Райские муки

Страсть, надрыв, счастье и обнаженная, вывернутая плоть — все это выставка "Хаим Сутин. Ретроспектива", которая открывается на этой неделе в ГМИИ им. А.С. Пушкина

Людмила Лунина

"От картин Матисса идет свет, от работ Сутина — жар",— говорил голландский и американский художник Виллем де Кунинг.

А вот как описывал свое знакомство с живописью художника Роберт Фальк: "В большой витрине, занимая ее почти всю, висел натюрморт — "Мясная туша". Я поглядел и обомлел — так она была хороша силой реального цвета. Я спросил: "Кто это?" И длинноволосый, с каким-то даже раздражением, мол, разве не знаете, это ведь Сутин! А тут же стоявший, как оказалось, собиратель, признался: "А я уж было хотел продать моего Сутина. Вот дурак. Его надо покупать для Лувра!"".

Даже если не знать биографию художника, он все равно обожжет.

Сутин (1893-1943) открыл дверь в абстрактный экспрессионизм, шире — в послевоенное искусство 1950-70-х. Им восхищались Марк Ротко, Джексон Поллок, Фрэнсис Бэкон, Люсьен Фрейд, Франк Ауэрбах. Его работы нечасто показывают в России. В 2011 году на выставке "Французская школа" экспонировались 11 его полотен. "Автопортрет" Сутина есть в коллекции Эрмитажа (он нынешнюю выставку и откроет). Вот, пожалуй, и все, что мы могли видеть в родных пенатах. Вместе с тем Хаим Соломонович, можно сказать, наш соотечественник, уроженец местечка Смиловичи, что недалеко от Минска. Десятый ребенок из 11 детей, определенный религиозными родителями в портные, всячески унижаемый за свою страсть к рисованию. Отрочество он провел в Минске, где работал ретушером, потом два года учился живописи в Вильно. В 18 лет оказался в Париже.

Есть даже апокриф (апофеоз жанра "черной-черной ночью в черной-черной комнате"), что до Парижа еще живого Сутина везли в катафалке

Даже на фоне небогатых художников "Улья" Сутин выделялся неприкаянностью. Вечно голодный, плохо одетый, еле говоривший не только по-французски, но и по-русски (его родным был идиш), "с глазами затравленного зверя" (Илья Эренбург), он выглядел безумцем. "Он большой чудак, странный. Большого роста, колоссальный, толстый нос, низкий лоб и чудесные глаза. Красивые, горячие, человеческие. Когда я увидел эти глаза, стало понятно, что он так пишет" (Роберт Фальк). В 1922 году американский коллекционер Альберт Барнс в одно мгновение влюбился в картины Сутина и купил их полсотни за раз. Вокруг художника постепенно сформировался клуб коллекционеров. Сутин стал значимой фигурой парижской художественной сцены. В 1929-м арт-критик Вальдемар Жорж издал о нем монографию, первый кирпичик будущей легенды: "Когда к нему приближались, он отскакивал в сторону... На картины мастеров прошлого он смотрел, как верующий на изображения святых".

Фигура его была бы пародийна, если бы не была трагична. К тому же Сутин был тяжело болен — его терзала язва. "Когда мы познакомились,— вспоминала позже его подруга Герда Грот,— он был похож на скелет, уже почти не ел. Он от всего испытывал боль. Я готовила для него макароны, жарила мясо, кормила яйцами. Он начал оживать, толстеть, приступы случались все реже". Когда началась Вторая мировой война, еврей Сутин бежал от нацистов в провинцию, в Альпы. Его болезнь обострилась, добраться до Парижа удалось слишком поздно: Сутин умер от перитонита на операционном столе. За его гробом шли всего несколько человек, один из которых — Пабло Пикассо. Заброшенную могилу на кладбище Монпарнас уже в наше время не без труда нашел российский предприниматель и коллекционер Вячеслав Кантор.

В 2013-м швейцарский поэт Ральф Дутли опишет эту историю в книге "Последнее путешествие Сутина": накачанный морфием, чтобы заглушить боль, Сутин едет в Париж на операцию, и вся его жизнь прокручивается в голове фантасмагорическим миражом. Есть даже апокриф (апофеоз жанра "черной-черной ночью в черной-черной комнате"), что до Парижа еще живого Сутина везли в катафалке.

Вместе с тем не все было так мрачно. Сутин зарабатывал на жизнь единственным ремеслом, которым хотел и мог заниматься, и половину творческой биографии был окружен людьми, понимавшими и ценившими его искусство. Его другом и проводником в мир арта был Амедео Модильяни, а настоящими учителями — по словам Сутина — Рембрандт, Шарден, Пуссен, которых он отыскал в Лувре. Проучившись несколько лет живописи в Вильно и Париже, Сутин, по сути, был гениальным самоучкой. К своим работам он не делал эскизов, его живопись — всегда импровизация, поэтому и качество отдельных вещей очень неровное. С другой стороны, вольное самовыражение братьев-авангардистов, а в Париже, когда он там очутился, был расцвет авангарда: фовизм, кубизм, абстракционизм сменяли друг друга как новости в газете,— так вот все это было ему, мягко говоря, чуждо. Каких-нибудь дадаистов и сюрреалистов Сутин и за художников не считал. То ли дело Рембрандт. Ради него Сутин даже ездил за границу — в Амстердам и в Лондон. Коллеги по цеху равнялись на африканское примитивное искусство, он — на французское XV-XIX веков.

...Американский философ Михай Чиксентмихайи (1934) в своем бестселлере "Поток: психология оптимального переживания" выдвинул идею о правильном понимании счастья как творческого потока, транса, в который человек погружается, когда занят по-настоящему любимым делом. Время и реальность перестают существовать, вы находитесь в собственном пространстве, в раю. Если с этой точки зрения посмотреть на жизнь Хаима Сутина, то она полна безграничного счастья. О том же пишет и Роберт Фальк. Однажды он заглянул к Сутину в мастерскую: "...ужасный хаос, этюдник грязный, всюду всякий хлам. Вместе мы привели в порядок его палитру, убрались. Он растрогался, проводил меня домой и дорогой чудесно говорил о Рембрандте. Об искусстве он говорил с немногими, никогда — с посторонними и при них. Чувствовалось, что то, что он говорит, самое для него нужное, его реальность, его любовь".

Образы самого Сутина, несмотря на весь субъективизм,— это реплики и отклики на искусство прошлого. А сам он — вдохновитель следующих поколений. Такое вот редкое положение человека, буквально соединившего разные столетия.

Собственно, эту "суть Сутина" и пытается отобразить выставка в ГМИИ. Ее делали лучшие специалисты: хранитель Музея Оранжери Клэр Бернарди. В Оранжери же находится одна из крупнейших коллекций художника, и 20 вещей из 22 будут показаны на выставке в Москве. ГМИИ им. А.С. Пушкина представляет Сурия Садекова. Помимо 64 работ самого Сутина (25 портретов, 19 натюрмортов и 20 пейзажей) на выставке покажут произведения Жан-Батиста Шардена, Никола Пуссена, Камиля Коро, Франса Снейдерса — предшественников, а также последователей — Виллема де Кунинга, Франка Ауэрбаха, Фрэнсиса Бэкона и многих других. "Выставка займет три зала главного здания ГМИИ. В первом будут портреты, во втором — натюрморты, в третьем — пейзажи,— рассказала куратор Сурия Садекова. Казалось бы, что общего между экспрессионистом Сутиным и железобетонным классицистом Никола Пуссеном или "тихой жизнью" Шардена? "Мы покажем не только очевидные параллели, например между "Освежеванными тушами" Сутина и натюрмортами Снейдерса,— говорит Сурия Садекова,— но и перекличку с Шарденом, с пейзажами Коро. У старых мастеров Сутин искал умиротворение, классический порядок, учился композициям". Будем надеяться, что сложно организованная выставка поможет сместить внимание с судьбы на искусство и если не самим погрузиться, то хотя бы постоять рядом с потоком цвета и образов, в котором существовал Сутин и где он был счастлив.

"Автопортрет". 1920-1921

"Женщина, входящая в воду". Ок. 1931