На сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Компания современного танца Кубы открыла международный фестиваль современного танца DanceInversion программой из трех контрастных современных балетов. Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
DanceInversion, несколько раз менявший название на протяжении двух десятилетий своего существования,— детище бывших руководителей музтеатра Станиславского Владимира Урина и Ирины Черномуровой. Оба сейчас занимают ответственные посты в Большом театре, а потому их фестиваль стал еще более представительным и состоятельным: может не экономить на многолюдных труппах и показывать их на обеих сценах Большого театра. Однако и музтеатр сохранил свои позиции, так что DanceInversion можно назвать не только старейшим, но и самым могучим танцфестивалем страны.
Программа этого года растянута до начала декабря, за это время Москву посетят восемь компаний — от ультрасовременных до почти классических. Выступавшая первой Компания современного танца Кубы (старейшая в стране, отпочковавшаяся от Национального театра еще в 1959 году) гастролировала в СССР 32 года назад, сейчас репертуар привезла совсем свежий и может считаться открытием, тем более что латиноамериканский contemporary dance нам практически незнаком.
Судя по показанным балетам, компания больше всего боится выглядеть чем-то вроде «негритенка с маракасами», как выразился на пресс-конференции ее директор Мигель Иглесиас-Феррер: никакой попсы — румбы-ча-ча-ча, солнца-моря, веселого флирта и прочих житейских радостей. И все же, несмотря на намеренную несхожесть трех представленных балетов, легко обнаружить общие черты кубинского пластического языка. Любовь к контрастам — темповым и эмоциональным, стихийный атлетизм, природную телесную органику и всепоглощающую чувственность, пропитывающую неким эротическим саспенсом само пребывание артистов на сцене. Даже обычный с виду бег или простой шаг, не говоря уж о статичных позах, полных почти непереносимого напряжения, угрожают взрывом неконтролируемой и разрушительной страсти. Но и этот свой дар кубинцы, вероятно, относят к «сувенирщине»: на личности — то есть на любовные дуэты — авторы спектаклей стараются не переходить, используя индивидуальную сексуальность артистов в общественных целях.
В 35-минутном балете «El cristal» хореограф Хулио Сесар Иглесиас акцентирует агрессивную (впрочем, беззлобную) брутальность молодежи. Запускает артистов сумасшедшим бегом по кругу, сталкивает в акробатических прыжках и мимолетных поддержках, шмякает людей об пол и разрешает им рискованные импровизации в стиле стрит-данс. Но кульминацией этого массового буйства — эмоциональной и хореографической — оказывается самая тихая часть: двойное адажио, участники которого повязаны перекрестным желанием (тела пар переплетены в поддержках, а эмоции обращены к партнерам-соседям). Этот па-де-катр выстроен не просто искусно и психологически изощренно; он кажется одновременно и роковым нездешним наваждением, и самым человечным эпизодом балета.
«Tangos cubanos» на собственную музыку поставил шотландец Билли Кауи, написав еще и текст о любви, настигшей его героя в Гаване. Видеохудожник Силке Мансхольт проецирует на задник и тела артистов рисунки и карикатуры в духе Пикассо, и ничто не мешает разглядеть эти шуточные комментарии к действию: движения в спектакле томны, медлительны и сведены к минимуму. Субтитры на заднике рассказывают об интимных воспоминаниях героя, балет же разбит на сольные и массовые эпизоды, причем именно последние придают ему некоторую изысканность и бесспорное своеобразие. Единое тело кордебалета, объединенное в сплошную линию, диагональ или шеренгу, то множит какой-нибудь простейший жест, то геометрично складывает руки, то важно приподнимает согнутую в колене ногу — и каждое па обретает многозначительность, пропорциональную количеству артистов, его выполняющих.
Спектакль «Matria etnocentra» Джордж Сеспедес поставил на электронную музыку, запрятав в ней ритмы мамбо, но не суть этого национального танца, чье название произошло от имени древнего божества войны, которому столетия назад был посвящен обрядовый танец. По сути, хореограф сочинил новый обряд. В чеканном марше кордебалета, одетого в штаны хаки и белые футболки с красной звездой на груди, в мощных перестроениях людских масс, во вскинутых руках, общем топоте и синхронных прыжках рождается призрак древнего массового заклинания воинственных богов — заклинания грозного и экстатического, увенчанного оргией яростно вращающихся бедер и штормом телесных волн. Эротика — на сей раз милитаризации — прорвалась и тут, в самом идеологизированном из кубинских спектаклей.