В субботу, 16 сентября, в Москве на пересечении улиц Садовой-Каретной и Долгоруковской был установлен памятник Михаилу Калашникову. Он изображен держащим в руках свою самую известную разработку — автомат. Торжественное открытие памятника пройдет 19 сентября. Обозреватель «Коммерсантъ FM» Станислав Кучер не уверен, что монумент понравился бы самому великому оружейнику.
Я имел честь дважды в жизни общаться с Михаилом Калашниковым. Впервые мы увиделись и сфотографировались вместе в 1995 году в Абу-Даби, на выставке оружия IDEX. Михаил Тимофеевич, помню, был в светлом костюме, который ему в срочном порядке заказали руководители «Росвооружения», когда за несколько дней до поездки с ужасом узнали, что у великого оружейника нет даже подходящего для жарких стран пиджака. У него вообще был, мягко говоря, небогатый гардероб. В один из дней российская сторона организовала демонстрацию стрелкового оружия. Калашникова встречали как звезду мирового масштаба, ему аплодировали американцы, французы, индийцы, военные, журналисты, бизнесмены — все, кто собрался на открытом полигоне. Когда же Михаил Тимофеевич сам взял в руки автомат и сделал пару одиночных выстрелов по мишени, не будет преувеличением сказать, что щелчки затворов фотоаппаратов заглушили шум выстрелов. Не помню, до этого момента или сразу после Калашников снял пиджак и виновато сказал: «Неудобно в нем, мешковат он, великоват мне. Я больше к своему, старенькому привык».
Когда я узнал, что в Москве появится памятник Калашникову, сразу стал фантазировать на тему, как он может выглядеть. Так и представил: сидит на ящике с патронами Михаил Тимофеевич в этом мешковатом пиджаке, смотрит куда-то вдаль, а ниже к ящику прислонено его легендарное детище. А в руке у него — написанное незадолго до смерти письмо патриарху, в котором он задается вопросом о своей роли в гибели людей.
Лично я уверен: если есть рай, Михаил Калашников точно уже там, поскольку, работая над новым автоматом во время и сразу после войны, он думал об одном — сделать лучшее оружие для защиты своей страны. То, что в следующие полвека его изобретение унесло множество жизней и стало любимым оружием террористов, вина не его, а политиков. Как признался в интервью немецкой газете Bild сам изобретатель, если бы не война, он «предпочел бы изобрести что-нибудь, что бы помогло людям и облегчило бы жизнь фермерам. Например, газонокосилку».
Не все изобретатели оружия становятся Сахаровыми. И это нормально. Ненормально, когда их образ используется современниками или потомками для того, чтобы увековечивать собственные представления о прекрасном. А именно это, на мой взгляд, и случилось с памятником Михаилу Калашникову в Москве. Точнее, я убежден, что это памятник не ему.
Люди вообще почти никогда не воздвигают монументы другим людям. То есть, им так кажется, но на самом деле они ставят памятники собственному восприятию тех или иных личностей. В граните или сплавах цветных металлов они увековечивают то, что, на их взгляд, востребовано историческим моментом.
Помимо фигуры Михаила Калашникова с автоматом наперевес, в скульптурную композицию входит фрагмент земного шара и архангел Михаил с копьем. По словам скульптора Салавата Щербакова, архангел копьем загоняет в преисподнюю дракона, а «оно является символом автомата, а вместе они — символы сохранения мира и победы добра над силами зла».
А теперь представьте, что в центре Нью-Йорка появился монумент, на котором Роберт Оппенгеймер стоит, опершись на атомную бомбу, а рядом над земным шаром с кем-нибудь борется популярный в протестантстве символ святого воинства (просто не знаю таких), и автор композиции рассказывает, что это все про мир и победу добра над злом. Любопытно, как бы отреагировали на такой творческий замысел в России?
Автомат, как и бомба, — не нож, которым можно резать хлеб, а можно себе подобных. Если каждый, способный испытывать при виде нового памятника прилив эндорфинов, будет честен перед самим собой, он признает: эти эндорфины — от стремления быть причастным к силе, способной вызывать страх, от все того же осознанного или подсознательного «Можем повторить!». Поскольку мировоззрение в парадигме «Боятся, значит, уважают» есть свидетельство ущербности его носителя, можно смело утверждать — в центре столицы появился монумент не великому сыну советского народа, а великому комплексу, которым страдают очень многие представители народа российского.