 | ||
| Фото: РГАКФ/РОСИНФОРМ | ||
| Работники специальной милиции отличались от своих коллег не формой, а содержанием. За особый режим работы им больше платили | ||
Лишь в нынешнем году, когда Восьмое главное управление МВД отметило 55-летие, упоминания о нем появились в открытой печати. Но большинство ветеранов главка остаются верны традиции: у всех находился веский предлог для отказа от интервью. Генерал Бондаренко тоже согласился не сразу. В начале беседы старый опер несколько раз упоминал фамилии бывших сослуживцев, смотрел на реакцию и спрашивал: "Он вам меня сдал?" Потом постепенно втянулся в воспоминания, махнул рукой и сказал: "Вечно я сам всовываю голову в петлю! Включайте диктофон".
"В закрытых городах творился настоящий беспредел"
— Владимир Александрович, для чего была создана специальная милиция?
— В 1947 году было принято решение о создании отделения милиции для обслуживания особо режимного объекта — теперь это всемирно известный центр ядерной физики город Саров. Режим секретности был страшнейший. В первое время не только сотрудники предприятий, но и работники милиции не выезжали с объектов даже в отпуск. Родственникам было запрещено приезжать в закрытые города. Только в 70-е годы сделали исключение — разрешили родным приезжать на похороны. Все, что происходило на объектах, также было особо охраняемой тайной. И поэтому созданный на первом объекте отдел напрямую подчинили заместителю министра внутренних дел СССР. В течение года создали отделения милиции на двух других объектах атомной промышленности, а в составе отдела контрразведки МВД в 1948 году создали "особое отделение". Потом вместе с ростом количества обслуживаемых объектов рос и статус спецмилиции. В 1952 году создали специальный отдел в Главном управлении милиции, пять лет спустя — специальное управление, в 1971 году — управление на правах главка. Это уже была дошедшая до наших дней "восьмерка".
— А почему чекисты, которых на режимных объектах было более чем достаточно, не взяли на себя всю ответственность за порядок на спецобъектах?
— Позднее по указу президиума Верховного совета СССР о правоохранительных органах на особо режимных объектах кроме спецмилиции создали всю необходимую структуру — спецпрокуратуру, спецсуды, спецадвокатуру и даже специальные нотариальные конторы. А для нас с чекистами написаны разные части Уголовного кодекса. ГБ никогда не занималась расследованием краж, убийств.
— На объектах, где каждый человек был под присмотром, случались убийства?
— Некоторые руководители объектов говорили нам, что в таких образцовых закрытых городах преступлений быть не должно. Но закрытый ли город, открытый ли — преступность везде одинакова. И потом, объекты строили главным образом заключенные. Как рассказывали мои старшие товарищи, в тот период в закрытых городах творился настоящий беспредел. Все из-за того же режима секретности даже зэков, у которых кончился срок, с объектов не отпускали. Формировали из них строительные отряды, селили в бараках, где всем руководили уголовные "авторитеты".
— Они так и остались жить в закрытых городах?
— Нет, во второй половине 50-х их начали отпускать. Правда, кое-кто все-таки остался. Я, приехав на объект, еще застал несколько таких экземпляров.
 | ||
| Фото: РГАКФ/РОСИНФОРМ | ||
| Уполномоченный угрозыска Владимир Бондаренко | ||
— А как вы попали в спецмилицию?
— Я начинал работу в Москве. Меньше года проработал следователем, а потом сам попросил перевести меня в уголовный розыск. Все было хорошо, но замучил проклятый квартирный вопрос. Ни квартир, ни комнат милиционерам тогда не давали. Общежитий тоже не было. А начальник отделения милиции, в котором я работал, ушел на повышение — в министерство. Как-то зашел он к нам на огонек, расспросил о делах. И вдруг предложил нам — двум бездомным сыщикам — поехать туда, где квартиры дадут сразу, но режим секретности особый. Товарищ отказался, а я поехал в Саров. И в течение месяца я получил на двоих с женой двухкомнатную квартиру.
— Попали, можно сказать, в коммунизм?
— Почти так. С точки зрения обеспечения всем, чем угодно, это был почти коммунизм. Тогда вся страна гонялась за ондатровыми шапками. А здесь в магазине — иди и покупай. О продуктах и говорить нечего. Какое-то время после Москвы мне показалось, что там работать спокойней. Но это длилось недолго. Оказалось, что много преступлений совершается военнослужащими. Там ведь кроме солдат охраны из внутренних войск была масса военных строителей. Контингент в стройбатах на наших объектах старались почистить, но все равно криминального элемента там хватало. Выведут их работать в ночную смену на завод железобетонных изделий, контроля почти никакого — и вот мы имеем разбои, убийства, изнасилования. О кражах и говорить не приходилось.
Второй особенностью было то, что на объект приезжали работать специалисты из смежных организаций. Люди жили в общежитиях, камер хранения не было, двери комнат не запирались, и краж было больше чем достаточно. По опыту мы знали, что, если четыре человека в комнате обворовано и у одного взяли меньше, чем у других, трясти нужно его. Одного подозреваемого в краже денег мы посадили в КПЗ. Вдруг дежурный мне докладывает: он что-то подозрительно часто бегает в туалет. Приводят его ко мне в кабинет. Говорю: "Раздевайтесь". Он начал кричать: "Это унижение человеческого достоинства! Я член партии! Я на вас жаловаться буду! В горком, в обком, в ЦК!" Но разделся. А в трусах, где резинка, шелестят краденые деньги. Он в туалет просился, доставал по купюре, рвал и смывал.
Но главное было в том, что преступления иногда совершались в отношении людей, имевших огромный вес в оборонной промышленности, науке, или у генералов. Случалось, что и они сами или их близкие становились преступниками.
— Я читал, что в Арзамасе у его научного руководителя академика Харитона украли пальто...
— Я тогда работал там оперуполномоченным уголовного розыска. Театр, в котором произошла кража, как это принято у нас говорить, находился на моей территории. И я был первым, кто прилетел на кражу. Юлий Борисович приехал в театр на торжественное собрание перед седьмым ноября. Вместе с майором, который его охранял, они сняли пальто в комнате администратора и пошли. Академик — в президиум собрания, телохранитель — за кулисы. А администратор забыл запереть дверь кабинета. Когда собрание кончилось, оказалось, что исчезло пальто Харитона, а также шляпа, шарф и перчатки сопровождающего. Прибежали ребята из ГБ. "Юлий Борисович, у вас в карманах ничего не было? Бумаг каких-нибудь, записей?" И, узнав, что ничего не было, тут же исчезли. Приехал начальник милиции. А Харитон всех утешал: "Ну что вы так обеспокоены? Человеку, может быть, носить нечего..."
Допрашивать Харитона мне не разрешили. Я ограничился его телохранителем и домработницей. Она, кстати, сказала, что пальто было настолько старым, настолько потрепанным, что она замучилась подшивать рукава и полы. А Юлий Борисович все не разрешал покупать новое пальто. Я предполагал, что кражу совершил кто-то по пьяни. Трезвый вор заметил бы, что пальто сопровождающего намного лучше. А этот, видимо, забыл, где оставил свою одежду, и сгреб первое попавшееся. А утром, когда услышал, что произошло, либо сжег, либо закопал одежду. Так что, к сожалению, кража так и осталась нераскрытой.
— И часто преступления оставались нераскрытыми?
— Иногда нам запрещали их раскрывать. Был у нас и другой академик — Яков Борисович Зельдович, трижды Герой соцтруда. С ним было много всяких приключений.
— По женской части? Он ведь славился своей любовью к слабому полу...
— Вот-вот. Как-то заходит ко мне в кабинет начальник отдела КГБ: "С Зельдовичем ЧП! Поехали, только никому ни слова". Оказалось, что Яков Борисович приехал к очередной зазнобе. "Волгу" оставил у ее дома. А ее бывший ухажер, наверное, взял да и проколол все шины. Но когда мы приехали, ребята, которых академик вызвал с центральной автобазы, уже прикручивали последнее колесо. Гэбэшник пошептался с Зельдовичем, подходит ко мне и говорит: "Никакого дела возбуждать не будем. Ничего не было".
В другой раз у Зельдовича украли американский ламповый радиоприемник. Донимал он нас очень здорово: когда найдете да когда найдете. И мы нашли. Рабочий, укравший приемник, поставил его в подпол, но без антенны-то — никуда. Вот по свежей антенне мы его и обнаружили.
 | ||
| Фото: РГАКФ/РОСИНФОРМ | ||
| Спецмилиция обслуживала и центр управления космическими полетами, и отдаленные гарнизоны на Камчатке | ||
— Вы упоминали, что на объектах случались и убийства...
— Расследование убийств в закрытых городах тоже имело свои особенности. Помню, довольно заурядное убийство в Арзамасе мы расследовали год и десять месяцев. Началось все так. В пойме реки обнаружили труп молодой женщины с множеством ножевых ранений и изуродованным лицом. Я смотрю, что у жертвы какая-то до боли знакомая рука. Ладонь длинная, а пальцы непропорционально короткие. И вспомнил. Мы эту девицу приглашали для профилактической беседы из-за ее слишком легкомысленного поведения с мужской частью населения города. Но отпечатков не было, так что мы объявили о происшествии по городскому радио. Прибежала ее сестра, и оказалось, что я не ошибся.
Стали вызывать и опрашивать знакомых жертвы. А лучшей подругой убитой была такая же гулящая девица по кличке Поганка. Разница между ними была лишь в том, что Поганка была дочерью одного из руководителей объекта, заслуженного ученого, лауреата Государственной премии. Привезли ее и оставили ждать в коридоре. Она сидит и вся трясется. Минут через пять выглянули, а ее нет. Сбежала. Прыгаем в машину и к коттеджу, где жила ее семья. Смотрим — бежит. Поймали и повезли обратно. Допросили ее, произвели обыск в коттедже и восстановили картину происшедшего. Две подруги решили выпить и закусить на природе. Бабахнули бутылку 56-градусной водки (тогда такую выпускали), потом о чем-то заспорили, и Поганка ударила подругу пустой бутылкой по переносице. Потом начала от злости ножом кромсать.
Запутывать она нас начала едва ли не в первый день. Сначала объявила, что они были не одни и ее подругу убил один из кавалеров. Называет имена. Мы их берем, проверяем, а у ребят стопроцентное алиби. Потом она предъявила нож, которым якобы убивала. Эксперты посмотрели и говорят: "Курицу этим ножом и то не зарежешь. А тут 47 ран". Оказалось, что она спрятала нож возле корней большого дуба, под дерном. Во влажной среде следы крови исчезли. Так нам, чтобы доказать, что это именно тот нож, пришлось произвести эксгумацию трупа. Получили согласие родственников. А уже зима. Снега на кладбище — по пояс. И наконец комплексная судебно-медицинская экспертиза дала категорическое заключение, что все повреждения костей нанесены этим ножом.
И все время, пока шло следствие, нас не оставляли в покое комиссии. Отец Поганки писал во все инстанции, что милиция, чтобы скрыть свое бессилие, арестовала невинную девочку. Он даже пробился на прием к Брежневу, который тогда был председателем президиума Верховного совета.
— И чего добился?
— Очередная комиссия установила, что мы правильно ведем дело. Но это был еще не конец наших мук. Когда Поганка поняла, что дело идет к завершению, она попыталась покончить с собой. Два или три раза вскрывала себе вены. И мы от греха подальше отправили ее в Москву, в Бутырку. Считалось, что там такой режим, что убить себя она не сможет. Дело завершал следователь, с которым она раньше не встречалась. Интеллигентный парень, всегда в отглаженной рубашке и при галстуке. И Поганка решила, что ею занялся КГБ. И начала рассказывать о том, что они с подругой были членами шпионской организации в Арзамасе, что покойная решила завязать со шпионажем и за это ее убили. Что тут началось! Шпионское гнездо на сверхсекретном объекте! Начальник КГБ города просто не выходил из моего кабинета, здесь же и спал. А мы полтора месяца носились, проверяя всю чушь, которую она там несла.
— И чем же все кончилось?
— Был открытый судебный процесс в одном из городских домов культуры. Бабок понабежало столько, что нас, стоявших в оцеплении, едва не смяли. Пришлось организовать трансляцию. Дня три ее судили. Вынесли приговор — 15 лет.
Конец у этой истории был совсем печальным. Вскоре после суда брат Поганки с женой насмерть разбились на мотоцикле. А ее отец, возвращаясь со свидания с ней из колонии, умер за рулем машины.
 | ||
| Фото: РГАКФ/РОСИНФОРМ | ||
| Техника у спецмилиции была за гранью фантастики. Чтобы сделать снимок, вспышку приходилось заряжать полчаса. А мобильная связь тяжким грузом ложилась на плечи милиционеров | ||
— А почему бредни о шпионской организации приняли всерьез? В закрытые города действительно проникали вражеские агенты?
— Отношение к охране секретов было сверхсерьезным. У нас в управлении на комнатах висели таблички: "Не работающим в этой комнате вход воспрещен". Сохрани бог, если кого-то заметят. Наказывали и того, кто пришел, и того, кто в этом кабинете работал. Таким же было отношение к любым сигналам о возможной утечке информации. На моем объекте, помню, пропал секретоноситель. Должен был лететь человек в командировку, а в аэропорт не явился, и дома его нет. ЧП! Прокурор месяц в моем кабинете сидел, проверял каждое действие оперативников. А оказалось, что человек покончил с собой в лесу.
А реальный случай шпионажа на моей памяти был один. На военном объекте оперативники из отдела полковника Александра Карпова задержали за кражи двух военных строителей. Потом выяснили, что к кражам причастен еще и солдат-повар. Но доказать не могли. И пошли на хитрость. Вызывали солдат на допрос, а время от времени оставляли их одних в коридоре. А за стульями был вмонтирован микрофон. Ну ребятки и проговорились. Что они, мол, только воры, а повар — шпион. И что вы думаете, выяснилось, что парня в Москве, до службы, завербовал иностранный разведчик и он умудрялся встречаться с резидентом в областном центре, куда выезжал с объекта в составе футбольной команды части.
— В КГБ поблагодарили за помощь?
— Особый отдел военно-строительной части написал в прокуратуру кляузу на Карпова: "Вместо того чтобы бороться с преступностью, он ловит шпионов".
 | ||
| Фото: РГАКФ/РОСИНФОРМ | ||
| В отдаленных военных городках спецмилиция не только выдавала паспорта, но и служила ЗАГСом. Ни одно рождение или смерть не ускользали от ее бдительного ока | ||
— По сей день не могу понять, почему у нас не создали военную полицию. Скорее всего, потому, что военачальники сопротивлялись. Я могу судить об этом по тому, что, когда было принято решение о создании отделений спецмилиции в закрытых военных городках ракетных войск стратегического назначения (РВСН) и войск ПВО страны, внедрялось оно в жизнь не без труда. Наши начальники отделений милиции в некоторых гарнизонах приживались очень сложно. Были командиры, которые пытались подчинить милицию себе.
Мне пришлось столкнуться с этим на Байконуре. Там командир соединения полсотни участковых освободил от исполнения их непосредственных обязанностей и приказал им заниматься проверкой законности заселения жилого фонда. Я ему объяснил, что это незаконно. А он — возмущаться: "Разве это не моя милиция?!" Пришлось объяснять, что милиция — советская и военному командованию она не подчиняется.
Происходили и курьезные случаи. В гарнизоне на китайской границе командир танковой роты приревновал одного нашего сотрудника к своей жене и приехал к отделению милиции на танке разбираться. Грозил раскатать все по бревнышку. Еле уговорили его утихомириться.
А у меня на глазах произошло следующее. Один очень известный в народе генерал приехал проверять объект, где было наше отделение милиции. Зашел туда и видит красивую женщину — нашего офицера. Похлопал ее пониже спины и спрашивает: "Муж в командировки ездит? — Она от неожиданности не знала, что сказать. Генерал взял лист и написал номер телефона.— Как уедет, позвони".
|
|||||||||
"Недоброжелателей у нас всегда хватало"
— А как все-таки удалось найти взаимопонимание с армейскими генералами?
— С главкомами войск его как-то особо и искать было не нужно. Маршал Батицкий позаботился о том, чтобы обслуживающее ПВО управление быстро вселилось в благоустроенное здание. А главком РВСН маршал Толубко лично присутствовал на подведении итогов в спецмилиции и никому не давал в обиду своего начальника управления МВД. Когда в космос летел космонавт из ГДР Зигмунд Йен, на Байконур прилетели Толубко и министр обороны ГДР Гофман. В аэропорту выстроилось все начальство. Последним в шеренге стоит наш начальник милиции. Маршал с Гофманом доходят до него, и Толубко представляет: "Наш начальник ракетной милиции". У Гофмана глаза на лоб: "Разве у вас есть военная милиция?" Толубко отвечает: "Вообще-то нет, но в ракетных войсках — есть".
А вскоре и для остальных командиров наше присутствие оказалось очень удобным. Ну представьте себе, отдаленный городок. До ближайшего населенного пункта километров триста. Поехать машину поставить в ГАИ на учет — проблема. Получить паспорт подросшему ребенку — тоже. А тут мы не только выдавали паспорта. На нас возложили ведение книг записи актов гражданского состояния. Так что наши сотрудники и женили людей, и рождение детей регистрировали. А потом наши сотрудники раскрыли преступления нескольких высоких командиров, и все поняли, что со спецмилицией нужно считаться.
— Например?
— Начальник Байконура, о котором я упоминал, закончил службу весьма плачевно. Туда приехал зубастый начальник милиции и зацепил его на крупных хищениях. Дело было так. Этот генерал в обход Министерства обороны направил во Внешторг письмо, в котором для обеспечения программы космических исследований просил обеспечить Байконур очень дорогостоящей по тем временам импортной техникой: телевизорами, магнитофонами, видеомагнитофонами и даже наручными часами "Сейко". И, как ни странно, все получил. Часть этого добра он продал, часть раздал приближенным. Мы собрали доказательства и доложили эти материалы в Главное политическое управление Советской армии. На Байконур вылетел инспектор Главпура, и генерала уволили из армии.
Еще больший эффект произвели арест и осуждение начальника полигона Капустин Яр. Этот генерал-лейтенант заявил о том, что его жена уехала к сестре на Украину и о ней ничего не слышно. Наши оперативники проверили весь маршрут, которым должна была ехать жена генерала, но ничего не обнаружили. Ничего не знала о пропавшей и ее сестра. Стали присматриваться к самому генералу, и оказалось, что у него бурный роман с одной из местных красавиц. Дальше — больше. Оперативники нашли солдата, которого генерал использовал в качестве ординарца для работ по дому. Он и рассказал, что некоторое время назад они вдвоем вывезли и выбросили в Волгу куски протухшей в холодильнике генерала лосятины. Показал место. И на дне обнаружили останки жены генерала.
— Вероятно, далеко не все преступления высокопоставленных лиц вам давали раскрывать...
— Это тоже было. На одном из наших объектов обнаружили крупные хищения на строительстве. Но на самом верху делу не дали хода потому, что руководитель стройки был родственником секретаря ЦК КПСС Пономарева. Но бывали и исключения. Известный конструктор ракет академик Челомей построил личную дачу за государственный счет. Наши товарищи ходили вокруг него кругами, но сделать ничего не могли. В КБ Челомея работал сын Хрущева — Сергей. И вот, представьте себе, снимают Хрущева, и Челомей тут же запросил смету работ по даче и внес в кассу деньги.
— Но ведь Челомей работал не в закрытом городке. Как же он попал под колпак спецмилиции?
— Нам передали на обслуживание большое количество предприятий и исследовательских организаций военно-промышленного комплекса. Дел по ним тоже было большое количество. Нашими сотрудниками было раскрыто хищение 92 тонн алюминия с авиационных предприятий в Москве. Я руководил расследованием дела о хищении оружия из оружейной комнаты военизированной охраны завода "Сибсельмаш" в Новосибирске. Это было ЧП союзного масштаба. Тогда гонялись за каждым пропавшим стволом, а тут украли 29 пистолетов и револьверов и около 10 тысяч патронов к ним.
Очень интересным было дело дачного кооператива "Малахит". Ловкая мошенница сумела облапошить не одну сотню ответственных работников министерств, ЦК, генералов, артистов. Всем им она обещала дачные участки в престижных местах в ближнем Подмосковье и брала вступительный взнос в кооператив — 3000 рублей. Погорела она, наобещав с три короба работникам атомного министерства — Минсредмаша. Они обратились к нам, и мошенницу вскоре арестовали. У нее изъяли только наличными 300 тысяч рублей. В те времена, когда инженер получал 120. Интересным был ее расчет. На следствии она говорила, что знала, что никто из облапошенных чиновников не пойдет на нее заявлять: "Ведь он не сможет признать, что его обманула деревенская баба с четырьмя классами образования".
— Такие расследования, надо полагать, только увеличивали число врагов спецмилиции...
— Недоброжелателей у нас всегда хватало. Даже в самом МВД. Из-за режима секретности мы не могли докладывать о своих делах даже многим руководителям министерства. И потому они считали, что спецмилиция ничего не делает. Каждому вновь приходящему министру нашептывали, что спецмилицию надо разогнать. Ну большинство, когда вникало в суть нашей работы, прогоняло таких советчиков подальше. Но было и одно исключение. Когда в декабре 1982 года МВД возглавил Виталий Федорчук, спецмилиции был нанесен огромный урон, от которого управление смогло оправиться только в последние годы. Люди изгонялись с работы без пенсии толпами. То, что он натворил, аукается еще и сейчас...