Колыбельная для яппи
Алексей Васильев о революции в индийском кино
В Москве стартует фестиваль индийского кино Bollywood Film Festival, одной из главных премьер которого станет фильм Зои Ахтар "Жизнь не может быть скучной" со звездой индийского кино Ритиком Рошаном в главной роли. Фильм получил семь бомбейских "Оскаров", в том числе два как лучший фильм — от профессионалов и от критиков,— за то, что изменил представление об индийском кино в самой Индии
Ритик Рошан — последняя на сегодняшний день великая суперзвезда Болливуда. Звезды зажигались и после него, но великих и с приставкой "супер", таких, чтобы все, пока нет. Его приезд на фестиваль индийского кино с одним из лучших своих фильмов — это все равно как если бы на фестиваль американского кино с "Волком с Уолл-стрит" приехал бы Леонардо Ди Каприо. Они даже одногодки, но разница в том, что у Рошана в его сорок с небольшим — осиная талия под треугольным торсом и пластика танцора, которого Дэнни Бойл назвал "лучшим со времен Майкла Джексона". За его богатырскими плечами — самые шумные франшизы Болливуда XXI века: "Крриш", симбиоз "Человека-паука" и "Инопланетянина" с визуальными мотивами "Матрицы", и "Байкеры", их ответ "Форсажу" с сюжетным заимствованием из "На гребне волны".
Болливуд заимствует у Голливуда не так, как все, побирающиеся на прокатных объедках: местный зритель охотнее смотрит "масала-версии", сдобренные песнями, танцами, местным юмором и многоцветьем. Много охотнее. По правде, на Голливуд в Индии ходят немногие — и в основном те, кто делают Болливуд. Так что ремейки здесь выполняют просветительскую функцию: не будь их, местная публика осталась бы просто в неведении относительно заграничных модных веяний, сюжетов и героев.
Масала-ремейк по определению громче, шибче, ярче и дольше — фильмы идут под три часа. Поэтому от фильма "Жизнь не может быть скучной", который привезет Рошан, страшно подумать, чего можно было б ожидать, ведь в качестве отправной точки сюжета здесь — трое закадычных друзей детства, чьи жизненные пути, казалось, бесповоротно разошлись. Но они используют грядущую свадьбу одного из них, чтобы на правах положенного мальчишника устроить только втроем, как в старые свои "мушкетерские" времена, путешествие по Испании — словом, здесь используется зачин "Мальчишника в Вегасе", а если на этой ниве перестараться, то можно вогнать в гроб и себя, и публику, и уж наверняка цензурный комитет.
"Жизнь не может быть скучной" и стал поворотным пунктом в истории бомбейского кинозрелища, только совсем в другом смысле. Максимум неприличия здесь — это навязчиво фигурирующая в походном скарбе друзей дамская рыжая сумочка от Hermes и бабкофон в розовом резиновом корпусе, страшно забавно выглядящий в лапах персонажа Рошана, лондонского брокера высокого полета. Когда он будет им пользоваться при посторонних и орать в него через пол-Земли японским миллионерам "моши-моши", ситуация начнет принимать вид настолько нелепый, что дружбанам придется объясняться за него в терминах, доступных европейскому менталитету: "Просто он в контакте со своей женской частью".
Фильм и сам смахивает на своего героя — красавца-богача, ворочающего миллионами по розовому бабкофону. По внешней выделке, затраченным средствам, звездному ансамблю и этому типично болливудскому чувству, что сердцу положено быть восторженным,— высокого полета студийный бомбейский блокбастер. По темпу и атмосфере — разморенный послеполуденным солнцем дружеский разговор на террасе, в котором с каждой новой рюмкой хереса всплывают растерянность, запутанность, потребность все изменить. Доминирующий свет фильма — предзакатный, он одновременно убаюкивает и понукает заново увидеть мир вокруг сквозь сонную камеру превосходного британского оператора Карлоса Каталана, ставшего лауреатом престижнейшей международной премии Camerimage еще за студенческую свою работу. Ведущая эмоция здесь — экзистенциальное прозрение, и в эпизоде своего первого погружения в глубину, вынырнув и усевшись на лодке, плывущей в закат, Ритик Рошан одним выражением лица сообщит все, на что Герман Гессе тратил абзацы, описывая состояние, определяемое им как "пробуждение". Повествовательный режим — немного укачивающий ритм латинского танца, и визитная музыкальная карточка фильма — песенно-танцевальный номер "Сеньорита", диалог чеканного требовательного испанского ("Кьен эрес ту? Донде ас эстада?") и медовозвучного хинди ("На мэ самджа, на мэ джана"), фламенко с болли-дансом.
Этот номер — который выглядит так, словно на гигантском экране пустилась в пляс утлая декорация и обитатели рыбацкого квартала из легендарного сериала с Натальей Орейро "Ты моя жизнь", ну или что Альмодовар наконец-то опомнился и пришел в себя от встречи с Зитой и Гитой,— является и единственным полноценным песенно-танцевальным номером фильма, хотя прежде в бомбейской продукции их полагалось 6-7 штук. Так же и козни новым героям строят уже не злодеи в смоляных усах, как во времена нашего советского детства, и не сословные предрассудки, как бывало еще раньше, а тараканы в их собственных головах. К ним режиссер особенно внимателен, тратя полчаса экспозиции на нагнетание той неловкости, которая сопутствует попытке трех уже совсем чужих, коррумпированных компромиссами друзей снова забраться на поезд их совместного бескомпромиссного детства.
Выстраивая причинно-следственные связи, авторы сценария Зоя и Фархан Ахтар избегают разжевывания: так, герой Рошана вкалывает сутками, чтобы к сорока обеспечить себе безбедную пенсию, и только ближе к концу, за выпивкой, он заставит приятелей вспомнить времена, когда в Индии был всего один телеканал, и напеть музыку с заставки, сопровождавшей воскресный вечерний показ кинофильма. "Каждую неделю она вгоняла меня в депрессию: вот и кончились выходные, завтра снова в школу". Поразительно тонкий эпизод: вино вызывает подлинные звуки прошлого, и тогда находит объяснение психоз героя, решившего работать с утра до вечера ради момента, когда заканчивать праздники и идти на службу уже не понадобится никогда. Но как раз этот момент обнаружения причинно-следственной связи в поведении персонажа Рошана режиссер никак не педалирует, ибо имя ее основному приему — такт.
Тут бы надо сказать пару слов о режиссере, ибо характер фильма вырос из характера ее биографии. Зоя Ахтар — наследная принцесса золотой эры Болливуда. Ее отец написал сценарии к "Мести и закону", "Затянувшейся расплате", "Зите и Гите", в той же "Зите и Гите" ее мать играла капризную кузину близняшек из заголовка. Болливуд у нее в крови — как, впрочем, и протест против семьи: ее первый фильм "Шанс на удачу" был выполненной со знанием дела изнутри и убийственно едкой сатирой на Болливуд. Ее брат, режиссер Фархан Ахтар, дебютировал в этом фильме как актер, создав четкий, психологически кровавый портрет эдакого болливудского Жюльена Сореля. "Жизнь не может быть скучной" — вторая работа Зои Ахтар. Среди присужденных картине шести бомбейских "Оскаров", премий "Филмфэр", две — за лучший фильм года: основная, вручаемая профессионалами, и премия кинокритики. Это значит, что перед нами тот искомый фильм для массового спроса, который убедил и критиков — верно угаданным пульсом изменившегося времени и новой мерой правды.
Фархан Ахтар играет и в этом фильме. Еще одно отличие этой картины от прежнего бомбейского продукта: раньше за звезд пели закадровые певцы — а "Сеньориту" Рошан, Ахтар и Абхай Деол напели своими собственными голосами. Получилось не так сладко, зато живо. И если предыдущее по времени структурное обновление Болливуда было связано с именем хореографа и режиссера Фары Кхан, произведшей апгрейд танцевальной традиции Бомбея до компьютерного совершенства, здесь трое актеров танцуют немного невпопад. Зоя Ахтар не стала лечить этот рассинхрон монтажом или повторными дублями. Такая незарепетированность, расслабленность очень к лицу фильму, который в качестве подзаголовка мог бы позаимствовать — по бомбейской кинотрадиции, перефразируя — название пьесы Оскара Уайльда: "Как важно быть ленивым".
«Каро 11 Октябрь», 17 декабря, 18.00