3 октября президенту России Владимиру Путину вручали верительные грамоты новые чрезвычайные и полномочные послы 20 стран. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников был впечатлен тем, что Российской Федерации небезразлично, оказывается, все, что происходит не только в каждой из этих стран, но и всюду в мире. А особенно он присматривался к послу США в России Джону Хантсману.
Джон Хантсман еще до начала церемонии проявлял себя
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Раньше всех в Александровском зале Кремля начал разминаться оркестр. Музыкант, который стоял ближе всех ко мне, не только дул в трубу, но даже заглядывал в нее — на просвет. Затем он снова начинал дуть в трубу, но не для того, видимо, чтобы извлечь из нее достойные этого зала звуки, а чтобы, скорее всего, просвет стал ярче.
Среди журналистов преобладали, по-моему, сотрудники посольств этих 20 стран. Люди эти прежде всего лихорадочно фотографировали убранство Александровского зала (ей-богу, в первый раз как в последний), а главное — себя на фоне этого убранства.
Внимание на церемонии привлекали, на мой взгляд, прежде всего два посла: Испании и США. Испании — потому что Каталония, а США — потому что США. Про Каталонию ожесточенно спорили и в пресс-центре перед началом церемонии. Журналист испанского агентства EFE сражался с кипрским журналистом, пытаясь втолковать ему, что сам он, конечно, испанец, но не каталонец, а галисиец, а все-таки считает, что идея референдума была правильной, но его результаты ни к чему не приведут. На самом деле галисийцу и идея референдума, я видел, не нравилась, как, видимо, все каталонское, но он же хотел выглядеть объективным. Киприот не возражал ему, а только пристально, не мигая, смотрел на него, отчего испанец становился еще яростней и беззащитней. К ним в конце концов подошли даже сотрудники службы безопасности российского президента и стояли на всякий случай в метре от них, но в спор не вмешивались, хотя аргументы разрешить спор, причем в свою пользу, у них, безусловно, были.
Наконец вышли послы. Последовательность, с которой они выстроились во всю ширину Александровского зала, смущала, потому что в ней не было, казалось, никакой последовательности вообще. После посла ЕС Маркуса Флориана Эдерера стоял, например, посол Малави Майкл Барт Камфамбе Нкома. Почему не наоборот?
Действительность, на мой взгляд, как обычно, превзошла ожидания. Мне удалось выяснить, что послов выстроили по времени их прибытия в Москву. Поэтому, например, посол Малави замыкал список: он прилетел утренним рейсом в день церемонии.
А возглавлял шеренгу посол Испании Игнасио Ибаньес Рубио: он прилетел раньше всех, и теперь по этой причине у него пытались прямо тут брать интервью — он единственный оказался в пределах досягаемости для томившихся за канатиками журналистов.
Самым красочным, в буквальном смысле слова, стал посол Мьянмы Ко Ко Шейн. Его костюм был, без сомнения, национальным, то есть ярко-ярко-желтым, и посол обязан был его надеть по правилам своей страны, и теперь выделялся, я бы сказал выгодно, на фоне всех коллег: хотя бы потому, что забыть его теперь невозможно.
Интересно было наблюдать и за послом США Джоном Мидом Хантсманом. Мы еще толком не знаем, какой он политик и дипломат, но теперь точно известно, что по крайней мере одевается он превосходно. Так одеваются на приемы и так выглядят на них далеко не все, в том числе далеко не все звезды Голливуда.
Впрочем, Джон Хантсман ведь нервничал, хоть и старался скрыть это всем своим голливудским видом. Вот он уже раз пять за несколько минут одернул рукава костюма. Ну с чем это сравнить? Так одергивали, а вернее, поддергивали черные нарукавники бухгалтеры в советских учреждениях. Впрочем, когда я выяснил, что господин Хантсман много времени провел в торговле (был заместителем помощника министра торговли США, заместителем торгового представителя США), то ничего уже исключать не мог.
Или вот он вдруг начинал поднимать кисти рук, словно показывая: все тихо, все спокойно… При этом сам он стоял навытяжку, с бесстрастным лицом, и ни с кем в этот момент не разговаривал. Потом начинал разговаривать — и опять делал это. И так пять раз.
Так Джон Хантсман, пока ждал Владимира Путина, и проявил себя.
Между тем президент России действительно заставлял послов ждать себя. Они стояли в шеренге уже четверть часа, и это был перебор. Наконец он появился — вместе с Сергеем Лавровым и Юрием Ушаковым. Началось вручение верительных грамот. Одни подходили к президенту России нарочито медленно, словно давая понять, что принципиально не собираются спешить, а на самом деле спешили — и тогда сбивали шаг (как важный посол Замбии, например). Другие, как посол Молдавии Андрей Негуца, наоборот, шаг свой откровенно ускоряли — и не собирались скрывать этого, а даже наоборот, казалось, намерены были создать о себе это впечатление.
Джон Хантсман поклонился президенту России коротко и при этом учтиво. Все-таки длительные дипломатические упражнения давали о себе знать.
Когда церемония вручения грамот закончилась, Владимир Путин вразвалочку пошел к микрофону. Он должен был произнести речь. И так уж вразвалочку он шел, и так демонстративно, что когда я услышал, как в зале кто-то удивленно присвистнул, то совсем не удивился. На самом деле это, конечно, сигналил чей-то мобильный телефон.
А в действительности, думаю, президент таким образом дожидался, пока на свое место вернется какой-то совсем уж неторопливый посол Малави.
Речь Владимира Путина была длинной. Что ж, давно он не высказывался по широкому кругу внешнеполитических вопросов.
Послы узнали, что они возглавляют свои миссии в очень сложный период, «когда ситуация в мире становится все более неспокойной, усиливается напряженность…». Для президента России важно было, видимо, на самом-то деле сказать про роль ООН как «гаранта стабильности и предсказуемости в международных делах», и он это и сказал — чтобы перейти к спорной части: о реформировании ООН, против которого он не возражает, но понимает очевидно, что слишком много людей, принимающих решения в мире, представляют себе это реформирование как отстранение России от принятия таких решений.
— При этом считаем важным, чтобы любые качественные изменения в работе организации были продуманными и осуществлялись на основе если не согласия всех, то при большом консенсусе участников международного сообщества,— произнес президент России, давая понять, что они не пройдут.
Но ведь и он тоже.
Еще выяснилось, что Владимир Путин считает приоритетом российской внешней политики участие во всех по-настоящему горячих точках планеты (а тем более тлеющих).
Успехи в Сирии, он заявил, вызваны, мягко говоря, не в последнюю очередь военными действиями России и дипусилиями России, Турции и Ирана. А больше ни про кого он не сказал.
Он, конечно, высказался о ситуации в КНДР:
— Мы осуждаем шаги Пхеньяна в нарушение резолюции Совета Безопасности ООН.
И прекрасно, что сказал, однако почему после этого в его речах всегда следует «но»? Никак нельзя без этого «но». Нельзя же сказать просто: «Мы осуждаем шаги Пхеньяна в нарушение резолюции Совета Безопасности ООН». Как хорошо звучит. Нет, надо ведь добавить:
— Но нагнетание военной риторики не просто тупиковый, а, уверен, губительный путь. Все стороны должны проявить сдержанность и искать мирные решения. В современном мире конфликты должны разрешаться с учетом многих, порой крайне чувствительных факторов, путем поиска компромиссов.
Говорит ли это о том, что Владимир Путин находится в постоянном споре с собой? Но скорее это говорит о том, что Владимир Путин находится в постоянном споре с современным миром и, главное, с его реальностями и подлинностями.
Напомнил президент и о том, что недавно предложил учредить «миссию ООН по содействию охране наблюдателей ОБСЕ в Донбассе». Но после этого идея и в основном условия ее реализации уже были раскритикованы тем, без кого она не может быть реализована, то есть прежде всего Украиной.
Тут Владимир Путин предупредил, что сейчас выскажется про отношения с каждой страной, чьи послы вручили ему верительные грамоты. Но он же делает это на каждой такой церемонии.
— Отношения России и Испании имеют многовековую историю,— произнес он.— В этом году исполнилось 350 лет, с тех пор как между двумя государствами были установлены первые дипломатические контакты… Сейчас все обсуждают ситуацию вокруг референдума о независимости Каталонии. Не скрою, мы очень переживаем за Испанию…
Мало кто думал, что на такой деликатной церемонии, как вручение верительных грамот, президент России заговорит на острую политическую тему. Но мог ли Владимир Путин не заговорить? И мог ли он не прибавить свое знаменитое «но»?
— Но это, конечно, внутренние дела Испанского королевства,— прибавил он.— Надеемся, что кризис удастся преодолеть.
Так бы вам относиться к проблеме Крыма, как мы относимся к проблеме Каталонии, словно давал он понять.
Гренада тоже беспокоит Владимира Путина. Но разве может не беспокоить.
— В текущем полугодии Гренада председательствует в Карибском сообществе. Придаем большое значение поддержанию связей с этой и другими интеграционными структурами Карибского региона,— обратился он к послу Гренады Олегу Павловичу Фиреру.
И так следующие десять минут президент прошелся по всем остальным странам. Лаос, Замбия, Молдавия, Аргентина…
— Обращаясь к послу Соединенных Штатов Америки, хотел бы выразить самые искренние соболезнования народу и руководству вашей страны в связи с ужасной трагедией, произошедшей в Лас-Вегасе. Скорбим с теми, кто потерял родных и близких, и желаем выздоровления всем раненым,— президент России сказал то, что не мог не сказать.— Что же касается (то есть «но».— А. К.) двусторонних отношений с Соединенными Штатами, то их нынешний уровень не может вызывать удовлетворения. Выступаем за конструктивное, предсказуемое и взаимовыгодное сотрудничество. Убеждены, что в его основе должны быть неукоснительное следование принципам равенства, уважение национальных интересов, невмешательство во внутренние дела.
Владимир Путин закончил тем, что пожелал присутствовавшим «всего самого доброго, успехов».
Но что?