Скользящий наркотрафик

Наркоторговля — предмет интереса спецслужб и полиции, а борьба с ней — профессиональная обязанность данных ведомств. Однако, как показывает опыт разных стран, победить это зло пока не удается. Возможно, потому, что решение проблемы лежит в другой плоскости.

АЛЕКСАНДР ЗОТИН, старший научный сотрудник ВАВТ (Москва—Мехико)

Цепочки добавленной наркостоимости

Чтобы понять, где и как создается стоимость в мировом трафике наркотиков, возьмем для примера килограмм кокаина и проследим его путь от Анд до конечного потребителя в США или Европе.

Кустарники коки прихотливы и растут преимущественно в трех странах Южной Америки — Колумбии, Боливии и Перу. Для того чтобы изготовить килограмм кокаина, требуется около 350 кг высушенных листьев коки, в Колумбии они обойдутся в $385 (цены здесь и далее — по книге экономиста Тома Вэйнврайта «Narconomics»). Килограмм кокаина в той же Колумбии стоит уже $800. Когда кокаин покидает Колумбию и оказывается на территории страны-транзитера (чаще всего это Мексика), цена вырастает до $2200. А после пересечения границы США взлетает до $14,5 тыс. На уровне оптового дилера в США это уже $19,5 тыс. Наконец, уличные дилеры в американских городах продают кокаин по $78 тыс. за килограмм. На самом деле цена еще выше, поскольку на разных этапах дилеры разбавляют кокаин. В итоге, по оценке Вэйнврайта, розничная цена, которую платит потребитель в США,— $122 тыс. за 1 кг чистого продукта.

30 000% добавленной стоимости в производстве технологически несложной продукции — фантастически много, при этом исключительно за транзит готового товара из точки «А» в точку «Б» накидывается 15 000%.

С героином ситуация схожая. По данным ООН, цена 10 кг опиума, необходимого для производства 1 кг героина, в Афганистане составляет около $2 тыс. (в других странах-производителях цифры несколько отличаются, но принципиального значения это не имеет). Стоимость 1 кг чистого героина для потребителя в странах Запада — около $200 тыс.

Все это совершенно не похоже на обыкновенные, не криминальные товары. В классической «улыбке добавленной стоимости» (Smiling curve), описанной Стэном Шином, создание высокой добавленной стоимости приходится на начальную и конечную точки жизненного цикла товара — добыча сырья, с одной стороны, и маркетинг, логистика и постпродажное обслуживание — с другой; производство же и транзит — малоперспективное «дно» между ними. У кокаина (и в чуть меньшей степени у героина) все совсем по-другому. Из этого можно сделать несколько важных выводов, касающихся борьбы с наркотрафиком.

Тараканы, зеленая революция и равнодушные потребители

Один из традиционных способов борьбы с латиноамериканскими картелями (сегодня — преимущественно мексиканскими), занимающимися поставкой кокаина в США и Европу,— уничтожение плантаций коки в Колумбии, Боливии и Перу. На переднем крае этой борьбы находятся США, которые с помощью Управления по борьбе с наркотиками (Drug Enforcement Administration, DEA) заставляют южноамериканские страны проводить масштабные кампании по уничтожению посевов.

Логика проста: уничтожение кустарников коки приведет к относительному дефициту сырья для изготовления наркопродукции. Из-за этого продукция станет дороже для конечного покупателя и он вынужден будет ограничить потребление либо вовсе отказаться от нее.

ООН регулярно пишет победные реляции: ежегодно уничтожаются десятки тысяч гектаров посевов (вырубаются вручную, сжигаются или опрыскиваются с воздуха дефолиантами). Налогоплательщики США ежегодно тратят на это миллиарды долларов.

Тем не менее каким-то образом десятилетия кампаний по уничтожению коки особо не влияют ни на цену сырья, ни на объемы экспорта наркотиков.

Так, в США число потребителей кокаина с 1990-х составляет 1,5–2 млн человек, в последние годы оно немного сократилось, зато выросло число потребителей в Европе.

Причин тому много. Во-первых, производство успешно мигрирует между странами. Как только бурная кампания по уничтожению начинается в Колумбии, расширяются посевы в Боливии и Перу, а кампания в Перу сопровождается ростом производства в Колумбии и так далее. Все это называется «эффектом таракана» — по аналогии с насекомым, перебегающим из одного дома в другой.

Страна на трех кокаинах

Во-вторых, в выращивании коки и производстве кокаина появляются свои инновации. За последние годы в отрасли произошла своего рода «зеленая революция», позволившая повысить выпуск практически вдвое.

В-третьих, сырье настолько доступно, что кампании по уничтожению не могут оказать существенного влияния на производство. Стоимость сырья — доли процента в конечной цене наркотика.

Представим, однако, что кампании DEA по уничтожению посевов (на которые уже истрачены десятки миллиардов долларов) оказались успешными и цена высушенных листьев коки поднялась бы втрое. И что бы это дало? Если бы картели переложили стоимость на потребителя (что не факт), конечная стоимость килограмма кокаина взлетела бы… с нынешних $122 тыс. аж до $122,77 тыс. Прямо скажем, малоубедительно, потребитель кокаина трехкратного роста цен на сырье, скорее всего, даже и не заметил бы. А учитывая неэластичность спроса на наркотики, возможно, и тридцатикратного тоже.

Производители сырья в цепочке добавленной стоимости кокаина — полунищие крестьяне cocaleros. Это далеко не нефтяники, производящие дорогое сырье. Деньги в наркобизнесе делаются совсем другими людьми.

Плата за транзит

После того как США в 1990-х предприняли титанические усилия, чтобы остановить поставки кокаина по классическому «карибскому коридору» (Ямайка, Багамы — Флорида), основным транзитером наркотиков на север стала Мексика. Мексиканские картели Синалоа, Гольфо, Лос Сетас, Тихуана, Хуарес, Ла Фамилия Мичоакана и несколько других (в частности, отколовшихся от вышеназванных) контролируют этот бизнес. На самом деле определение «мексиканские» в отношении картелей довольно условно, в действительности это транснациональные структуры, многие бенефициары которых живут по всему миру.

Транзит кокаина — серединка «улыбки добавленной стоимости», исключительно кривой в случае с наркотиками. По сравнению с производством это довольно прибыльное дело, цена килограмма кокаина взлетает с $2,2 тыс. до $19,5 тыс.— почти в десять раз.

Львиная доля этого скачка стоимости приходится на одну-единственную операцию — переправку кокаина через мексиканскую границу в США (значительно реже — в Европу). Соответственно, стратегические точки, которые необходимо контролировать картелям,— это граница Мексики с США и морские порты (в гораздо меньшей степени — аэропорты).

Попытки мексиканских властей ограничить трафик нельзя назвать удачными. Наибольшая активность тут пришлась на президентство Фелипе Кальдерона (2006–2012). До середины 2000-х пересечение границы Мексики с США не представляло особого труда для контрабандистов. До войны Кальдерона с картелями бизнес шел относительно мирно: Мексика была одной из самых безопасных стран Латинской Америки, уровень убийств на душу населения был даже ниже, чем в некоторых штатах США.

Однако после 11 сентября 2001 года американцы начали в рамках новой антитеррористической политики усиливать контроль за границей, а позже за дело взялся и президент Кальдерон. Но усиление контроля привело к тому, что каждый легальный транзитный пункт стал приобретать всю большую экономическую ценность для контрабандистов. Таких пунктов на трехтысячекилометровой границе Мексики с США всего 47. При этом только полдюжины — реально крупные торговые артерии, через которые ежедневно проходят сотни, а кое-где и тысячи фур в день (объем легального товарооборота Мексики и США огромен — $1–1,5 млрд, это самый большой товарооборот за пределами ЕС в мире).

Как только картелям сузили возможность контрабанды по всей протяженности границы, им пришлось конкурировать за крупные транзитные пункты (Рейноса—Макаллен, Нуэво-Ларедо—Ларедо, Хуарес—Эль-Пасо, Тихуана—Сан-Диего).

Все фуры с сотнями тысяч тонн грузов ежедневно досмотреть невозможно, поэтому легальные транзитные пункты стали основными артериями и нелегального трафика.

Борьба за транзитные коридоры, которые стали критически важны для выживания картелей, развернулась нешуточная. Например, на коридор Тихуана—Сан-Диего, контролировавшийся Тихуанским картелем, покусились славившиеся своей жестокостью конкуренты из картеля Лос Сетас. «Побочный эффект» борьбы за лидерство — отрезанные головы (для пущей убедительности их выставляли на центральные магистрали города), закатанные в бетон соперники и тысячи убитых и раненых простых горожан, оказавшихся не в то время не в том месте.

В разборках активно участвовали и местные власти с полицией, перекупаемые конкурировавшими картелями. Средняя зарплата полицейского — 3 тыс. песо, около $150 в месяц. Неудивительно, что криминал их перекупает. Кроме того, в Мексике региональная полиция не подчиняется федеральной, поэтому разные правоохранители часто действовали друг против друга, в зависимости от того, интересы какого картеля они представляли.

Властям удалось ослабить некоторые картели. Другие пострадали в борьбе с себе подобными за транзитные коридоры. Но последствия снова оказались неожиданными. Члены таких картелей, лишившись руководства и/или заработка, не переквалифицировались в законопослушных граждан и не пошли работать на заводы, а заменили наркотрафик рэкетом и бандитизмом (более успешные картели просто начали диверсификацию бизнеса в эту сферу).

«Кальдерон послал военных для борьбы с картелями,— говорит глава неправительственной организации Comunidad Mexicana Габриэль Фарфан Марес.— И что вышло? Картели говорят главам муниципалитетов: “Если вы не дадите 10%, 15%, 20% бюджета муниципалитета, мы вас убьем. И убьем всех чиновников муниципалитета”. И точно так же обирают владельцев бизнеса».

В итоге транзит в США удалось сократить — ненамного и ненадолго, а вот цену за это заплатили страшную: по разным оценкам, 60–100 тыс. человек были убиты в ходе де-факто гражданской войны в приграничных с Америкой районах.

Впрочем, в последние годы, после ухода Кальдерона, наблюдается стабилизация, острая фаза картельного противостояния закончилась — наркотики опять более или менее спокойно текут на север. Но побочный негативный эффект для экономики и страны в целом огромен, возможно, сейчас он даже больше, чем до «войны».

«Наркотрафик отражается на бизнесе, на доверии потребителей, на уверенности производителей,— говорит глава департамента экономических исследований Банка Мексики Даниэль Айсек Чикиар Сикурель.— Мафия вымогает плату “за безопасность”. И если вы не платите им, будет хуже для вас. Более 30% компаний страдают от криминала, есть и человеческие жертвы. Почему правительство не может победить наркокартели? Это очень прибыльный бизнес, пока есть большой спрос со стороны США».

Вопрос спроса

Основные деньги на наркотиках делаются в США и Европе. Попав в Америку, килограмм кокаина, как уже говорилось, дорожает непомерно — с $19,5 тыс. до $122 тыс.

Почему именно в США создается основная добавленная стоимость? Одно из возможных объяснений — значительно более высокие риски для бизнеса. В Колумбии или в Мексике наркодилер может относительно легко отделаться от полиции взяткой или угрозой, а если попадет в тюрьму — устроить побег либо добиться сокращения срока. В США с этим гораздо сложнее. Возросшие риски для наркодилеров требуют соответствующей денежной компенсации, отсюда и высочайшая во всей цепочке добавленная стоимость.

По мнению Вэйнврайта, оптовые дилеры в США и Европе — самая прибыльная позиция в наркобизнесе, и, исходя из экономики добавленной стоимости, удар именно по ним может быть несравненно более эффективным, чем по крестьянам, выращивающим коку где-нибудь в Боливии.

Но даже атака на оптовых дилеров в странах-потребителях не самая эффективная стратегия: пойманный дилер будет через некоторое время заменен на другого, пока существует спрос на наркотики. Видимо, здесь борьба с предложением в принципе менее эффективна, чем борьба со спросом.

Проблема в том, что борьба со спросом принципиально отличается от прямолинейных карательных кампаний борьбы с предложением. Это сфера пропаганды, просветительских кампаний и реабилитационных программ для наркоманов. Важна и работа (в основном по обеспечению занятости) среди групп риска: трудных подростков, заключенных и бывших заключенных.

Оценка подобных программ затруднена, но, по некоторым собранным сведениям, такой подход гораздо эффективнее традиционных методов борьбы.

Например, исследование RAND Corporation «The Benefits and Costs of Drug Use Prevention» показывает, что на каждый миллион долларов, потраченный на уничтожение посевов коки в южноамериканских странах, удается сократить потребление кокаина в США на 10 кг, потраченный на пресечение поставок в странах-транзитерах — на 20 кг, а на просветительские программы в школах — 25 кг.

Однако наиболее эффективными тратами оказываются реабилитационные программы для наркоманов: здесь на потраченный миллион приходится сокращение потребления на 100 кг. Иными словами, реабилитационные программы в десять раз эффективнее грубой борьбы с предложением.

Героиновый бум в США

К сожалению, в самой важной для борьбы с наркотиками сфере государства часто допускают грубейшие ошибки. А иногда, вместо того чтобы бороться за сокращение спроса, они даже способствуют его появлению.

США переживают настоящую героиновую эпидемию. В 2015 году от передозировки героина и лекарств, содержащих опиоиды, по данным Системы центров контроля и профилактики заболеваний (Centers for Disease Control and Prevention), умерло 33 тыс. человек. Это почти втрое больше, чем было убито. За 2016-й сведений пока нет, но, по оценке The New York Times, собравшей предварительные данные, цифра за прошлый год почти удвоилась — 59–65 тыс. (на пике эпидемии СПИДа в 1995-м потери за год составили 40 тыс., за всю войну во Вьетнаме погибло 58 тыс.). Пугают не только сами цифры, но и динамика: в 2000 году от передозировки опиоидов умерло в разы меньше — 17 тыс. человек.

Как пишет американский журналист Сэм Кинонес в книге «Dreamland: The True Tale of America`s Opiate Epidemic», проблема во многом была создана самим государством. В последние десятилетия американские доктора увлеклись прописыванием мощных болеутоляющих с природными и синтетическими опиоидами в лошадиных дозах и по любому поводу. Наркоманы и жертвы нынешней опиумной эпидемии — это представители среднего класса, нередко женщины среднего возраста (если в 1960-е 80% героиновых наркоманов составляли мужчины, сейчас баланс приблизительно равный с небольшим преобладанием женщин).

Обычно все начинается с какого-нибудь банального перелома руки или ноги. Добрый доктор прописывает по 6–10 таблеток Oxycontine или другого обезболивающего опиоида в день в течение двух-трех недель. Боль не чувствуется, но шансы на наркотическую зависимость после такого лечения резко возрастают.

Причины, по которым врачи выписывали опиоиды без особой необходимости, разные. Во-первых, заинтересованные в продажах фармацевтические компании были склонны приуменьшать возможные риски. Во-вторых, новые бренды опиоидов вначале были лишены зловещей ауры того же морфина (хотя Oxycontine мощнее). В-третьих, американской клинической культуре присущ гипертрофированный страх боли (в России перегиб в другую сторону, когда действительно нуждающиеся в опиоидах онкологические больные не могут получить необходимое средство).

Как бы то ни было, многие пациенты не прекращали прием опиоидов и после окончания лечения, покупая их на черном рынке. Дороговизна Oxycontine и других легальных лекарств иногда заставляла их искать более дешевую альтернативу — героин у уличных дилеров (или в интернете).

Увидев новые перспективы, к бизнесу тут же присоединились мексиканские картели. До последнего времени из Мексики в США в основном везли кокаин и марихуану, однако новый спрос заставил предложения меняться. В горах Сьерра-Мадре начали активно выращивать мак.

Если в 2006 году под выращивание мака в Мексике отводилось 2 тыс. гектаров, то сейчас — около 20 тыс.

Страна стала самым крупным производителем героина после Афганистана и Мьянмы. Некоторые мексиканские города почти полностью специализируются на контрабанде и дистрибуции героина в США.

Ошибки в регулировании оборота лекарств в Штатах привели еще к одной проблеме: казавшийся умирающим наркотик низов, героин, получил новую жизнь и новый спрос, а картели успешно диверсифицировали под него свой бизнес. Остается только надеяться, что этот негативный опыт послужит уроком и предостережением для будущей экономически продуманной стратегии борьбы с наркотиками как на национальном, так и на глобальном уровне.