«Российская наука попала в долину смерти»
“Ъ” публикует речь нового президента РАН
Во вторник Российская академия наук (РАН) избрала нового президента: во втором туре победил директор нижегородского Института прикладной физики Александр Сергеев. “Ъ” публикует речь, которую он накануне произнес перед общим собранием РАН. В ней тогда еще кандидат в президенты дал жесткую оценку состоянию российской науки и предложил свою программу по исправлению ситуации.
Чем известен Александр Сергеев
26 сентября на выборах президента Российской академии наук (РАН) победил физик Александр Сергеев. Подробности его биографии — в справке “Ъ”.
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Коллеги, я выступаю последним. И, конечно, многие правильные мысли были уже здесь сформулированы. И я готов с другими кандидатами в президенты работать по многим направлениям, о которых они говорили. Поэтому я просто вам расскажу о том, что я думаю: как надо перестраивать академию, как добывать доверие в обществе и что я для этого предлагаю делать.
Во-первых, если мы посмотрим на наукоориентированные и технологически развивающиеся и развитые страны… В этих странах взаимодействие науки и власти, отношения власти и общества основаны на глубоком доверии. И наука является ведущей производительной силой экономики. Она поднимает суммарный интеллект нации, она поднимает культурный уровень страны.
К сожалению, если посмотреть на российскую науку, она по всем этим направлениям скорее находится на отрицательном тренде. Это, конечно, вызывает неудовлетворение у власти и общества. Я считаю, что основная наша проблема заключается в том, что мы должны вернуть Российской академии наук доверие и уважение власти и общества.
Как это можно сделать?
Вообще, любое доверие строится на консенсусе. Мы обязательно должны добиться консенсуса с властью относительно оценки состояния науки в стране. Я считаю, что оно близко к катастрофическому. Так вот, надо добиться консенсуса в понимании причин, почему это произошло. Мы должны добиться консенсуса в том, чтобы определить траектории выхода из этого состояния. Я думаю, что таких траекторий немного, а может быть, всего одна. И, наконец, добиться консенсуса в том, какова роль фундаментальной науки и РАН при передвижении по этой траектории.
Какие, на мой взгляд, причины кризисного состояния науки в стране?
Есть объективные и субъективные причины. Объективная заключается в том, что мы прыгнули из одного экономического уклада в другой — и сразу захотели жить, в том числе и в науке, так, как живут развитые страны. Там наука финансируется и государством, и промышленностью, и экономикой. Причем в большей степени экономикой, чем государством.
У нас не получилось. И наука попала в своеобразную долину смерти. Государство уже не могло финансировать ее в тех объемах, в каких финансировал СССР, это понятно. А промышленность, по существу, так и не начала финансировать. И проблема, по существу, в том, что в основном в науку вкладываются высокотехнологические экономики. А наша экономика в основном сырьевая. Поэтому, естественно, по законам капиталистической экономики вкладываться в науку, чтобы получить быструю прибыль, ей не очень нужно.
Вторая причина заключается в том, что в нулевые годы был принят неправильный, по моему мнению, вектор — я его называю вестернизацией науки в стране. Опять захотели быть как можно скорее похожими на развитые страны. Но этот вектор вестернизации привел к тому, что средства, выделяемые на науку, стали уходить из академического сектора. Они стали приходить в университеты, во вновь создаваемые институты развития. И академия наук, несмотря на то что она продолжала давать наибольший вклад, научный продукт качественного мирового уровня, тем не менее оказалась существенно урезана в финансировании.
Одновременно с этим началась идеологическая кампания, цель которой была — практически дискредитировать академию. Говорили, что Академия наук не только не нужна в рамках этой вестернизации — что она мешает развитию нашей науки! Вот это было, конечно, категорически неправильно. Но — третья причина — к сожалению, академия наук в это время заняла пассивную позицию. И, вместо того чтобы действовать открыто и принимать участие в конкурентной борьбе, она сосредоточилась на своих проблемах, выбрала тактику осажденной крепости. Что было категорически неправильно. Я помню прекрасно, что за год и за полгода перед событиями 2013 года (имеется в виду правительственная реформа РАН, ставшая неожиданностью для академиков.— “Ъ”) и президент, и премьер предупреждали. Они говорили, что академия должна измениться, но это дело самой академии. Этого не было сделано, и мы получили в 2013 году то, что получили.
Я считаю, что реформа, в основу которой заложено разделение на центр компетенций и центр управления, была неправильным шагом. И по прошествии трех лет мы с вами видим, что состояние науки в стране только ухудшилось.
Вот это мое видение причин, и я надеюсь добиться консенсуса с властью в том, что эти причины являются ключевыми для такого состояния науки в стране. Но, после того как будет достигнут консенсус, естественно, встанет вопрос о том, что Академия наук должна добыть инструмент для того, чтобы реально участвовать в формировании научно-технической политики страны. Сейчас таких инструментов у нас просто нет. Статус ФГБУ, как уже говорили мои коллеги, ничтожен. Мы просто ничего не можем сделать, чтобы воплотить те замечательные программы, проекты и инициативы. Поэтому первое, что мы должны сделать,— это скорректировать 253 ФЗ (закон «О Российской академии наук» от 27.09.2013.— “Ъ”). На встрече с президентом Путиным мы слышали все от него такие слова: «Конечно, законы пишутся не только для того, чтобы их выполнять, а для того, чтобы их корректировать, если они не работают». Власть готова к корректировке 253 ФЗ, и это первое, с чего мы должны начать. Я считаю, что в рамках этой корректировки Академии наук должны быть даны не просто научно-методические функции, как сейчас. А функции научно-организационного руководства академическими учреждениями. Включая вопросы распределения средств, деления бюджета, который выделяется на фундаментальные исследования,— но в то же время и принятия ответственности за результат.
Я думаю, что статусом, о котором говорили мои коллеги, скорее всего, должен быть статус государственной академии, которая имеет право соучредительства наряду с ФАНО научных институтов. Вот тогда мы точно сможем разложить, кому первое, а кому второе. Считаю также правильным, чтобы в руководстве ФАНО были ученые. И думаю, что должность руководителя ФАНО может совмещаться с должностью одного из руководителей Российской академии наук. Мы помним прекрасно время, когда был ГКНТ (Государственный комитет по науке и технике в СССР.— “Ъ”), который возглавлял Лаверов,— и он был одновременно вице-президентом РАН. Это были очень неплохие времена для развития фундаментальной науки в нашей стране.
Итак, я считаю, что эта корректировка 253 ФЗ абсолютно необходима, с нее надо начинать. И я согласен с моими коллегами, что для поднятия статуса Российской академии наук должен быть учрежден попечительский совет под руководством президента страны. После того когда у нас появятся инструменты, все остальные вопросы будут уже к нам. Нам надо существенно обновить работу Российской академии наук. И обновлять ее надо исходя из того, что членство в РАН — это не только членство по заслугам. Это, вообще говоря, и работа. Мы должны организовать по-новому работу членов Академии наук — с учетом того, что работа должна быть теперь другая. Раньше автоматически работа в РАН была работой в НИИ, сейчас этого нет. Я считаю, что в руководстве Академии наук должна появиться достаточно большая команда достаточно молодых членов академии, для которых работа в РАН будет основной, постоянной. А не по совместительству, как сейчас. Это серьезный, очень-очень серьезный момент.
Следующий момент — я считаю, что в течение пятилетнего срока избранного президента должна быть возможна ротация членов президиума РАН и руководителей отделений. Основная работа по подготовке предложений формирования научно-технической политики должна уйти на уровень отделений и советов. Президиум должен решать только основные вопросы и осуществлять связь с вышестоящими органами власти. Работа советов должна быть категорически обновлена и переведена на постоянную основу. И работа технических членов совета должна быть оплачиваемой из средств госзадания.
Каждому члену РАН, считаю, абсолютно необходим перечень конкретных задач, которые он должен решать. И он должен быть гласный, открытый, на сайте РАН. Чтобы к нам СМИ не обращались с вопросом: «А что у вас члены Академии наук делают?»
После того как будут получены инструменты и обновлена работа, я считаю, что мы действительно должны взяться за выполнение очень серьезных задач. Во-первых, задача реинтеграции РАН в народное хозяйство страны через выполнение крупных проектов. Это всегда было так в советское время, это было визитной карточкой Академии наук. И она свои славу и уважение общества получала именно из того, что она руководила и выполняла крупные проекты.
Стратегия национально-технологического развития страны, которая была принята в прошлом году, дает замечательные рамки для того, чтобы многое сделать. Вот ее надо наполнять крупными проектами по нашей инициативе.
Конечно, создание этих цепочек для выполнения крупных проектов требует квалифицированного заказчика. С этим есть проблемы. Но я считаю, что есть и вина Академии наук в том, что мы эти консорциумы, эти цепочки не инициируем. Мы должны это делать, мы должны расширять и укреплять сотрудничество с крупнейшими госкорпорациями — «Росатомом», «Роскосмосом», «Ростехом», искать новых крупных партнеров. Крупные проекты должны снова стать визитной карточной Российской академии наук.
Но, говоря об этом, мы не должны забывать о фундаментальных исследованиях. Это основное, что Академия наук должна делать. У нас должен быть баланс между прикладными крупными проектами и фундаментальными исследованиями. И здесь, на мой взгляд, основная проблема в том, что у нас катастрофически не хватает инструментария. Он не обновлялся десятилетиями, а сейчас, чтобы получать результаты мирового уровня, надо иметь уникальные инструменты. Считаю необходимым создание фонда инструментализации российской науки. По нашим с коллегами оценкам, такой фонд должен составлять около 30 млрд руб. в год, это не так много. И можно было бы сказать, чтобы государство дало эти деньги. Но я считаю политически правильным, чтобы этот фонд был образован за счет налога на прибыль наших сырьевых корпораций и госкомпаний. Ведь те богатства и доходы, которые они сейчас имеют, вообще говоря, добыты трудом наших ученых. (Аплодисменты в зале.)
Коллеги, у меня в программе написаны мои представления о том, как должен быть устроен фронт фундаментальных исследований. Это три уровня. Уровень понимания — сплошной, уровень конкурентности — фрагментированный и третий — уровень лидерства. По нашим оценкам, чтобы все эти уровни профинансировать, необходимо около 60 млрд руб. в год. Меня спрашивают: «Вот ты говоришь про деньги, а откуда деньги взять?» Коллеги, из-за невыполнения 599-го указа президента (майский указ о мерах по реализации государственной политики в области образования и науки.— “Ъ”) в этом году наша фундаментальная наука недополучит 80 млрд руб. Поэтому на вопрос «Где взять деньги?» ответ совершенно понятен. Надо выполнять указы президента! (В зале смех.)
Следующий вопрос, о котором я хотел рассказать,— это то, что мы, безусловно, должны вернуть влияние РАН в проекты, которые выполняются на средства обеспечения обороны и безопасности страны. В советское время мы всегда сотрудничали, и проблема сейчас усугубляется начавшимся таким практически военным противостоянием, сложной геополитической ситуацией. Я думаю, мы обязательно должны сотрудничать с ВПК (военно-промышленным комплексом.— “Ъ”). Мы обязательно в конце концов должны принять программу, которую восемь лет не можем принять,— Программу фундаментальных и поисковых исследований в интересах обороны и государственной безопасности.
Сегодня уже обсуждали тему региональной политики РАН. Региональная сеть сейчас разрозненна, и вопрос о том, что делать с нашими тремя отделениями,— очень серьезный. Я считаю, что мы должны в рамках 253 ФЗ изменить статус, стать соучредителями, взять на себя научно-организационное руководство — и тогда эти проблемы могут быть решены. Я не вижу других способов сейчас. Но даже в рамках существующего законодательства я считаю, что мы недорабатываем. Мы ведь имеем право организовывать представительства. Почему у нас представительство, по-моему, одно и только в Ницце? (В зале смех.)
Мы должны в каждом регионе, где есть технические институты, организовывать представительство Российской академии наук. Которые должны защищать эти институты, работать с органами власти — это повысит нашу видимость в регионах.
Если говорить о взаимодействии с образованием, то надо возвращаться к программе интеграции, которая прекрасно работала в конце 1990-х. Мы должны выстраивать свое сотрудничество с ведущими университетами, и эта связь, эта дружба должна, без всякого сомнения, развиваться.
Если говорить вообще о цепочке — средняя школа—университет—научная школа, здесь важно уделять внимание каждому звену. Но особенно — научным школам. Это достояние нашей страны, и то, что сейчас программа поддержки научных школ опустилась до оскорбительного уровня, ну, это нужно менять. Такая программа должна работать.
Коллеги! Один из моментов, где мы недорабатываем,— это наша закрытость. Мы должны быть открытыми для СМИ, в академии должен работать современный пресс-центр, свое информационное агентство. Работа со СМИ должна быть ежедневной заботой руководителей РАН. Мы должны вместе с ними пробивать дорогу к обществу, чтобы о нас знали все, на всех уровнях. И в этом смысле я считаю СМИ нашими соратниками.
В заключение я хочу обратиться к старшему поколению, сидящему здесь. Много сейчас критики о том, что РАН устарела и не может быть активным участником научно-технологического процесса... Я с этим категорически не согласен. Ваши знания и опыт абсолютно нужны для обновления РАН. Молодые коллеги! Многие из нас — и я сам — работают сейчас директорами бюджетных учреждений, и они сверх головы заняты разными бюрократическими цепочками. Давайте не будем забывать, что мы с вами избранные члены Российской академии наук и должны работать на нее. Я считаю, что Академия наук и президиум должны быть сплавом мудрости старших и активности молодых.
И, наконец, я хочу обратиться к членам всех трех академий. Да, много было критики — но давайте мы посмотрим на то, что получилось положительного из того факта, что мы оказались под общей крышей. Давайте будем развивать междисциплинарные исследования. Все, что нам сейчас нужно — и ранняя диагностика, и персонифицированная медицина, все основано на результатах естественных наук, понимаете? И эти ученые, естественнонаучники, они в XXI веке будут зарабатывать свою славу не на том, что они сковали ядерный или ракетный щит страны, а на том, что они вместе с вами принесут новые знания и открытия в живые системы.
Я считаю, что в нашем единстве старшего и молодого поколения, единстве всех трех академий — залог устойчивости нашей академии. Только будучи едиными, мы сможем вернуть доверие общества и власти. И я уверен, что академию будут не только уважать, но и гордиться ею. Спасибо.