В ПТУ на улице Мельникова сходилась вся информация о бывших заложниках. Вчера в здании ПТУ целый день провели родственники тех, кто еще не нашелся в больницах и моргах, то есть без вести пропавших при штурме, и специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
"Скорее вези штаны!"
Журналистов в здание ПТУ не пускали, но попасть туда оказалось не так уж трудно. Было не протолкнуться.Девушка, видимо, из труппы актеров разговаривала по мобильному телефону:
— Он лежит в 13-й больнице, у него, слава Богу, все хорошо. Бодрый и такой энергичный, что мне даже не по себе. Позвонил, сказал, что договорился сразу о нескольких телеэфирах, будет рассказывать, как он был в заложниках. Только у него штанов нет! Давай, говорит, вези скорее штаны! Он как сумасшедший... Какие еще новости? Руководство говорит, что надо скорее восстанавливать спектакль. Но интересно, как? Не можем найти еще 20 человек — оркестрантов, рабочих сцены... Несколько детей погибли в реанимации...
Две женщины, пожилой мужчина и девушка, державшиеся вместе, спросили у меня, где тут собрание (собрание действительно вот-вот должно было начаться). Они искали Игоря Морева. Девушке он был отцом, пожилому мужчине и его жене — сыном, другой женщине — зятем. Он был скрипачом и играл в оркестре "Норд-Оста" вместе с женой, тоже скрипачкой. Когда начался захват, они спрятались в одной из раздевалок в подвальных помещениях — в "бункере", как они объясняли по телефону позже, когда террористы нашли их там и посадили в партер. Все три дня они сидели вместе, а потом, когда пустили газ, она, как и все, потеряла сознание, а когда очнулась в больнице, его рядом не было и никто не мог сказать, где он. Родные сутки искали ее саму. Его найти не могли. Звонили по всем телефонам, им отвечали грубо и справок не давали.
— Хотите скажу, по какому телефону со мной разговаривали особенно грубо? — спросила меня теща Игоря Морева.— 276-96-23. Как нам сказали, это один из главных справочных телефонов.
Жена Игоря спрашивала про скрипки, они оставили их в бункере. Скрипки дорогие. Но в здание "Норд-Оста" никого не пускали, советовали оставить заявление в прокуратуре. Возле здания Игорь оставил и машину.
"И наш найдется..."
Тут началось собрание. Вышел человек, представившийся членом штаба, и рассказал, что ночью и утром пришли в себя еще примерно сто человек из тех, кого квалифицировали как неопознанных. Списки этих ста человек сейчас уточняются. Надо подождать примерно час-полтора. Люди крайне оживилась.Ждали в основном в спортзале ПТУ с двумя мини-футбольными воротами и несколькими баскетбольными корзинами. Вдоль стен стояли низенькие длинные скамейки, но большинство людей сидели прямо на полу. Десятки людей сидеть не могли и нервно ходили по залу. В одном углу столпились врачи-психотерапевты (у них на одежде была соответствующая табличка), в противоположном кружком устроились священники с дипломатами в руках и в теплых куртках поверх ряс. Ни те, ни другие родственникам были, похоже, совершенно не нужны. Время от времени люди заходили в медпункт, расположенный в соседнем зале. Тут же стояли несколько столов, где принимали заявления от тех, кто до сих пор не мог найти своих. Чаще всего просили и фото пропавшего. Почти все родственники принесли с собой цветные снимки. В коридоре между раздевалками и спортзалом была еще одна комната, на двери которой было написано "Прокуратура".
В спортзале стояли несколько телефонов, по которым люди звонили в больницы и морги. Молодая женщина, поговорив с кем-то, бросилась к выходу с криком: "Люда! Не говори!... Не говори никому... Ее больше нет!" Женщину подхватили люди из медпункта. От группы психотерапевтов отделился было один человек, но быстро вернулся к своим.
Другая женщина звонила по телефону:
— Нашлась! У нее нормальное состояние. Ну что значит нормальное? Она улыбается!
— В Склифе один на меня начал орать, чтобы я не приставал к нему с вопросами, а я ему говорю: "Имею право!" — громко говорил немолодой человек с косичкой.
— Имеешь! — поддерживала его девушка.
— Он сразу успокоился... Но так ничего и не сказал.
— Посмотрите! — ходила по спортзалу женщина с фотографией, распечатанной на принтере. — Карпов Александр Сергеевич, бывший заложник "Норд-Оста", известный бард, переводчик "Чикаго"...
Она раздала людям уже десятки листочков с фотографией, и от нее отворачивались, чтобы не обидеть отказом.
У человека с косичкой зазвонил телефон.
— Саня!!! — заорал он. — Мы же тебя ищем! Саня, это ты, что ли?! На самом деле?!
Трубку вырвала девушка. Она оказалась женой Сани.
— Да со мной все порядке... — закричала она. — Я потеряла сознание в тот же момент, что и ты... Но я уже через час пришла в себя. Я же тебя еще пыталась откачать... Потом тебя увезли, я осталась одна... Саша! Ключи от квартиры у тебя?.. Нет? А у соседей есть запасные? Ну да, конечно, есть... Нет, я еще не была дома.. Саша, ты где?!
— Он у меня врач... как только газ пошел, обмотал мне рот плотной тряпкой, а себе не успел... — рассказывала она через несколько минут, захлебываясь в рыданиях.— Надо кому-нибудь сказать, чтобы не искали его. Он в тринадцатой...
— Видишь! И наш найдется! — говорил маме Игоря Морева муж.
— Бывает же такое...— как заклинание, повторяла та.
Люди в зале переговаривались тихо, но отчетливо.
— В больших моргах, говорят, уже вывесили фотографии тех, кого не могут опознать. А в маленьких, там где один-два заложника, будут водить внутрь.
— Нескольких человек из оркестра не могут найти. Говорят, что они пострадали больше всех, потому что оркестровая яма ниже уровня пола, и газ там скопился... Большая доза, ударная...
"Не стройте себе химер"
— Не надо, не стройте себе химер,— между группами родственников ходил небритый старик, пока его не увели к себе в кружок психотерапевты.Из психотерапевтов всерьез, по моим наблюдениям, работала только одна женщина. Она как-то улавливала, кому она нужна, и ни разу не ошиблась. Люди разговаривали с ней, а потом, когда она переходила к другим, даже искали ее и терпеливо ждали своей очереди, чтобы поговорить.
— В морги я не пойду! — твердо сказала молодая женщина подругам. Судя по возрасту, пестрой одежде и прическам, они были из труппы мюзикла.— Будем искать среди живых.
— А я бы позвонил в морги...— нерешительно сказал мужчина, стоявший рядом с ними.
— Ну ты же знаешь нашу систему...— говорила по телефону еще одна женщина.— Ну успокойся! Что значит, пропал без вести? Украли его, что ли? С собой террористы утащили? Ждем. Обещали дополнительный список. Плакать будешь завтра...
Тут в одном углу начали собираться люди. Все бросились туда в надежде, что принесли дополнительный список. Но это уточняли фамилии подавших заявления родственников из Московской области. Потом такие воронки начали возникать каждые пять минут. Прошло уже не полтора часа, а два. Списка не было. Две женщины скотчем приклеили на стену объявление: "Информация по организации похорон — на 1 этаже, в холле у лестницы". Громко заплакала женщина, прочитавшая объявление.
Из комнатки прокуратуры вышел молодой человек и объявил:
— Те, чьи трупы опознаны, могут их забрать! — и быстро закрыл за собой дверь.
Женщина, писавшая заявление, медленно сползла со стула. Ей только что сказали, что писать ничего не надо: ее сын скончался в больнице. Женщина лежала на полу и рыдала: "Володенька! За что?!" Ее схватили за руки за ноги, унесли в медпункт и плотно закрыли дверь.
— Ну и что? — пожала плечами еще одна женщина.— Вчера от радости тут в обморок падали, сегодня... от этого... Мне все равно. Я вчера телевизор вообще выключила.
— Зря. Иногда полезное передают. Телефоны, по которым можно звонить. Сказали, что в 13-й неопознанных не осталось.
— Не осталось? — переспросила женщина.— Говорили по телевизору про одну женщину с вьющимися волосами, люди поехали за своей дочерью, стали опознавать, лежит ведь без сознания, а оказался мужчина. Вот такой у них уровень.
"Тело не отдают"
Несколько людей что-то негромко обсуждали, стоя кружком.— Его зовут Шаров Владимир. Он умер,— рассказывала молодая женщина. --- Это мой муж. Диагноз — сердечная недостаточность. Но тело не отдают.
— Понятно,— отвечал ей хорошо одетый мужчина.— Настоящий диагноз наверняка удушье. Требуйте вскрытия и ничего не подписывайте! Они пытаются скрыть следы...
— Но я не хочу, чтобы его резали! Мне все равно, какая причина... Я прошу, чтобы мне его отдали, а они говорят: да пишите хоть Путину, а до особого распоряжения не отдадим.
— Да вы что! — удивился мужчина.— Идите и пишите заявление в прокуратуру. Где прокуратура?
— Здесь. А вы со мной пойдете? И вы, кстати, напишете. У вас кто?
— Да я еще надеюсь...— смутился мужчина.
Прошло уже больше трех часов. Списка все не было, а люди в спортзале были уже на пределе, все чаще требовали принести список. Мужчина, который занимался заложниками из Московской области, пытался успокоить людей. Психотерапевты по-прежнему держались особняком и о чем-то тревожно переговаривались.
"Где же Любу искать?"
К телефонам в спортзале выстроилась целая очередь. Люди, еще два часа назад не решавшиеся звонить в морги, теперь держали в руках их списки и набирали, набирали номера.— А я попробую еще раз в тринадцатую позвонить,— сказала женщина лет сорока. — Нигде ее нет, ни в одном морге.
Она звонила, и ей отвечали, что ее дочери в 13-й нет.
— А ведь была! Люба поначалу была в тринадцатой! Так они мне сказали. Я ей даже передачу вчера носила. А теперь говорят, нет. Что это значит, вы не знаете?
— Люба? — переспросила ее другая женщина, стоявшая рядом. — А вы Валю не знаете?
— Знаю, конечно. А вы ее мама?
— Ну да! Они вместе пошли на концерт. Знаете об этом?
— Конечно! А почему вы здесь?
— Я? Жду списка. Может, найду...
— Да ваша Валя жива! Она в тринадцатой, в первой гинекологии! Я ей сегодня утром передачу отнесла!
— Господи! Ее же ни в одном списке не было...— женщина села на пол.
К ней бросились врачи.
— Почему? — возразила мать Любы.— В утренних сегодня была.
— Да я утренние не смотрела...
— Поздравляю... А где же мне Любу-то искать? — женщина снова задумчиво взяла в руку телефонную трубку.
— В первой гинекологии? Господи! Все, я побежала... И с Любой все будет в порядке!
— Не будет, — как показалось, раздраженно ответила мать Любы.
Еще одной женщине сказали, что ее сын скончался. Потом еще одной. Мимо меня прошли Моревы. Лицо у отца Игоря было белое. Он прислонился к стене.
— Врача! — крикнул кто-то.
— Как же я маме скажу, что его нет? — спросил отец.
Видимо, им самим сказали мгновение назад. Дочь Игоря крепко держала отца за руку.
— Я ей скажу, — произнесла она еле слышно.
Подошла мама Игоря:
— Где же этот список? — нервно спросила она.
— Пойдем,— сказал ей муж.
— Пойдем,— быстро согласилась она.
Они пошли к медпункту. Через минуту она тихо плакала, сидя на стуле.
Дополнительного списка живых так никто и не выносил. Я подумал, что его, может быть, вообще нет, есть только список умерших в больницах, который все время пополняется. Фамилии из этого списка постепенно и становятся известны. Так мне стало казаться к исходу четвертого часа ожидания.
Из зала на улицу выбежали сразу несколько актеров мюзикла. Девушки плакали. Им сказали, что умер их друг, певец Сенченко, который был среди зрителей. К нему только что издалека приехал отец, которого девушки звали дядей Колей. Дядя Коля был растерян и просил, чтобы девушки помогли ему с гостиницей. Он еще не знал. Они запрещали ему ехать в гостиницу, говорили, что он поедет с ними. Они боялись сказать ему, что сына нет. Подъехал продюсер мюзикла Александр Цекало. Узнав от девушек новость, он быстро прошел в медпункт и несколько минут разговаривал с врачом.
Снаружи стемнело. Я спросил у человека, который отвечал за Московскую область, когда же наконец будет дополнительный список.
— Будет,— ответил он.— Ждите. Живые есть. Фамилии уточняются.
Я оглянулся по сторонам. В спортзале почти никого не осталось. Те, кто пришел сюда узнать про своих, все узнали и ушли. Этот список, если и существовал, был никому не нужен.
АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ