11 ноября в ходе саммита стран-членов АТЭС в Дананге была оглашена своего рода «ожидаемая неожиданность». Президенты РФ и США согласовали совместное заявление по Сирии.
Чрезвычайный и полномочный посол Александр Аксененок
Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС
Внутригосударственный конфликт в этой стране, раздираемой на части гражданской войной, терроризмом и внешним вмешательством, неизменно оставался «горячей» темой в международной и особенно в российско-американской повестке дня. Российские и американские интересы здесь одновременно и совпадают, и разнятся в наибольшей степени. При этом сохраняется взаимное понимание того, что без нахождения точек соприкосновения между Россией и США развязать конфликтный узел, в котором каждый из множества вовлеченных игроков всегда может оказаться спойлером, не представляется возможным. Во многом благодаря их дипломатическим усилиям Советом Безопасности ООН был разработан и принят большой пласт международно-правовых документов, который образует солидный фундамент для будущего урегулирования.
При администрации Барака Обамы были моменты, когда обе стороны подходили совсем близко к достижению договоренностей, но устойчивой координации или хотя бы работы на параллельных курсах добиться так и не удалось. При всех неудачах, обоюдных претензиях и разногласиях, порой взрывоопасных, Россия и США сохраняли каналы коммуникаций.
Российско-американское заявление на высшем уровне, принятое в Дананге, имеет особое значение по целому ряду причин. По какому пути пойдет дальнейшее развитие событий, предсказать трудно, но декларация такого рода имеет шансы стать отправной точкой к выстраиванию необходимого минимума согласованных шагов по Сирии, тем более в новых условиях. Если, конечно, Москва и Вашингтон будут способны умерить амбиции, порожденные успехами в борьбе с ИГИЛ («Исламское государство», запрещенная в РФ террористическая организация), и хотя бы в сирийском случае подняться выше того, что их разделяет по широкому спектру глобальных проблем ради того, чтобы помочь многострадальному сирийскому народу разорвать порочный круг насилия и гуманитарных катастроф.
Прежде всего совместное заявление президентов России и США — это первая после смены американской администрации совместная с Россией политическая акция, предпринятая к тому же на общем мрачном фоне в двусторонних отношениях. По прошествии года после победы на выборах ближневосточная стратегия президента Трампа, как, впрочем, и внешнеполитический курс в целом, по мнению большинства американских экспертов, все еще остается невнятной, отличается непоследовательностью и даже сумбурностью принимаемых решений зачастую в угоду тактическим соображениям или в качестве реакции на те или иные неверные шаги.
Президенты пришли к общему пониманию целого ряда принципиальных вопросов, исходя из реальной оценки изменившейся военно-политической обстановки в Сирии. В течение последних месяцев в результате военных действий против боевиков ИГИЛ на востоке Сирии силы, поддерживаемые Россией и США, оказались на таком близком расстоянии друг от друга, что это потребовало активизации канала связи между военными обеих стран с целью снижения рисков непреднамеренных опасных инцидентов. Президенты договорились продолжать эти усилия по военной линии, в том числе в работе со своими партнерами, ведущими борьбу с ИГИЛ. Выйдут ли эти усилия за пределы военной плоскости, пока неясно, хотя Россия и США в случае принятия политических решений могли бы наладить взаимодействие в формировании местного самоуправления в районах, освобожденных от ИГИЛ, на базе национального примирения снизу. Это позволило бы облегчить оказание гуманитарной помощи, возвращение беженцев и экономическую реконструкцию в целом.
Важное значение имеет подтверждение вывода о том, что конфликт в Сирии не имеет военного решения, и окончательное политическое урегулирование должно быть найдено в рамках Женевского процесса в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН 2254 в ее полном объеме. То есть проведение конституционной реформы и свободных выборов под эгидой ООН при сохранении суверенитета, независимости, единства, территориальной целостности и светского характера государства. Президенты призвали все сирийские стороны принять активное участие в Женевском политическом процессе и поддержать усилия, направленные на обеспечение его успеха.
Конечно, это только самые общие принципы реформирования, которые и раньше не вызывали серьезных расхождений. Не будет преувеличением сказать, что резолюция Совбеза ООН содержит своего рода «дорожную карту» переходного периода. Но все подводные камни кроются именно в ее имплементации. Между самими сирийцами нет сколько-нибудь общей интерпретации ключевых положений резолюции, а высшей инстанции, как это было с имплементацией дейтонских соглашений по бывшей Югославии, в сирийском случае не существует. Это касается в том числе таких практических вопросов государственного строительства на инклюзивной основе, как согласование последовательности шагов, определение порядка работы над принятием новой конституции и формированием органов исполнительной власти в центре и на местах, обеспечение безопасности на время всего политического транзита.
Вместе с тем сам факт, что российский и американский президенты сочли возможным сделать акцент именно на Женевском треке, можно рассматривать как определенный сигнал сирийским противоборствующим сторонам и региональным игрокам, имеющим свои максималистские интересы, не всегда совпадающие с глобальными интересами России и США.
Своевременность такого шага определяется еще и тем, что повестка дня межсирийских переговоров в Астане под эгидой России, Ирана и Турции как стран-гарантов соблюдения режима прекращения боевых действий по мере их продолжения стала расширяться и заходить на политическое поле, отведенное резолюциями СБ ООН для Женевы при посредничестве его специального представителя. Это вызвало смешанную реакцию в США, в ведущих европейских странах и в арабском мире, несмотря на неоднократные разъяснения российских официальных представителей о том, что Астана призвана создать благоприятные условия «на земле» для активизации переговоров в Женеве.
С одной стороны, семь раундов переговоров в Астане позволили запустить четыре зоны деэскалации в центральных, северо-западных и южных районах Сирии, существенно снизить уровень насилия и создать условия для доступа гуманитарной помощи, что не могло не получить одобрения во всем мире. Соединенные Штаты, воспринимавшие вначале Астану, как и любой многосторонний механизм, где они не играют ведущую роль, с большой долей скепсиса, согласились направить своего наблюдателя. В то же время появились различного рода спекуляции в том смысле, что Россия и Иран на фоне военных успехов ведут дело к тому, чтобы «обойти» основополагающую резолюцию Совбеза 2254 и навязать урегулирование при помощи силы. Триумфаторская атмосфера в этой связи в Дамаске только подтверждала эти опасения. Представители вооруженной оппозиции на переговорах в Астане со своей стороны высказывали претензии к делегации правительства Сирии по поводу нарушения режима прекращения боевых действий, невыполнения таких мер доверия, как освобождение политических заключенных, снятия блокады с ряда районов и обеспечения беспрепятственного доступа для гуманитарной помощи.
Не способствовала снятию недоверия и идея о созыве Конгресса национального диалога, которое было воспринято сирийской оппозицией как «старое» предложение Дамаска в новом издании и его попытка девальвировать Женевский формат, где стороны подошли к необходимости начать обсуждение субстантивных вопросов политического перехода в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН 2254. Оппозиционные деятели высказывали опасения, что цель Конгресса растворить оппозицию среди большинства партий, движений и организаций, в том числе псевдооппозиционных, подконтрольных сирийскому режиму. По выражению участника переговоров в Астане Мухаммеда Захрана Аллуша, это была бы «встреча режима с режимом».
И, наконец, заслуживает особого внимания данная в заявлении совместная российско-американская оценка зон деэскалации в качестве временной меры в целях создания условий для окончательного политического урегулирования конфликта. Это представляется важным в контексте получивших широкое распространение на Ближнем Востоке рассуждений о том, что Россия и США будто бы пришли к убеждению о невозможности достижения устойчивого урегулирования в обозримом будущем и поэтому создают «так называемые» зоны деэскалации как средство замораживания конфликта.
Ближайшее время покажет, смогут ли США и Россия, которые при всех разногласиях и взаимных подозрениях все же действовали на параллельных курсах в борьбе с ИГИЛ, выйти за эти пределы, возможен ли конструктивный широкий диалог между ними о политическом будущем Сирии после ИГИЛ и о том, как подвести самих сирийцев к действительному национальному примирению на базе разумных компромиссов. Формула «ни победителей — ни побеждённых» более всего соответствует арабским историческим традициям и менталитету.
До последнего времени администрация Дональда Трампа рассматривала «искоренение терроризма» в Сирии и Ираке в качестве своего главного приоритета. Американские дипломаты доверительно говорили о том, что США устали от «государствостроительства». Вместе с тем обстановка в Сирии подошла к такой черте, когда необходимо дать ответ на вопрос: что дальше? Практика воссоздания средневекового халифата под лозунгами джихада, можно считать, низложена. Но с потерей территориальной субъектности сама эта идеология вряд ли исчезнет. Особенно среди суннитского большинства в Сирии и суннитского меньшинства в Ираке, которые добиваются таких реформ во властных структурах, которые обеспечили бы им достойное политическое представительство. Россия, как не раз заявлял президент Владимир Путин, считает, что в настоящее время созданы необходимые предпосылки для перехода к стадии политического урегулирования в Сирии. Партнерство с Соединенными Штатами способствовало бы продвижению этого процесса.