Во Владивостоке Япония создаст торгово-курортный кластер (сидевший с другой стороны от меня член совета директоров свободного порта Владивосток в этом месте разразился грандиозными аплодисментами).
— Сейчас вы видите план по улучшению почтовых узлов! — воскликнул между тем Синдзо Абэ.— Посылки будут доставляться точно в назначенный день!
А ведь это, подумал я, еще и мастер-класс для нового президента Кореи, который грубо настаивал на том, что его страна — самый оптимальный партнер для России на Дальнем Востоке. Синдзо Абэ на этом же настаивал иначе.
А Воронеж и вовсе «может стать моделью японско-российского сотрудничества». Для этого в правительстве Японии у Синдзо Абэ есть министр, который занимается только этим сотрудничеством.
— В Воронеже,— рассказывал Синдзо Абэ,— мы должны применить новую систему, которая будет изменять время действия зеленых сигналов светофоров через обмен информацией об интенсивности движения между теми светофорами, которые находятся сзади и спереди по ходу движения машин!
Я выдохнул вместе с Синдзо Абэ, но оказалось, что рано — он ведь не закончил:
— То есть зеленый сигнал,— с упоением продолжил японский премьер,— должен действовать столько времени, сколько нужно, чтобы беспрепятственно прошла одна группа автомобилей, и мы сможем уменьшить пробки в Воронеже!
Было бы странно, если бы Синдзо Абэ после этого ни слова не сказал про угрозу всему этому нарождающемуся воронежскому счастью — ядерные испытания в Северной Корее: «Надо объединиться и оказать на Северную Корею максимальное давление».
И после этого Синдзо Абэ наконец открытым текстом, словно потеряв терпение (а он его и в самом деле потерял), сказал о главном, на фоне чего меркнет для него любая история взбесившейся, по его мнению, Северной Кореи:
— Мы должны поставить точку в ненормальной ситуации, когда у нас до сих пор нет мирного договора! — воскликнул он.— Владимир, эту обязанность должны выполнить мы вдвоем.
(Потому что Синдзо Абэ скоро может и перестать работать премьер-министром. У него элементарно нет больше времени на реверансы, буквально ни часа.— А. К.) Преодолеем же все трудности, оставим молодым людям следующего поколения мир, в котором два государства, Япония и Россия, смогут в полной мере раскрыть свой потенциал!
Ронни Чан между тем назвал три «бомбы» последнего времени в мире: «Брексит», Дональд Трамп и Северная Корея. Начал с последнего. У него есть друг, который занимается недвижимостью. Этот друг, сказал Ронни Чан, ни за что не будет инвестировать в Северо-Восточный Китай, потому что в этих местах возможен ядерный конфликт. А сам Ронни Чан, такая история, уже инвестировал в Китай $14 млрд, а в Северо-Восточную Азию — $4 млрд.
И я другими глазами, разумеется, смотрел на этого человека. Судя по тому, что и как он говорил, это были явно не последние его $14 млрд и $4 млрд.
— Кто же из нас прав? — спрашивал Ронни Чан глав государств.
Для меня-то теперь вообще во всем был прав только Ронни Чан.
Примерно так ему все и сказали, по-разному мотивируя. Но все сошлись в том, что ядерной войны не будет. Такой оптимизм показался мне все-таки странноватым. Я бы не был в этом так уверен.
А Владимир Путин припомнил, что еще в 2005 году «мы же практически обо всем договорились! Ведь были достигнуты соглашения, согласно которым Северная Корея взяла на себя определенные обязательства по сворачиванию ракетно-ядерной программы!.. Потом, к сожалению, кто-то (Владимир Путин решил отчего-то пощадить Соединенные Штаты.— А. К.) потребовал, на мой взгляд, от Северной Кореи того, чего она не обещала, и постепенно ситуация деградировала до сегодняшнего уровня…»
Разговор, казалось, наконец-то становился интересным. Тем более что Ронни Чан, не побоюсь этого слова, с почтением сказал, что «одиннадцать тысяч пушек Второй мировой войны направлены на Сеул». А Синдзо Абэ и вовсе вспомнил про 1994 год, когда тоже казалось, что мир обо всем договорился с Северной Кореей… И опять кое-кто недоработал… И что «Соединенные Штаты упустили много моментов (а вот Синдзо Абэ произнес два этих святых слова вслух.— А. К.), начинают винить кого-то еще, и это прискорбно!..»
Про такую угрозу миру, как Дональд Трамп, Ронни Чан начал интересоваться прежде всего у Владимира Путина.
— Вы — гражданин Соединенных Штатов,— сказал ему российский президент.— Здесь глава государства и глава правительства, которые являются ближайшими союзниками Соединенных Штатов в регионе и в целом. А вы этот вопрос адресуете почему-то мне!
Зал долгожданно зааплодировал. Хлопали появившейся живости на сцене.
— Мы видим желание действующей администрации ситуацию разрядить,— высказался российский президент. Никто не хочет обострения…
Он повторил историю про казненного в Ираке Саддама Хусейна и про то, что Северная Корея понимает на его примере: ни в коем случае от ядерной программы отказываться нельзя (президент России говорил об этом в китайском Сямэне.— А. К.).
Президент России говорил долго, обращаясь к коллегам:
— Нужно убедить Северную Корею, что и для них это (отказ от ядерной программы.— А. К.) лучшее решение! А мы что им предлагаем?
Мы говорим: «Мы не будем применять санкции! То есть вы будет лучше жить. У вас на обеденном столе будет побольше вкусных, хороших продуктов и так далее. Вы будете лучше одеваться!» Но следующий шаг, они так думают, это приглашение на кладбище!
И они с этим никогда не согласятся!
Мне пришло в голову, что Владимир Путин должен был пригласить на форум северокорейского лидера Ким Чен Ына. Насколько бы все упростилось! И тот ведь приехал бы! И вот это была бы история. И делалась бы она на наших глазах! Любое слово, которое сейчас произносили люди, сидящие на сцене, было бы обращено лично к Ким Чен Ыну, и он что-то отвечал бы! И ведь они могли договориться…
Тут я вспомнил, что ведь, между прочим, в зале сидят три северокорейских товарища во главе с министром внешней торговли КНДР. И это были не шутки. Присутствующие говорили о Северной Корее так, словно она хоть и в опасной близости, а все-таки на какой-то другой планете, а она-то была тем не менее тут, в этом зале, и все слышала, и про кладбище в том числе… И мягко говоря, расстраивалась… И как же неуверенно и беспокойно чувствовали себя здесь эти три товарища…
Обсуждение продолжалось, Ронни Чан давал слово всем, кроме монгольского президента, которому пригодились, видимо, все его навыки в дзюдо, чтобы сохранять спокойствие, да и все остальные навыки тоже пригодились ему.
Через полтора часа после начала дискуссии прозвучала следующая фраза (ее произнес президент Кореи):
— Санкции — это метод привлечения Северной Кореи к диалогу!
Это значило, что разговор стал бессмысленным. Его участники перестали слышать друг друга. Владимир Путин, например, последний час пытался доказать коллегам прямо противоположное.
Радовались этому в зале, по-моему, только все те же три товарища.
Тут, впрочем, началось что-то не очень понятное. Ронни Чан стал задавать такие вопросы, что казалось, захотел, чтобы присутствующие окончательно потеряли интерес не только к нему, но и вообще ко всей этой сессии и потихоньку, не привлекая к себе общего внимания, ушли бы, тоскуя, и со сцены.
Ронни Чан интересовался, какой Владимиру Путину видится роль России в глобальной политической системе. Тот вынужден был отвечать. Ронни Чан спрашивал, не пора ли уже как-нибудь по-другому назвать Дальний Восток… Он в какой-то момент активировал монгольского президента, но, кажется, потревожил его напрасно: спросил об отношениях с Дальним Востоком — каким тот их видит…
Ронни Чан доставал два доллара и объяснял, что один —– его собственный, а другой, корпоративный, и просил разъяснить ему будущее обоих… Нет, конечно, не для того собрались на сцене эти люди. А бегство из зала стало в какой-то момент, мне показалось, паническим…
Причем Владимиру Путину хотелось ведь поговорить, и он даже порывался — вопреки воле ведущего. Он вдруг радовался, например, что в Китае есть специальный вице-премьер, отвечающий за отношения с Россией, и напоминал, что накануне вручил ему орден Дружбы (и забывал, что про такого же вице-премьера только что рассказывал Синдзо Абэ).
— Имейте в виду, что у нас это не последний орден!..— предупреждал коллег российский президент.
И говорил, что даже и нынешний госсекретарь США Рекс Тиллерсон в свое время, когда был главой нефтяной компании ExxonMobil, получил такой же орден, да только «попал сейчас в плохую компанию и немножко отруливает, но благодаря взаимодействию, дружбе и сотрудничеству вернется на правильный путь…».
Но вслух не смеялся.
Наоборот, всерьез добавлял, что «даже на фоне дипломатических скандалов, которые инициировал Госдеп, мы сейчас договорились с ними (с ExxonMobil — А. К.) о том, как мы выйдем из ситуации, учитывая их интересы… В самое ближайшее время правительство России объявит об этом…».
Это означало, что в истории с иском ExxonMobil к России о возмещении части налогов по проекту «Сахалин-1» есть внесудебная перспектива. ExxonMobil считает, что после снижения ставки налога на прибыль в России до 20% с 2009 года именно эта ставка должна была применяться к компании вместо прежней — в 35%.
Ведущий тем временем начинал вдруг обращаться к Владимиру Путину как к «человеку бизнеса», и российский президент морщился… И рассказывал о своем: что, «несмотря на все крики о санкциях, американцы до сих пор летают на наших ракетных двигателях!». И после очередного вопроса модератора терял терпение, которое давно уже потеряли все остальные:
— Я же уже сказал!..
— Но говоря как представитель Гонконга!..— настаивал модератор…
Он был тут представителем уже очень многих стран… и пояснял, что работает в восемнадцати… Это был, конечно, уверен, его день, его личный великий бенефис.
Последним вопросом его стал такой: какое наследство каждый из глав государств намерен оставить детям и внукам?
Все трое отделались общими словами, каждое из которых мог произнести любой из них, да и вообще эти слова можно было переставлять местами в любой последовательности сколько угодно времени.
А могли бы сказать и прямо: полтора миллиарда шестнадцать миллионов триста двадцать тысяч, например. Долларов, конечно.