Ход котом

На официальном постере — лицо актрисы Ким Новак, его наполовину перекрывает кошачья морда с такими же прекрасными голубыми глазами: грациозные животные стали главными персонажами 35-го Туринского кинофестиваля, чему от души порадовался Андрей Плахов.

Программа фильмов «Не говори “кот”» (начало итальянской поговорки «non dire gatto se non ce l’hai nel sacco»: примерно аналог нашего «не говори “гоп!”, пока не перепрыгнешь») и сопутствовавшая выставка в туринском Музее кино позволяли совместить две страсти — к кинематографу и к животному миру, представленному не только киногеничными котиками, но также псами, обезьянами, акулами и даже мухами. Кадр для фестивальной афиши позаимствован из фильма «Колокол, книга и свеча» Ричарда Куайна (1958), в котором сиамский кот ассистирует своей хозяйке-ведьме. Цвет глаз зеленоглазой «хичкоковской блондинке» Ким Новак пришлось изменить для гармонии с сиамским котом.

Мистическая кошачья природа не раз возбуждала фантазию кинематографистов, взять хотя бы картину «Черный кот» Лучо Фульчи (1981) по отдаленным мотивам рассказа Эдгара По. Тут злющий желтоглазый котяра гадит кому ни попадя: крушит автомобили, поджигает дома и выносит через дымоход ключ от подсобки, чтобы в ней задохнулась и истлела пара влюбленных. Отчасти кот делает это по указке своего хозяина-профессора: беднягу, наделенного парапсихологическими талантами, бросила жена, и он озлобился на весь мир. Но в какой-то момент происходит инверсия: теперь кот зомбирует хозяина.

На протяжении всей истории кинематографа животные буквально не выходили из кадра, часто оттесняя на второй план даже очень знаменитых актеров. Выставка в Музее кино получила название «Bestiale! Звезды-животные»; она действительно отдает должное безотказным исполнителям, которые, в отличие от спесивых кинозвезд, не требуют ни поклонения, ни баснословных гонораров, не скандалят на съемках и готовы исполнить столько дублей, сколько требует режиссер. И при этом лучшие из них, приводя толпы зрителей в кино, спасли от банкротства и способствовали расцвету крупнейших кинокомпаний: так, боевая овчарка по имени Рин Тин Тин в начале 1920-х вывела в мейджоры молодую компанию Warner Brothers.

Безотказность не означает, что четвероногие не переживают свою роль. О, нет! Но не по системе Станиславского, а по-настоящему, потому что без всякой сверхзадачи просто верят, будто все происходит взаправду. Посмотрите на французскую бульдожку Нелли: в фильме Джима Джармуша «Патерсон» (2016) она сыграла понимающего друга главного героя столь проникновенно, что ее смерть, наступившая вскоре после съемок, кажется следствием интенсивной психологической нагрузки. Звезды животного мира впечатали себя в историю кино — десяток золотистых колли, сменявших одна другую в сериале «Лесси», кот Рубарб (Рыжик), шимпанзе Чита из фильмов о Тарзане и джек-рассел-терьер Угги, который буквально дирижирует сюжетом фильма Мишеля Хазанавичуса «Артист» (2011). А еще — безымянные хищные птицы Хичкока и «птицы большие и малые» из одноименного фильма Пазолини.

История отношений кинематографа с животными глубоко драматична. С одной стороны, их глазами авторы антропоморфных фильмов смотрят на мир, особенно остро осознавая его несовершенство, как, например, Робер Брессон глазами ослика («Наудачу, Бальтазар», 1966). С другой, тот же Брессон в картине «Мушетт» (1967) снимает агонию подстреленного зайца, и это одна из самых безжалостных сцен мирового кино. В ту пору еще не существовало развитого экологического мышления и жестокое обращение с животными не было редкостью ни для гениев артхауса, ни уж тем более для Голливуда: на съемках батальных кинополотен десяткам лошадей ломали хребты, почти как в настоящих сражениях.

В наши дни надпись в титрах, свидетельствующая о том, что ни одна биологическая особь не пострадала, то есть не была лишена жизни специально для кино, считается цивилизованной нормой. Даже если действие разыгрывается и реально снимается на скотобойне (как в недавней картине венгерки Ильдико Эньеди «О теле и душе»), тема насилия над животными подвергается рефлексии. И хотя венгерское кино традиционно считается мрачным и жестоким, но самый оптимистический пример в контексте нашей темы дает «Туринская лошадь» Белы Тарра (2011). Заснятая в ней тощая кобыла выглядит совершенной доходягой, символизируя всю низость человеческой натуры и безобразие обращения с животными. На самом деле перед нами искусство игры и перевоплощения: исполнительница главной роли покинула съемки в хорошей форме и вскоре даже стала матерью.

Животные часто выступают в символической функции, на них проецируются социальные роли и скрытые желания, в том числе эротические фантазии. В фильме Нагисы Осимы «Макс, моя любовь» (1986) Шарлотта Рэмплинг тайно от мужа снимает квартиру для встреч с самцом гориллы. У Жака Деми в «Ослиной шкуре» (1970) Катрин Денев перевоплощается в ослицу, чтобы обмануть положившего на нее глаз отца — Жана Маре. А в «Суке» Марко Феррери (1972) — в собаку, чтобы привязать к себе любовника — Марчелло Мастроянни. Выставка в туринском Музее кино, как всегда великолепно построенная из видеопроекций, раритетных афиш и остроумных инсталляций, раскрывает тему во всех ее фактографических, философских, сентиментальных и ностальгических аспектах. Нашлось, пусть небольшое, место в экспозиции и российскому кино: оно представлено афишей фильма «Муму» Анатолия Бобровского и Евгения Тетерина (1959) и кадром из «Курочки Рябы» Андрея Кончаловского (1994).