Тройная бухгалтерия Льва Толстого

Полоса 077 Номер № 36(391) от 17.09.2002
Тройная бухгалтерия Льва Толстого
       150 лет назад, 18 сентября 1852 года, увидел свет номер выходившего под редакцией Николая Некрасова и Ивана Панаева журнала "Современник", в котором дебютировал молодой писатель, скрывшийся за инициалами Л. Н. Повесть называлась "Детство".
       Дальнейшая литературная биография Льва Толстого известна. Но не все знают, как складывалась у графа жизнь материально-денежная. Его называли "бессребреником, презирающим деньги" — но и "расчетливым скопидомом". Деньги были для него то "гадкой вещью", то мерой семейного благополучия, а то и великим грехом. О сложных взаимоотношениях Льва Николаевича с пятой стихией рассказывает НИНА НИКИТИНА.
       
       В молодости Лев Толстой кутил и в пух и прах проигрывался в карты, не забывая, однако, при этом вести "Журнал для слабостей", в котором ругательски ругал себя за молодечество и пустую жизнь. После чего отправлялся на очередную партию в штос.
       Остепенившись, стал расчетливым помещиком, владельцем восьми тысяч десятин земли, с которым отчаянно соревновался помещик Шеншин (Афанасий Фет) и которому отчаянно завидовал горожанин Достоевский, лишь в канун смерти выбравшийся из долгов покойного брата Михаила и кабалы собственных издателей.
       К концу жизни Лев Толстой стал равнодушен к благам земным; стремление к обогащению считал ничтожным, а гонорары свои отдавал духоборам, собиравшимся эмигрировать от преследований правительства в Канаду.
       
Культ предков
       Люди, хорошо знавшие Льва Николаевича и его семью, его предков, считали, что важнее всякой наследственности и наследства для него был самый настоящий культ предков. Недаром писатель считал себя "произведением предшествующих людей", среди которых выделялись дед по отцовской и дед по материнской линиям.
       И в самом деле, в молодости, до женитьбы, Лев Толстой вел себя так, будто стремился подражать деду по отцу — Илье Андреевичу Толстому. Илья Андреевич был человеком довольно ограниченным, но веселым и мягким. Владел 1,2 тыс. крепостных, 4 тыс. десятин земли, 3 винокуренными заводами, поставлявшими вина на российский рынок. Этот легендарный сибарит и мот запросто посылал слуг на юг Франции за свежими фиалками, а за настоящей стерлядью — в Астрахань. Белье свое отсылал стирать в Голландию (впрочем, как веком позже и князья Куракины, убедившиеся на горьком опыте, что русские прачки так и не научились тонкой работе с дорогой тканью). Промотав полумиллионное состояние, Илья Андреевич Толстой на исходе жизни стал губернатором в Казани. Молодого Толстого поражала естественная способность и всегдашняя готовность деда жить en grand (на всю катушку), и похоже, именно Илья Андреевич стал прототипом старого графа Толстого в романе "Война и мир".
Толстой (стоит слева) зарабатывал больше Ивана Тургенева (сидит второй слева) и был категорически не согласен с ним в том, что истинный художник не может заниматься материальными вопросами
Став же человеком семейным, солидным и знаменитым писателем, Лев Толстой, по всеобщему убеждению, больше всего напоминал деда по материнской линии — князя Николая Сергеевича Волконского, для которого подлинным богом был порядок (в романе "Война и мир" он послужил для создания образа старого князя Болконского). Вспоминали и прадеда Льва Николаевича, Николая Ивановича Горчакова, обладателя огромного состояния, человека чрезвычайно скупого. Любимым его занятием, которому старик Горчаков мог предаваться целыми днями, было пересчитывание денег, хранившихся в заветной шкатулке. Слепой старец перебирал мятые бумажки, даже не подозревая о том, что слуга, прощелыга и вор, давно половину их подменил газетной бумагой.
       
"Самый пустяшный малый"
       В апреле 1847 года между братьями и сестрой Толстыми состоялся раздел наследственного родительского имущества. Льву достались деревни Ясная Поляна, Ясенки, Ягодная, Пустошь Мостовая Крапивенского уезда и Малая Воротынка Богородицкого уезда Тульской губернии. В общей сложности он получил 1,47 тыс. десятин земли и 330 душ мужского пола. В "дополнение выгод" братья выделили ему 4 тыс. руб. серебром.
       Земля в Ясной Поляне была "плодовитая, хлеб и покосы средственные, лес дровяной, крестьяне на пашне". Иными словами, средненькая усадьба. Да вдобавок заложенная родителями в Опекунском совете. И первым делом Лев Толстой попытался вызволить имение из опекунства в полную свою собственность. А заодно озаботился проектом лесонасаждения в России и освобождения яснополянских крестьян от барщины. Подумывал, и всерьез, о службе в Министерстве иностранных дел, открыл школу для крестьянских детей...
Доставшаяся Льву Толстому в наследство Ясная Поляна отличалась плодовитой землей и дровяным лесом. Однако уже была заложена в Опекунском совете
Как и следовало ожидать, все его усилия шли прахом, а проекты оставались на бумаге. Спасали карты. Живший "безалаберно, без службы, без занятий, без цели", он целиком отдался "проклятой страсти" к игре. Проигрыши становились все более впечатляющими: 850 руб., 3 тыс., 5 тыс. руб... Чтобы расплатиться с долгами, спустил Малую Воротынку за 18 тыс., Ягодную за 5,7 тыс. руб... При этом за гроши отдавал на ярмарках породистых лошадей, швырял деньги в самых дорогих ресторанах и у самых модных портных. Старшие братья и вынесли вердикт: "пустяшный малый".
       Ясная Поляна к тому времени пришла в полный упадок. Сказывалась не только неопытность молодого помещика, но и "бессовестный грабеж" со стороны управляющего и старосты ("дурака набитого"). Будучи не в силах справиться с ворьем, Толстой возвращался за карточный стол. Безуспешно, разумеется.
       
Писатель и хозяин
       Восемь лет он то и дело ставил в своих дневниках вопрос: "На что я назначен?". Между картами, конными ярмарками и гульбой он выкраивал часы для собственно литературного творчества. Но лишь 7 марта 1851 года записал в дневнике: "Заняться для завтра... роман". И начал писать, увлекся — и довел до конца повесть "Детство".
       А уже 2 июля 1852 года Толстой написал письмо редактору журнала "Современник" с просьбой о публикации "Детства". Втайне мучился, бросаясь от отчаяния к надежде. Решил: напечатают — значит, поощрят к сочинительству, и тогда изменится вся его жизнь, а нет — так сжечь все, что уже было начато. Рукопись была принята, и Толстой радовался "до глупости". Отклики редакции были лестными, и дебютант ответил адекватно — в категорической форме потребовал высылки гонорара: в тот момент он остро нуждался в деньгах. С первых же шагов на новом поприще Лев Толстой рассматривал писательство не как барскую прихоть, но как профессию со всеми экономическими вытекающими. В переписке с издателями выяснилось, что "Современник" дебютов не оплачивает, но Некрасов пообещал Толстому за последующие произведения "лучшую плату" — 50 руб. серебром за печатный лист.
Будущий писатель родился в классной комнате родительского имения и неплохо выучился считать. Написанную в яснополянском кабинете "Войну и мир" он продал по 500 руб. за лист
Толстой был напрочь не согласен, например, с Иваном Тургеневым, утверждавшим, что подлинный художник не способен заниматься материальными вопросами. "Нет человека,— писал Толстой,— который мог бы обойти материальную сторону жизни". И только усиливал давление на Некрасова. После "Записок маркера" Толстому платили уже 75 руб. серебром за лист, а после "Набега" и "Святочной ночи" — 100. Дело дошло до того, что за лист статьи на педагогическую тему Лев Николаевич выбил сначала 150, а вскоре и 250 руб. Чтобы привязать Льва Толстого к "Современнику", Некрасов стал выплачивать писателю процентные отчисления от доходов издания. Однако молодой автор, назвав дивиденды "неладными", вышел из журнала.
       Лев Толстой считал себя профессионалом, полагая литературу не только способом "мысль разрешить", но и деньги заработать, памятуя о брошенной кем-то еще в XVIII веке фразе: "Все, кроме завзятых болванов, всегда писали только из-за денег". Он никогда не скрывал от издателей своего намерения "драть сколь можно больше".
       В 50-е годы Лев Толстой успевал договариваться с издателями и книгопродавцами об издании своих произведений в сборнике "Для легкого чтения" — "Военных рассказов", "Записок маркера"; поручал им выпуск "Детства" и "Отрочества", выговаривая для себя 10% с выручки.
       
Семьянин и писатель
       В 1862 году 34-летний Лев Толстой женился на 18-летней Софье Берс.
       Он был влюблен и счастлив. И, наверное, прав Владимир Набоков, считавший вершиной мирового романа "Анну Каренину" хотя бы только за страницы, посвященные семейной жизни, ее позитивным ценностям.
       Семейную жизнь Лев Толстой начал с поправки расстроенного состояния, чему способствовали и растущая слава, и гонорары писателя. Он стал прикупать земли вокруг Ясной Поляны, а затем и в Самарских степях. Оставшиеся после карточных проигрышей родительские 750 десятин спустя несколько лет увеличились в 6 раз.
Возможно, Льва Толстого так не бросало бы из стороны в сторону, если бы не предки. Потому что дед по отцу, Илья Толстой (слева), был сибарит и мот, а дед по матери, Николай Волконский (справа),— скопидом и аккуратист
В 60-е годы Лев Толстой — богатый и рачительный барин, содержащий хозяйство в идеальном состоянии. Около трехсот свиней, десятки коров, сотни породистых овец, тьма-тьмущая птицы. Плюс пасека, винокурня и огромный фруктовый сад. Он затеял маслобойню, продукция которой бойко шла на московских рынках по 60 коп. за фунт. Избавившись от путающегося под ногами и бестолкового управляющего, он доверил контору и кассу самой серьезной помощнице — жене.
       Но главным источником доходов оставалась, конечно, литература. Если Достоевскому с трудом удавалось выбивать из редакторов журналов и книгоиздателей по 150-250 руб. за печатный лист, то Лев Николаевич в полном соответствии со своей доктриной "драть" продал "Русскому вестнику" эпопею "Война и мир" по 500 руб. за лист и сам занялся подготовкой ее отдельного издания. Он лично вел учет затрат типографии, контролировал деятельность издателя, продажу книг и их состояние и движение на складах. Он рассчитал тираж, стоимость отдельного экземпляра и "свое спокойствие", стоившее ему, как он считал, лишних 5%. Согласно калькуляции Толстого, издатель получал при этом 10% с издания, книгопродавцы — 20%.
       В это время Лев Толстой ни на минуту не забывал о семье, в которой уже было 13 детей, и обслуживающем семью персонале — учителях, гувернерах (которым выплачивалось ежемесячно 30 и более руб.), прислуге, конюхах, кучерах и т. д. Его дворники и повара получали по 8 руб. наличными в месяц, а людям преклонного возраста граф платил пенсии.
       
Хозяин и писатель
       Для содержания этого организма нужны были немалые средства. Толстой спешил заключить выгодный договор на издание своих сочинений в 11 частях. Получив за это 25 тыс. руб. чистыми, причем вытребовав их вперед, он первым делом погасил долг за купленный на Волге участок земли площадью 4,028 тыс. десятин. Отдал сразу 20 тыс., остальное выплачивал 2 года из расчета 6% годовых. Внакладе не остался, поскольку земля была куплена по низкой (по меркам того времени) цене — 10 руб. 50 коп. за десятину. Затраты на обработку земли и уборку урожая вполне окупались выручкой от продажи пшеницы — до 3 тыс. руб. в год.
       Еще более успешной стала сделка в Самарской губернии, где Толстой приобрел 1,8 тыс. десятин земли из расчета 8 руб. за десятину.
В 1892 году Лев Толстой передал все имущество жене и детям. Себе он оставил лишь самое необходимое для путешествия в вечность
Оперируя суммами, которые не снились ни Гоголю, ни Достоевскому, ни даже Тургеневу, Лев Толстой вступал в договоры и сделки с издателями как автор жесткий, неуступчивый и предельно прагматичный. Ни о каком соглашении и речи быть не могло, если, например, в нем не предусматривалась выплата гонораров вперед, авансом. Лев Толстой диктовал размеры гонораров, отказывался от прежних обязательств ("разрывал союзы"), если бывал недоволен условиями или расчетом причитающихся ему дивидендов. "Что наш расчет и дивиденд?" — сухо вопрошал автор "Войны и мира", торопя издателя "прислать то, что следует, в Москву".
       Некоторые назовут циничной его игру с Катковым и Некрасовым, которым — обоим — он пообещал рукопись объемом в 20 листов. И даже отдав уже рукопись Каткова "Русскому вестнику" (500 руб. за лист, причем 10 тыс. руб.— вперед) и оставив за собой все права на печатание романа отдельной книгой, он продолжал игру: "манил надеждой" Некрасова, прекрасно понимая, что такие условия слишком тяжелы для "Современника".
       Впрочем, собственно издательские дела Толстого шли неважно: книгопродавцы, по его мнению, оказывались плутами, из-за них "книжки продавались, но не слишком".
       
Бессребреник и отшельник
       Еще раз подчеркнем: Лев Толстой любил деньги, но отношение к ним у него со временем менялось. В период семейного счастья, например, он был твердо убежден в том, что писательский труд должен хорошо оплачиваться; высоко ценил брэнд "Лев Толстой": повесть "Детство" публично оценивал не ниже "Илиады" Гомера.
Уже отдав редактору "Русского вестника" Каткову рукопись "Войны и мира", Лев Толстой продолжал обещать ее Некрасову, хотя и знал, что "Современнику" его творчество не по карману
В 80-е годы начинается духовный поиск — или кризис? — писателя, приведший к переоценке многих критериев, которыми он прежде руководствовался. Жизнь в условиях избытка материальных ценностей стала казаться ему невыносимее жизни какого-нибудь бродяги. Близкие вспомнили о его матери, которая до замужества была склонна к шокирующим жестам: могла, например, подарить подруге-компаньонке десятки тысяч рублей в качестве приданого. Покойная матушка была, конечно, ни при чем. Толстой изменился радикально, и это было экзистенциальное изменение — в глубинах души, на уровне мировоззрения. Если Фет, например, по прочтении мрачного Шопенгауэра написал самые светлые стихи в своей жизни, то Лев Толстой почерпнул у немца лишь отвращение к жизни во всех ее "гадких" проявлениях. В 1883 году он выдал жене доверенность на ведение всех имущественных дел, а спустя 9 лет "подписал и подарил то, что давно уже не считал своим". По раздельному акту вся недвижимость, оцененная в 550 тыс. руб., перешла жене и детям.
       Его собственный ежегодный доход составлял в те последние годы от 600 до 1,2 тыс. руб.— это был гонорар, получаемый им от Императорских театров за спектакль "Плоды просвещения". Кроме того, на черный день он берег около двух тысяч рублей.
       Он жил уже вне этих — материальных по большей части — отношений, может быть, изредка вспоминая Вольтера, которого вообще-то недолюбливал: "С большим багажом в вечность не уходят".
       

       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...