9 и 10 декабря на Исторической сцене Большого театра состоится самая ожидаемая балетная премьера — не только российского, но и мирового сезона. Двухактный балет «Нуреев» Ильи Демуцкого с либретто, режиссурой и сценографией Кирилла Серебренникова и хореографией Юрия Посохова должен был предстать перед зрителями ровно пять месяцев тому назад. Однако июльскую премьеру театр отменил, сославшись на неготовность спектакля. Сейчас «Нуреев» выходит на сцену при особых обстоятельствах: режиссер Серебренников находится под домашним арестом, и хореографу Посохову пришлось взять на себя его обязанности, занявшись не только балетом, но и всеми частями этого многосложного спектакля. Незадолго до премьеры Татьяна Кузнецова расспросила Юрия Посохова о «Нурееве» и о том, как он чувствует себя в роли режиссера
Фото: Коммерсантъ / Елена Фетисова
«Нуреев» — это все-таки балет или нет?
В сегодняшнем понимании — нет. Это синтез всего: балета, оперы, музыки, драмы, сценографии. Все взаимосвязаны, все действуют сообща. Такие связи были в театрах XIX века, в ХХ веке — в антрепризе Дягилева. А сегодня балетный мир обособлен, ковыряется в своих балетных вечерах. Кирилл (Серебренников.— Weekend) дал нам, балетным людям, ощутить причастность к общему театральному делу. Это даже как-то нас возвышает. В общем, «Нуреев» — необычный спектакль. Главное в нем — само зрелище, за ним и надо следить. Хореография здесь воспринимается как часть действа, не как чистый вид искусства.
И сколько человек участвует в вашем действе?
Несколько раз пытался считать, но сбивался. Больше 150 человек, наверное. 16 пар кордебалета, балетные солисты. Огромный хор, оперные солисты, артисты драмы, много людей из миманса. Солисты-музыканты у нас тоже на сцене.
Говорят, есть даже культуристы?
Их Кирилл привел, и они обязательно будут участвовать. Менять что-то нет ни времени, ни желания. Нам кажется, что тогда, летом, спектакль сложился, и мы хотим показать его зрителям в том же виде.
Во время репетиций вы консультируетесь с Кириллом?
У меня нет такой возможности. Приходится работать по тем записям, которые сохранились с лета. Но я знаю, что хотел сделать Кирилл: мы же вместе создавали этот спектакль, я был на всех его репетициях. Конечно, очень жаль, что он сейчас не с нами: он умеет убедить людей, сплотить — и вообще его присутствие выводило нас, балетных, на какой-то другой уровень
Артисты не забыли то, что выучили летом?
Могу сказать, что не только балет, все цеха были настолько внимательны, когда Кирилл репетировал, что сейчас они все помнят и знают досконально. У меня даже гордость какая-то за Большой театр: все настолько ответственны и мобилизованы! Сейчас действительно «Нуреев» зависит от всех и каждого: от артиста, рабочего сцены, режиссера, ведущего спектакль.
Может быть, эта сплоченность — результат отмены июльской премьеры?
Тогда, наоборот, был общий слом — энергетический, эмоциональный психологический. Мне кажется, все просто полюбили спектакль. Когда мы только начинали работать, немногие артисты по-настоящему приняли этот сюжет, наши идеи. Уже к июлю, когда дело дошло до репетиций на сцене, люди воодушевились. И сейчас с этим же чувством вернулись в зал.
Вы готовите спектакль не только как балетмейстер, но и как режиссер. Драматическим артистам тоже делаете замечания?
И, что удивительно, они слушаются. Такие замечательные артисты, знаменитости — сами подходят, спрашивают, все ли правильно. Мне порой даже неудобно, хотя постепенно привыкаю к роли режиссера, мне это начинает нравиться.
А какие замечания делаете — «потише-погромче»?
Драматическим артистам, наверное, дают больше свободы, энергии у них много и они иногда импровизируют. Тут их надо притушить слегка, как у нас в балете говорят. Потому что в нашем спектакле все зависят от всех, всем надо идти по общей колее. Я вот слушал запись репетиции нашего дирижера Антона Гришанина с хором. Они там так советские песни раздольно пели, что темп просел. А балетным артистам надо в этом время прыгать, они же не могут в воздухе висеть.
Говорят, у артистов балета много травм перед премьерой?
В Большом невероятно тяжелый график. Премьерные спектакли трехактного «Ромео» закончились только 26 ноября, все были совершенно измотаны. А с 28 ноября уже начались наши репетиции. И при этом артистам каждый вечер надо выходить на сцену в текущем репертуаре. Я не знаю ни одного балетного театра в мире, который бы так работал. И — низкий поклон артистам — они выносят эту невероятную нагрузку. Да, в труппе появились какие-то травмы, но никто не отступает, никто ни от чего не отказывается. Все надеются, что они выйдут в спектаклях.
А кто у вас будет танцевать Нуреева?
Влад Лантратов и Артем Овчаренко. Это было решено еще летом с Кириллом, хотя решение мы принимали в самый последний момент. Но спектаклей у нас два, а составов — три. И представьте, Игорь Цвирко и остальной третий состав согласились станцевать генеральную репетицию, зная при этом, что они так и не выйдут на публику! Вот как не восхищаться такими людьми?
Правда ли, что «Нуреев» — ужасно дорогая постановка?
Очень. Думаю, ни один театр мира не может себе позволить такой спектакль — даже большие театры, у которых есть свой хор, солисты. Но по уровню и размаху декораций, по количеству людей, по размерам сцены — нет, никто не осилит.
Говорят, огромных денег стоили права на фотографии Аведона, которые используются в спектакле?
От некоторых мы отказались из-за дороговизны.
Но не от той, где Нуреев сфотографирован голым en face?
Мы в определенном виде ее хотим оставить.
В смысле — затемните нижний край?
В определенном. Это очень важная фотография, но в каком виде она предстанет — зрители узнают на премьере.
Ходят также байки про стотысячедолларовую норковую шубу для вашего Нуреева?
О, этого я еще не слышал. Она искусственная, я в ней танцевал, пока ставил эту сцену. Но такие сплетни мне даже нравятся, это вполне в духе Нуреева — пусть люди думают о богатствах несметных.
Большой театр, Историческая сцена, 9 и 10 декабря, 19.00