Новые книги

Выбор Игоря Гулина

 

Рене Кревель Трудная смерть

Сюрреализм неплохо освоен в России, но удивительным образом один из главных авторов этого движения до сих пор был представлен по-русски парой крохотных эссе и мимолетными упоминаниями в чужих книгах. Рене Кревель был маргиналом даже в сюрреалистической среде: бисексуал, наркоман, истовый коммунист еще с середины 20-х, он то сближался, то страстно расставался с Бретоном и компанией. Динамика страсти и была главным предметом его интереса. Еще Кревель всю жизнь бредил самоубийством и совершил его в 1935 году (как считается, поводом послужила ссора Бретона и Эренбурга на антифашистском Международном конгрессе писателей). Замечательный роман "Трудная смерть" написан на девять лет раньше, но посвящен той же проблеме — добровольной, но предначертанной смерти. Роман этот выглядит на первый взгляд удивительно просто. Это история любовного треугольника в декорациях богемного Парижа. Невротичный несчастный Пьер мечется между доброй самоотверженной подругой Дианой и изысканно-бесчеловечным соблазнителем американцем Брагглом. Также фигурами возвещающего рок хора на сцене присутствуют две матери (деспотичная и суетливая) и призраки двух отцов. Один повесился, отправившись за настойками во время дружеского ужина, другой заперт в сумасшедшем доме и каждый день пишет письма мадам де Помпадур. Действие умещается в один вечер, но между чаепитием, ужином и дружеской попойкой происходит множество событий. Кревель превращает любой обмен репликами, жестами, взглядами в маленькую битву с собой и другим, в которой каждый обречен на поражение. Есть еще один важный момент: Кревель не декадент, скорее стоик. Он не наслаждается обреченностью любви, разума и тела, но принимает ее как единственную возможность и встречает во всеоружии великолепной трагической иронии.

Издательство Kolonna Publications Перевод Валерий Нугатов


Ирина Шевеленко Модернизм как архаизм

Книга литературоведа Ирины Шевеленко может показаться немного академичной, погруженной в маловажные для неспециалиста детали, однако она предлагает крайне интересный и непривычный взгляд на русскую культуру начала прошлого века. Эпоху довоенного модернизма принято считать временем, когда Россия перестала восприниматься миром как провинция, превратилась в полноценного участника большой европейской культуры. Шевеленко смотрит на это время с прямо противоположной стороны: как на эпоху отделения от Европы, поисков национальной идеи, в процессе которых культурные элиты были иногда союзниками, а иногда конкурентами официального патриотизма. Интересующий ее период: с рубежа веков до начала Первой мировой. К этому времени уже казалось, что русский национализм существовал всегда. Однако процесс изобретения якобы вековой традиции напряженно шел в предыдущие десятилетия. Образованные классы, еще недавно ориентированные на западноевропейскую культуру, пытались заново придумать себя как русские: найти идеи и образы, которые объединят элиту с "простым народом" в единую нацию, будут способны представлять Россию как обладательницу собственной великой истории перед остальным миром. Шевеленко описывает впечатляющее разнообразие этих поисков. Ремизов, Городецкий и другие эксцентрики приносят в литературу русскую мифологию (выдумывая по дороге добрую ее половину). Искусствоведы "открывают" иконы: из области ремесленного производства они превращаются в искусство, сравнимое с живописью европейского Возрождения. Одновременно наследниками иконописной традиции объявляют себя авангардисты, представляющие отказ от линейной перспективы символом национального искусства. Вячеслав Иванов ищет соборности, молодой Хлебников обращается к идеям всеславянского языка, Рерих призывает к уходу еще глубже — к первобытной архаике. И конечно же, Дягилев с компанией изобретают модернистский русский балет — эффектный образ синкретического действа, древней мистерии, использующей все средства новейшего авангарда, чтобы представить миру неведомую мощь русской цивилизации. Книга Шевеленко — не искусствоведческое исследование, скорее археологическое: ее интересуют не столько сами произведения, сколько идеология — поиски художников, теоретиков и критиков, в процессе которых всего за пару десятилетий появилась такая вещь, как "русское искусство".

Издательство НЛО


Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...