О важных и почти забытых страницах истории отношений двух стран — России и США "Огонек" поговорил с Иваном Куриллой, профессором Европейского университета в Санкт-Петербурге, автором недавно вышедшей книги "Заклятые друзья", посвященной непростым сюжетам российско-американской дружбы
Иван Курилла, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
Фото: Дмитрий Коротаев, Коммерсантъ
— Самим названием своей книги вы уверяете, что Россия и США хоть и "заклятые", но все-таки друзья. Можете обосновать этот тезис?
— В основу моей книги лег 10-летний проект, в ходе которого я собирал сюжеты, связанные с влиянием России и США друг на друга: их набралось несколько сотен. Готов начать почти что с метафоры. Россия очень гордится "своей колеей", материальным воплощением которой является отечественная колея железной дороги, отличная от европейской. Но почему наши железные дороги не похожи на европейские? Потому что они американские, образца 1836 года. Сейчас в Америке, конечно, другие стандарты, но в XIX веке нам привезли ту дорогу, что связывала Балтимор с Огайо. Так у нас и закрепилась мерилендская колея. Продолжу: вся индустриализация 1930-х годов обязана успехами "американскому вмешательству". И Сталинградский тракторный, и Нижегородский автомобильный завод, и Магнитка, и ДнепроГЭС строились по американским проектам. Мы были гораздо ближе друг к другу на протяжении ХХ века, чем нам разрешали думать.
— Немецкие инженеры тоже работали в СССР до войны...
— Америка все-таки совершенно особый игрок в ходе любой нашей модернизации. Даже так: каждый раз, когда наш руководитель говорит о "модернизации", он имеет в виду "американизацию". Мы хотим совершить рывок через Европу сразу в Америку. Это было и при Николае I, и при Ленине, и при Хрущеве, и при Горбачеве, и даже при Медведеве. Троцкий, кстати, был откровенен: в 1920-е годы он вовсю использовал именно этот термин — "американизация", указывая стране путь в будущее. Известен еще лозунг тех лет: "Коммунизм — это советская власть плюс фордизация". Мы, конечно, запомнили формулу с "электрификацией", потому что история первых годов советской власти писалась уже во времена антиамериканизма. Холодная война вообще помогла нам многое забыть об американском присутствии в России, хотя его следы обнаруживаются повсюду, стоит только правильно выбрать оптику. Да что говорить, знаменитый крейсер "Варяг" собран в Филадельфии...
— Вы сейчас привели несколько примеров того, как Америка меняла Россию, а можно ли найти истории о влиянии России на США?
— Может быть, их лучше искать не в технической сфере, хотя и там тоже... Скажем, авиаконструктор Игорь Сикорский эмигрировал из России в США и создал вертолетную отрасль. Или электроинженер Александр Понятов с его фирмой "Ампекс", придумавший первый успешный видеомагнитофон. Я уже не говорю о том первом поколении эмигрантов, уехавших из России еще детьми и основавших все известные голливудские киностудии. Культурное влияние на США выходцев из нашей страны уж точно очевидно: можно вспомнить Ирвинга Берлина, написавшего главные патриотические песни Америки ХХ века (включая "Боже, благослови Америку") и родившегося при этом в Тюмени. Речь не о том, что его творческий гений раскрылся только потому, что он родился в России, однако это "наш человек", без влияния которого Америка была бы немножко другой. Уже во времена холодной войны в ход пошла знаменитая фраза американского импресарио Сола Юрока, устраивавшего культурные обмены между СССР и США: "Что такое наш культурный обмен? Это когда они привозят нам своих евреев из Одессы, а мы привозим им своих евреев из Одессы". И в этом было много правды.
— А как насчет идейного влияния, идеологического? Оно, полагаю, было односторонним...
— У американцев со времен XVIII века, со времен первых пуритан, сложилась традиция считать себя лидерами: сначала религиозными ("град на холме"), потом демократическими (цитадель свободы) и так далее. В том же XIX веке американскими порядками равно восхищались и Николай I (высоко ценивший заокеанскую инженерную мысль), и декабристы (писавшие свои конституции по образцу американской). В России все сложнее, мы эти 200 лет прожили в двух режимах: в какие-то моменты соглашались "быть Европой", быть как все, в какие-то — брали пример с Америки, пытались потащить мир в своем направлении... Однако случаи, когда мы обогащали Америку своими идеями, встречаются. Замечательный пример — это отмена крепостного права. Мы избавились от него раньше, чем Америка от рабства, и в ходе Гражданской войны США активно изучали опыт России. Пожалуй, именно в этот момент мы "догнали и перегнали", сами того не заметив. Еще одна известная история — о том, как американцы начали реформировать свою систему образования, столкнувшись с успехами советской космической программы. Тоже ведь идейное влияние. Наконец, мой любимый сюжет связан с именами двух русских женщин, уехавших из нашей страны уже сложившимися людьми и ставших идеологами крайне левых и крайне правых течений в Америке. Одна из них — Эмма Гольдман, самая известная анархистка в Америке, которую еще в 1968 году чтили американские феминистки. Она бежала в США от консервативного правительства Александра III в 1880-е годы. Вторая — Алиса Розенбаум, известная в Америке как Айн Рэнд. Она бежала в 1920-е уже от революционного правительства большевиков и стала в США виднейшим представителем консервативной мысли. Я убежден, что на формирование взглядов, идей этих женщин чрезвычайно повлияло их столкновение в юности с российской действительностью, и обе они впоследствии оказали влияние на американскую общественную мысль.
— Когда сегодня говорят о влиянии Америки на Россию или России на Америку, подразумевается нечто недоброе. В вашем пересказе "влияние" почти всегда оказывается взаимовыгодным.
— Мы так или иначе являемся факторами внутренней политики друг друга — от этого никуда не деться. Есть история, в которую мало кто верит, но которая хорошо подтверждается документальными источниками. Известно, что после "разрядки" последовало очередное охлаждение отношений между СССР и США, совпавшее с президентством Джимми Картера. Подчеркну, что война в Афганистане началась в 1979 году, а отношения испортились уже в 1977-м. Поводом к охлаждению стало то, что Картер в двусторонних контактах на первый план поставил проблему соблюдения прав человека в СССР. Представить, скажем, чтобы в 60-е годы США выступили с теми же заявлениями, невозможно: у них у самих в тот момент была узаконена сегрегация. Однако в 70-е годы движение за гражданские права в Америке добилось успехов и было на гребне популярности — Картер не мог его не заметить. При этом в остальных сферах к середине 70-х Америка проиграла практически все, что могла: неудача во Вьетнаме, самый крупный после Великой депрессии экономический кризис, Уотергейт... Куда ни кинь, нечем гордиться. Важно было заново собрать страну. И выяснилось, что на таком удручающем фоне все-таки есть одна хорошая новость — отменена сегрегация, в США победили гражданские права, не то что в СССР! На этом фундаменте Картер, а потом и Рейган смогли восстановить американскую мечту о самих себе. Советский Союз, подавляющий инакомыслие и собственных граждан, использовался как карта во внутриполитических целях, чтобы оттенить достоинства Америки.
— В общем, мы были полезны друг другу в "образе врага"?
— Отношения России и США вообще разворачиваются, как правило, в образном, символическом мире. Если в них что-то меняется — это вовсе не значит, что кто-то кому-то что-то сделал. Скажем, "разрядка" наступила, когда шла война во Вьетнаме, то есть объективно, логически ее быть не могло: отношения должны были ухудшаться. Но здесь другая логика. Основные линии напряжения между Россией и США проходят не по линии военного или экономического соперничества, а по линии борьбы за идеи, умы. В разное время мы разное значим друг для друга — и поэтому меняются наши отношения.
— Можно говорить о какой-то однозначной динамике образа России в Америке?
— На протяжении первого столетия существования независимой Америки Россия была самой дружественной ей европейской страной. Яркий эпизод той поры — это появление двух русских эскадр в гавани Нью-Йорка и Сан-Франциско в 1863 году, присутствие которых морально поддержало дело Севера в Гражданской войне в США. С другой стороны, в годы Крымской войны несколько десятков американских врачей приехали в Россию для работы в госпиталях осажденного Севастополя: многие из них умерли от инфекций, выжившим наш хирург Пирогов вручал памятные медали с короткой надписью "Севастополь. Сделано все, что можно". Образ России стал портиться в 1880-е годы, когда журналист и писатель Джордж Кеннан-старший проехал по Сибири и обнаружил там образованных и либерально мыслящих ссыльных и каторжников, тогда же о России впервые заговорили как о "большой тюрьме". Замечу, впрочем, что этот случай очень напоминает историю с критикой Джимми Картера в адрес СССР, последовавшую спустя столетие. В 80-х годах XIX века США тоже переживали кризис, когда после Гражданской войны на Юге к власти вернулись белые, установилась сегрегация и американцы задались естественным вопросом: за что мы воевали? Тут очень пригодились наблюдения Джорджа Кеннана, развернувшего критический взор американцев от самих себя в сторону России: мол, посмотрите, там вообще лучшие люди в Сибирь сосланы! Вчерашние борцы за независимость негров на Юге вошли уже в "Американское общество друзей русской свободы", чтобы бороться за освобождение русского народа от самодержавия. Когда мне говорят: разве могли так повлиять на образ страны записки одного человека, я всегда подчеркиваю, что не стоит недооценивать роль личности в истории. Почти каждый день Кеннан читал лекции в большой аудитории и, по подсчетам его биографов, успел за 10 лет выступить перед миллионом человек. Тогда же начала формироваться интересная трехчастная система представлений, согласно которой Россия и Америка — это два крайних варианта Европы: консервативный и радикальный. Поэтому Россия оказывается удобной точкой сравнения — как противоположный полюс европейского культурного ареала. И поэтому же она сталкивается с такой жесткой критикой.
— Современные приступы антиамериканизма и русофобии — тоже дань традиции?
— Обе наши страны использовали и используют образы друг друга для решения своих внутренних проблем. Как правило, проблем, связанных с кризисом идентичности. Если у России "болит" Америка, значит, что-то не так с нашей идентичностью, где-то мы себя потеряли. Если у Америки "болит" Россия, значит, что-то не так с Америкой, она никак не может разобраться, какая она: как Хиллари, как Обама, как Трамп... Скажем, с точки зрения условного американца, если Россия действительно вмешивалась в выборы президента США, нужно предпринять конкретные шаги, чтобы этого больше не допустить: усилить кибербезопасность, заключить какие-то международные договоры, выделить дополнительное финансирование спецслужбам — что угодно. Но продолжать исступленно рассказывать, какая Россия плохая, совсем не нужно для решения проблемы. Это нужно для чего-то еще — чтобы снять свою боль. И то же самое справедливо для России.
Точки соприкосновения
Почему российский император любил Джорджа Вашингтона и как американцы трудились на советских пятилетках — рассказано в серии "российско-американских сюжетов", собранных профессором ЕУСПб Иваном Куриллой и ставших основой книги "Заклятые друзья". Несколько сюжетов приводит "Огонек"