В Турции начался громкий политический процесс: на скамье подсудимых оказались десять самых известных в стране правозащитников. Их обвиняют в поддержке неназванной террористической организации, они уже провели более трех месяцев в тюрьме для особо опасных преступников. По словам правозащитников, политическая ситуация в Турции всего за год стала «хуже, чем на постсоветском пространстве»: десятки тысяч людей арестованы, независимые СМИ закрыты, нелояльных правительству массово увольняют с работы. Поддержкой «Стамбульской десятки» занимаются правозащитники со всего мира, в том числе международная организация Front Line Defenders. Корреспондент “Ъ” Александр Черных побеседовал с координатором Front Line Defenders Марией Шищенковой о том, почему в XXI веке в развитых странах вновь стали возможны массовые репрессии и почему мировое сообщество бессильно в подобных ситуациях.
— Насколько осложнилась ситуация с правами человека в Турции после прошлогодней попытки переворота?
— Мы как правозащитники привыкли, что в первую очередь репрессиям подвергаются наши коллеги, или журналисты, адвокаты, гражданские активисты, профсоюзники… Но в Турции в рамках борьбы с заговорщиками сейчас под арестом десятки тысяч простых людей — врачей, военных, школьных учителей. Там идет зачистка не только гражданского общества, но и госаппарата.
15–16 июля 2016 года в Турции произошла неудачная попытка военного переворота. Власти Турции заявили, что переворот пыталось провести движение «Хизмет», однако его лидер Фетхуллах Гюлен отрицает свою причастность. После попытки переворота правительство ввело чрезвычайное положение, приостановило действие Европейской конвенции по правам человека и начало кампанию по ликвидации так называемого «параллельного государства». Согласно отчету Amnesty International, за полгода действия чрезвычайного положения в предварительном заключении оказались более 40 тыс. человек. Большинство из них обвиняются в связях с движением Гюлена. Почти 90 тыс. госслужащих, включая учителей, полицейских, военных, судей и прокуроров, были уволены. Более 400 адвокатов лишены статуса, закрыты более 300 НПО и более 200 СМИ.
По данным Профсоюза журналистов Турции, на 8 ноября 2017 года под арестом находятся 150 работников СМИ, профсоюз приводит их имена.
Например, в какой-то момент более тысячи университетских работников подписали петицию за продолжение мирного переговорного процесса с курдами и против массового нарушения прав человека в курдских районах. И практически всех подписантов, всю тысячу человек, на сегодня уволили с работы, что называется, с волчьим билетом: их не берут ни на какую госслужбу. И у них и членов их семей теперь нет доступа к государственной медицинской страховке, а это очень болезненно для Турции.
Сейчас «Репортеры без границ» называют Турцию самой репрессивной по отношению к журналистам страной. Власти закрыли огромное количество СМИ, посадили журналистов, ввели фактический запрет на освещение ряда тем. Например, поставки оружия сирийским группировкам или торговля нефтью с ИГИЛ. Журналисты, которые писали об этом, получили серьезные сроки за разглашение гостайны.
Известная правозащитница Эрен Кескин некоторое время была выпускающим редактором одной из таких преследуемых газет. Так против нее власти Турции подали в общей сложности больше 140 судебных исков, в некоторые дни суды рассматривали одновременно 21 иск. И по некоторым из них уже вынесены штрафы на десятки тысяч евро.
Многих адвокатов тоже лишили звания в рамках чрезвычайного положения. Я знаю человека, который много лет защищал в Турции политических заключенных — он даже самого Эрдогана консультировал, когда тот был под арестом и собирался подать иск в ЕСПЧ. А теперь его обвиняют в том, что он якобы пропагандировал христианство мусульманам. Какой-то бред, в общем.
Или вот история с мессенджером «Байлок», который многие устанавливали на телефоны, он даже в App Store был. А потом турецкие власти заявили, что он был разработан гюленовцами и использовался во время заговора. И в Турции сейчас огромное количество людей находятся в тюрьме просто потому, что у них установлен на телефоне «Байлок». Для следствия это доказательство участия в заговоре.
— Как вы думаете, турецкие власти действительно ищут шпионов и агентов? Или они просто воспользовались ситуацией, чтобы закрутить гайки?
— Тут сложно подобрать рациональный ответ. Давайте вспомним, как России сажают людей за посты в соцсетях, которые видели 20–30 человек. Или как недавно задержали сотни случайных людей в день, на который Вячеслав Мальцев назначил «революцию». Следователи реально думают, что предотвратили преступление? Или это просто паранойя? Или часть хитрого плана? Никто не знает.
Так и в Турции. Конечно, там тоже ходят конспирологические теории о том, почему переворот был таким странным и быстро провалился. Но давайте не будем забывать, что у них произошел целый ряд жестоких терактов за последние два года. Это довольно травматично и для общества, и для власти. И в таких условиях гораздо проще решиться на репрессии.
Однако как бы то ни было, в Турции происходит просто тотальная зачистка страны. Мы можем предположить, что пострадали тысячи невинных людей. Наверное, не очень хорошо так говорить, но по масштабу репрессий это превосходит все то, что у нас наблюдается в постсоветских странах. И мы не знаем, как с этим бороться, сил гражданского общества просто недостаточно.
— Расскажите о «стамбульской десятке» — что это за люди и в чем их обвиняют?
— Это люди из нескольких правозащитных организаций, они не первый год работают и всем в стране известны. Это, например, глава турецкого отделения Amnesty International Идиль Эсер, три человека из Хельсинкской гражданской ассамблеи, двое из крупнейшей турецкой организации, которая мониторит соблюдение прав человека по всей стране, сотрудница Женской коалиции и так далее. В общем, цвет турецкого правозащитного движения. Если провести аналогию с Россией, это люди уровня Светланы Ганнушкиной, Игоря Каляпина и Павла Чикова.
Их всех задержали 5 июля в гостинице в Стамбуле. Там проходил стандартный семинар, название которого можно перевести как «Комплексный подход по безопасности для защитников прав человека».
— Что это за семинар?
— Такие тренинги регулярно проводят по всему миру самые разные правозащитные организации, в том числе и наша (Front Line Defenders.— “Ъ”).
Front Line Defenders — некоммерческая организация, занимающаяся защитой и поддержкой правозащитников, работающих в условиях высокого риска. Основана в 2001 году при поддержке ирландского миллиардера и филантропа Денниса О’Брайена. Штаб-квартира находится в Дублине, Ирландия.
Правозащитникам и гражданским активистам рассказывают, как вести работу, чтобы не подвергаться дополнительным рискам, как обезопасить и себя, и тех, кому ты помогаешь. Причем безопасность понимается в самом широком смысле — и физическая, и информационная, и даже психологическая. В том числе, это базовый навык серьезной работы с персональными данными других людей. Ведь правозащитники часто работают с жертвами пыток или насилия, которые очень боятся, что их имена станут известны. Такие же тренинги проводят для журналистов, например, или для бизнес-структур.
В данном случае в Турцию прилетели два тренера, которые регулярно ведут подобные семинары,— документалист Питер Штойднер, гражданин Германии, и специалист по ИТ-безопасности Али Гарави. Он сам беженец из Ирана и давно получил шведское гражданство.
— Как проходило задержание?
— Полиция ворвалась в помещение с криком: «Руки вверх! Не трогайте вашу технику!» Технику забрали и десять человек вместе с ней. Поскольку в Турции после попытки переворота 2016 года было объявлено чрезвычайное положение, то все правовые гарантии для задержанных приостановлены. Власти могут до 30 дней удерживать любого человека без предъявления обвинения, причем первые сутки без права на звонок и без доступа адвоката. В общем, через семь дней их привезли в суд, где прокурор зачитал обвинение «в содействии террористической организации», причем даже не сказал какой. Судья задал им вопросы и потом отпустил четверых. Но прокурор подал апелляцию и двоих сразу же снова задержали.
В итоге восемь человек отправили в «Силиври» — крупнейшую тюрьму Европы. Причем в девятый корпус, где содержатся особо опасные преступники и подозреваемые в терроризме. Все время им не передавали корреспонденцию. Встречи с адвокатом допускались раз в неделю, причем разговоры проходили под наблюдением сотрудников тюрьмы и под запись. Встречи с семьей разрешили не сразу, потом все-таки дали — но только с теми, у кого первая степень родства. А там среди задержанных есть люди, у которых просто не осталось таких близких родственников.
Вот так они провели больше трех месяцев. За все это время их не допрашивали, им ничего не предъявляли, не было ни одного официального документа.
— А турецкие власти как-то комментировали ситуацию?
— Да, Amnesty International после ареста Идиль Эсер выпустила заявление с напоминанием, что их организация в свое время помогала президенту Реджепу Тайипу Эрдогану. В 1997 году он был мэром Стамбула, оппозиционером, и публично прочитал стихотворение со строчками типа «минареты — наши штыки». После этого его уволили и осудили на четыре месяца за «подстрекательство к религиозной розни». И вот тогда, напомнила Amnesty Эрдогану, мы за вас вступались — а теперь вы стали президентом и посадили в тюрьму наших коллег, ну как же так?
И Эрдоган публично ответил, что, мол, он-то пострадал за правду, за стихотворение — а эти люди, по данным разведки, обсуждали новую попытку переворота. Но никаких доказательств он не привел, разумеется.
— А на что опирается следствие?
— Обвинительное заключение стало известно буквально за пару недель до суда — и оно, что называется, читать и плакать. Это 17-страничный документ, полный нелепостей и орфографических ошибок. И кроме общего пособничества так и не названной террористической организации, каждому арестованному вменяют что-то свое — из найденного в их компьютерах и телефонах.
Например, у Али Гарави нашли в компьютере презентацию про иранскую культуру, которую он делал когда-то в американской школе. Там была карта использования фарси в мире, в том числе в Турции. И турецкие следователи всерьез называют эту карту доказательством того, что он иранский агент, который хочет разделить Турцию. Хотя Али сам беженец от иранского режима.
А Питера Штойднера они считают агентом немецкой разведки — в том числе из-за обычного документа, который есть у тысяч немецких граждан. В Германии, да и в других западных странах, есть такая практика — когда ты едешь за границу, то можешь в консульство сообщить о себе, оставить временный адрес, контакты. Чтобы тебя можно было оперативно найти, если что-то случится. И вот эту туристическую регистрацию следствие считает доказательством, что он в Турции выполнял какое-то задание немецкого правительства.
Или вот история Озлем Далкиран. Во время этого тренинга правозащитников попросили нарисовать, чего они больше всего боятся — для работы с психологическими проблемами. Кто-то нарисовал самолет, потому что у него аэрофобия, кто-то оружие, а Озлем нарисовала карандашом карту Турции с беженцами и войной. Человек боится войны. И теперь этот примитивный детский рисунок тоже посчитали доказательством заговора.
— Какой у них сейчас статус?
— 26 октября начался процесс, и суд изменил меру пресечения. Сейчас они на свободе, а Озлем и Вели — под подпиской о невыезде. Но абсурдное обвинение никуда не делось, его продолжают рассматривать. Причем из выступления прокурора стало известно, что к делу «Стамбульской десятки» подшили дело Танера Кылыча из местной Amnesty International. Его арестовали в июне вместе с 22 юристами, в ходе совсем другой полицейской операции в Измире. И вот теперь его обвиняют в участии в неназванной террористической организации, а их — в пособничестве. Он продолжает оставаться в тюрьме.
Очень важно понимать, что сейчас в Турции сотни таких абсурдных судебных процессов.
И если отвечать на вопрос, почему правозащитники так озаботились именно этими людьми… Для начала, это первый в мире случай ареста всех участников тренинга по безопасности. Я повторюсь, такие тренинги проходят по всему миру, это базовый инструмент для обучения правозащитников, который разработан в соответствии с руководящими принципами Евросоюза и ОБСЕ по защите правозащитников. Да, в некоторых странах власти проявляли к таким мероприятиям интерес. Но так, чтобы арестовать всех участников и обвинить их в терроризме — этого никогда не было. Это абсолютный нонсенс, и это даже для современной Турции чересчур.
По сути, турецкие власти атакуют всю современную систему защиты прав человека.
Эти действия совершенно противоречат декларации ООН 1998 года о безопасности правозащитников.
— Если все настолько плохо, то почему не реагирует мировое сообщество? ООН, ЕС — они как-то могут повлиять на ситуацию? Или партнеры Турции по НАТО? В первую очередь США, конечно.
— Конечно, Евросоюз пытается что-то делать по отдельным ситуациям. Но давайте не забывать, что у Евросоюза с Турцией договор по беженцам. И я думаю, для властей ЕС это очень важно — поэтому у них нет рычага давления на, Эрдогана.
— Напомните, что это за договор?
— После начала войны в Сирии в Европу хлынул поток беженцев, что сильно осложнило там ситуацию. И в итоге Европейский союз начал платить Турции за размещение беженцев, а Эрдоган в ответ не открывает границы. Сейчас в Турции больше 3 млн беженцев, это первая страна в мире по количеству принятых беженцев, и этого тоже нельзя со счетов снимать. Конечно, для страны это большое бремя.
Что касается США — у них с Турцией сложные отношения, ведь Гюлен живет в Америке и они отказываются его выдавать. Плюс есть еще антиигиловская военная коалиция под предводительством американцев, и Турция для нее очень важна. Я, конечно, не геополитик, но думаю, что это тоже сильно влияет на происходящее.
В общем, пока в мире такая ситуация, то «надавить» на Турцию невозможно.
— То есть была демократическая страна, шла по европейскому пути развития, вступила в НАТО, примеривалась к ЕС — и всего за пару лет скатилась к массовым политическим репрессиям. И коллеги по клубу «приличных стран» с этим сделать ничего не могут. Это заставляет задуматься — а кто будет следующим? Кто еще настолько демонстративно откажется от европейских ценностей?
— Это, конечно, повод для долгого философского разговора. Давайте вспомним, как вообще идея верховенства прав человека встроилась в политическую систему. Это произошло после Второй мировой войны, когда целое поколение политиков искренне считали — нельзя допустить повторения этих ужасов. И вот государства собрались в кружок, сказали «Никогда больше» и по доброй воле подписали ряд обязательств.
Они сами ограничили свою власть и создали какие-то международные механизмы. С подтекстом: «Если наша страна что-то неправильно делает, вы скажите об этом, тогда мы исправимся».
И нормальные страны считают, что если комитет ООН указал на какую-то проблему, то это экспертное мнение, к которому надо прислушаться. В конце концов, ничего позорного нет в том, чтобы признать ошибку.
Когда СССР развалился, государства-наследники тоже подписали эти обязательства — потому что надо выглядеть прогрессивными, а заодно можно попросить денег на продвижение прав человека. Но наша постсоветская элита уверена, что соблюдение прав человека — это какая-то принудительная вещь, навязанная им Западом. А также инструмент продвижения западных политических интересов. И поэтому ее нужно стараться обходить.
Для чего нужен ЕСПЧ? Совсем не для наказания правительств. Этот суд подсказывает государству — у вас тут проблема, граждане страдают, исправьте ситуацию, это в ваших же интересах. Это, в конце концов, инструмент гармонизации юридической практики в странах—членах Совета Европы. Но в России и других странах его решения воспринимаются как вмешательство во внутренние дела.
Точно так же и правозащитные организации нужны, чтобы указывать государству на проблемы. И помогать их решать: власть может спокойно делегировать НКО работу с беженцами, или с наркозависимыми, или с ЛГБТ. Просто потому что у НКО есть специалисты по этой теме. Но в реальности тех, кто говорит о проблемах страны, объявляют «иностранными агентами».
— Но если вернуться к Турции — там, получается, просто притворялись, что разделяют европейские ценности?
— Знаете, мы, правозащитники, постоянно указываем — даже люди в европейских институтах не верят в то, что пропагандируют. И когда Россия говорит, что на Западе действует политика двойных стандартов — это отчасти правда. Потому что США дружат с Саудовской Аравией, а недавно выяснилось, что многие европейские политики получали деньги от правительства Азербайджана и голосовали нужным образом. Или вот против Узбекистана в 2005 году ввели санкции после событий в Андижане. Кто-то вообще помнит про это сейчас? В 2009 году их тихо отменили, а невинные люди там продолжают отбывать 15-летние сроки, и новых сажают.
В общем, много можно найти примеров. Мы видим, что идейное пространство размывается. Может, кстати, это произошло из-за смены поколений.
Выросли новые политики, для которых Вторая мировая далеко в прошлом, и для них есть вещи важнее прав человека — например, экономическое сотрудничество или борьба с терроризмом.
Если они хотят выглядеть приличными людьми, они говорят избирателям о правах человека. Но на самом-то деле эта тема их не особо волнует — так, красивое приложение. И все больше стран считают, что «патриотизм» и «традиции» важнее прав человека…
— А какие это еще европейские страны? Венгрия?
— Венгрия постепенно окукливается, да. Там у них сейчас идет кампания против Сороса и финансируемых им НКО, причем немного окрашенная антисемитизмом. Еще вспомним нападки на Европейский университет и недавний закон о дополнительной отчетности для НКО — чтобы они не работали, а все время заполняли бумажки.
А наше постсоветское пространство уже все окуклилось. Кого можно назвать из стран, кто хотя бы декларирует приверженность демократическим ценностям и правам человека? Украину с Грузией — только они хотя бы на уровне риторики говорят, что для них это важно.
Недавно в Дублине была международная правозащитная конференция, на которой выступал Ставрос Ламбринидис, спецпредставитель ЕС по правам человека. И он откровенно сказал: «Европейские правительства мне не очень-то рады, никто меня не встречает там ковровой дорожкой. Власти считают, что права человека больше не работают, главное — экономическое развитие». Это о многом говорит, правда?
— То есть мы застали какой-то золотой век концепции прав человека, который скоро закончится?
— Правительства не понимают, что без соблюдения прав человека невозможно никакое устойчивое развитие. Если ты не интересуешься, как у тебя в стране соблюдают закон, как обращаются с меньшинствами, какой у населения есть доступ к базовым сервисам — то в итоге растет напряженность и все разваливается. А НКО как раз помогают жертвам, занимаются реабилитацией и работают над разрешением конфликтов.
Я думаю, что уважение к правам человека вернется.
Не может существовать устойчивой общественной модели без признания, что у других такие же права, как у тебя.
Надо учиться жить вместе, а не кидать других людей в тюрьмы. Но многие мои коллеги считают, что дело идет к новому мировому кризису, который опять спалит огнем половину планеты. И только тогда люди снова вспомнят о ценности прав человека.
Но я вижу, что каждый год в правозащитную работу вливаются новые люди. Даже в тех странах, где правозащитники рискуют буквально всем. Для меня это доказательство, что наши ценности универсальны, и надежду это тоже поддерживает.
«Стамбульская десятка»:
Налан Эркем — Helsinki Citizen’s Assembly
Шеймус Озбкекли — Helsinki Citizen’s Assembly
Озлем Далкиран — Helsinki Citizen’s Assembly
Идиль Эсер — турецкое отделение Amnesty International
Вели Ачу — Human Rights Agenda Association
Гюнал Курсун — Human Rights Agenda Association
Илькнур Устин — Women’s Coalition
Нижад Тастан — Association for Monitoring Equal Rights
Али Гарави — Humanist Institute for Cooperation
Питер Штойднер — Humanist Institute for Cooperation