От мигранта до экспата

Индустриализация, начавшаяся в СССР в 1928–1929 годах, потребовала огромного количества квалифицированных специалистов. В тот момент их можно было найти только за рубежом.

СЕРГЕЙ СЕЛЕЕВ

«Немцы будут не работать, а обирать русских»

Молва о том, что СССР нужно множество специалистов самого разного профиля, быстро разлетелась по всему миру. В США бушевал экономический кризис, европейские государства отходили от последствий Первой мировой войны и национальных революций, поэтому желающих поработать в молодой стране было хоть отбавляй: от идеалистов, считавших своим долгом участвовать в строительстве нового коммунистического мира, до авантюристов и просто искателей легкого заработка.

Одновременно с грамотными спецами в Советский Союз приезжали те, чей профессиональный уровень был далек от идеала. «Прибывшие ...инструментальщики оказались не в состоянии выполнить …сложные работы на должном уровне и перешли в валовые цеха на самые простые станочные операции»,— приводит слова переводчика Софьи Амелиной, работавшей с прибывшими иностранцами, историк Вера Павлова в своей диссертации «Международная трудовая иммиграция в СССР в 1920–1930-е гг. (на материалах РСФСР и Украинской ССР)».

Иногда происходила путаница, и иностранных специалистов посылали не на то производство. Например, в октябре 1930 года в СССР прибыла группа из 20 немецких рабочих, которых направили в Мытищи на вагоностроительный завод. Немцы какое-то время поработали, а потом начали выражать недовольство «неправильным их использованием». Оказалось, что к вагоно- и паровозостроению они не имеют никакого отношения. В итоге иностранных специалистов перевели на Электрозавод в Москву.

Большой скандал приключился осенью 1930 года на Сталинградском тракторном заводе — там за систематическое пьянство были уволены 14 американских рабочих.

В заработной плате и снабжении зарубежные специалисты имели значительное преимущество перед местными. Русские рабочие, трудившиеся бок о бок с иностранцами, негодовали по этому поводу: «Немцы будут не работать, а обирать русских, так как они будут получать 10 руб. золотом», «Немецким рабочим зарплату будут выплачивать по рыночным ценам, чтобы вполне были обеспечены, а деньги платить будут золотом, и они зарабатывают больше наших рабочих и будут посылать в Германию деньги своей семье», «Они раньше смеялись над русскими, называли свиньями, а теперь приехали к нам».

Однако местные рабочие не всегда оказывались в невыгодном положении относительно иностранцев — на приезжих отыгрывались в бытовых моментах, например, на извозе. По данным Веры Павловой, в Москве короткая поездка обходилась иностранцу в 2 руб. 55 коп., а русскому рабочему — всего в 75 коп. «Легковые извозчики возят без всякого установленного тарифа, и если попадается иностранец, то извозчики используют этот случай и требуют невозможной платы!» — возмущались иностранные специалисты. В такой напряженной обстановке возводились «гиганты первой пятилетки».

Под надзором партии и правительства

В массовом порядке иностранные специалисты начали прибывать в страну в начале 1930 года, когда ЦК ВКП(б) принял решение о приглашении рабочих на работу в СССР. По данным историка Владислава Ходаковского, речь шла о том, чтобы завезти «не менее 4700 человек в 1929–1930 и 10000 в 1930–1931 хозяйственных годах».

Впрочем, иностранные рабочие приезжали в СССР и до начала первой советской пятилетки. Все началось еще в Гражданскую войну. Так, весной 1920 года в Москву по линии организации «Международная рабочая помощь» («Межрабпом») прибыла первая бригада шведских железнодорожников, которые были определены на работу в мастерские на станции Перово. Летом того же года 130 немецких рабочих, перебравшихся в РСФСР, были трудоустроены на Коломенском паровозостроительном заводе.

С начала 1920-х вопросы использования иностранных рабочих на строительстве промышленных объектов постоянно поднимались на заседаниях Совета труда и обороны (СТО). В стране набирал обороты НЭП, многие предприятия сдавались иностранцам по договорам концессии. Летом 1921 года результаты многочисленных обсуждений, какие формы трудовой миграции допустимы, были официально оформлены в виде постановления СТО «Об американской промышленной эмиграции». Кроме прочего, там говорилось следующее:

«Признать желательным развитие отдельных промышленных предприятий или групп предприятий путем сдачи их группам инорабочих и индустриально развитым крестьянам на договоренных условиях, обеспечивающих им определенную степень хозяйственной автономии»,

и «признать необходимым регулирование промышленной иммиграции рабочих из зарубежных стран в целях использования их для поднятия производительных сил страны...».

Для контроля перемещения рабочей силы в 1922 году при СНК была образована Постоянная комиссия СТО по трудовой, сельскохозяйственной и промышленной иммиграции и эмиграции (КОМСТО). А за рубежом советское правительство создавало специальные организации, отвечавшие за рекрутинг и отправку иностранной рабочей силы в СССР.

Борьба за дрова человека

«Особо ценной для Советского Союза была производственно-техническая помощь экономически развитых стран, в которых функционировали общества международной помощи СССР,— отмечает историк Вера Павлова.— Например, в Германии задачи по отбору и привлечению специалистов решались созданным в Берлине “Торгово-промышленным акционерным обществом международной рабочей помощи Советской России”».

В Северной Америке за набор квалифицированных специалистов отвечали Общество технической помощи СССР и «Амторг». Организации отвечали не только за закупку и доставку оборудования, но и за качественный отбор иностранных рабочих, заключение контрактов с ними и отправку нанятых в Союз.

«Группа “Спартак” отправляется в Россию 13 января 1925 года, пароходом “Балтик-Америка Лайн” и берет с собой весьма значительный груз, приблизительно около двух вагонов. Закуплено много инвентаря и орудий для хозяйства…— телеграфировало Общество технической помощи СССР на родину.—

13 февраля пароходом “Провиденс фабрлайн” в Одессу выехали коммуны “Красный луч” и “Независимые духоборы” — всего пятьдесят четыре души.

Группа везет восемьдесят семь мест личного багажа и две с половиной тонны груза, распорядитесь встретить группу…».

Запрос на привозимых из-за рубежа квалифицированных специалистов нередко формировали руководители советских предприятий. Например, по данным Веры Павловой, «дирекция петроградского машиностроительного завода “Коминтерн” в конце 1922 года обратилась в ВЦИК с ходатайством выписать из Германии ряд квалифицированных рабочих и специалистов по машиностроению, монтеров по сборке машин, техников, столяров, формовщиков, сверлильщиков, лудильщиков, каменщиков».

Однако стратегическое руководство в сфере трудовой миграции осуществляло советское правительство.

Западные гастарбайтеры — жертвы капитализма

Тех, кто отправлялся на работу в СССР, можно разделить на четыре основные группы. Первая — это реэмигранты. Русские рабочие, которые по тем или иным причинам уехали в Америку до революции, а теперь возвращались на родину. Одним из таких «возвращенцев» был «американский» каменщик Петр Френкель, устроившийся в 1-й Госстройтрест. После службы в царской армии в поисках лучшей доли он в 1909 году перебрался в США, затем перевез туда жену и двоих детей. «Еще в 1918 году я хотел из Америки уехать в Советскую Россию,— рассказывал он.— Вторично я собрался ехать в 1921 году, но неожиданно чахоткой заболела моя жена. Проболела жена два года и умерла от чахотки, оставив меня с тремя детьми. На ее могиле я поставил памятник с такой надписью: “Здесь лежит жертва капитализма — работница Фекла Френкель”».

Вторую значительную группу составляли политэмигранты — немецкие, венгерские, австрийские коммунисты, покидавшие родину после неудачных пролетарских революций. «Советский Союз привлекал своим революционным опытом, рабочие и революционеры Европы и Востока стремились побывать в республике Советов,— сообщает Вера Павлова.— В советскую Торговую палату писали: “Я по профессии слесарь, 32 лет, женат, имею одного ребенка, имею хорошие референции о своем поведении. Ввиду того что в Саксонии положение рабочих очень тяжелое, я желал бы эмигрировать в Россию, так как принадлежу к Коммунистической партии. Прошу Торговую палату помочь мне и использовать мое предложение услуг. К. Матушак”». СССР был для таких квалифицированных рабочих и новым местом работы, и политическим убежищем.

В целом работа агитаторов, склонявших рабочих к переезду в СССР, была весьма успешной. Например, из США в РСФСР переехал целый швейный кооператив.

«Группа американских мастеров из 120 человек привезла с собой 170 швейных машин “3ингер”, 11 мощных электромоторов, нити, иглы, утюги и прочие необходимые для производства предметы. Кооператив обосновался в Москве и стал впоследствии весьма прибыльным предприятием»,— приводит пример Павлова.

Распилы — двигатель рекламы

Еще одну группу можно составить из тех, кто бежал от последствий экономического кризиса. «Около года я был безработным, и потом, когда узнал, что вербуют рабочих в Советский Союз, я одним из первых заявил о своем решении выехать в СССР,— рассказывал корреспонденту “Правды” финский столяр Джон Хови.— Наша группа финнов, приехавшая в Ленинград, составилась из 43 человек. Сразу же по приезде нас определили на работу».

«Используя трудность для рабочих при катастрофической безработице найти работу, капиталисты, все повышая обязательные нормы выработки, стали догонять ее до чудовищных размеров,— вспоминал столяр 4-го Госстройтреста американец Джон Баркман.— Вместе с тем малейший брак в работе влек за собой расчет. Понятно, что

при таких условиях рабочие на капиталистических производствах сгорали и выбрасывались в брак в таком возрасте, который обычно считается расцветом сил и способностей».

Четвертая, относительно небольшая группа — специалисты, направляемые в СССР как эксперты по поставляемой технике. Например, в 1931 году в Магнитогорск вместе с новым оборудованием прибыло в качестве консультантов около 250 человек. «Американцы трудились тремя группами: одна группа инженеров и квалифицированных рабочих обеспечивала проектную документацию (уточнение, поправки, доработки),— пишет Вера Павлова.— Вторая группа руководила и консультировала промышленное строительство. Третья — обеспечивала организацию и эксплуатацию доменного цеха и рудообогатительной фабрики. Немецкие специалисты курировали строительство шамотно-доломитового цеха, поскольку его проектировали немецкие фирмы. Проектированием строительства Соцгорода тоже занимались немецкие архитекторы во главе с Эрнстом Маем».

По экспертным оценкам, в конце 1933 года в СССР трудилось около 35 тыс. иностранных специалистов, долевой состав был таким: 17% — инженеры, 18% —– средний персонал и примерно 65% — рабочие.

Из-за рубежа в колонию

С наиболее ценными специалистами еще перед отправкой в СССР заключался двух- или трехлетний контракт, в котором прописывался заработок (половина — в рублях, половина — в валюте), оговаривались жилищные условия, нормы снабжения и т. д. Завербованным приобретались билеты до места работы. К каждой сформированной группе специалистов был приставлен переводчик.

В СССР иностранных специалистов селили в гостиницах, в специально возведенных домах, составлявших так называемые колонии, либо в рабочих бараках. По данным Веры Павловой, наиболее населенные колонии существовали при Харьковском и Сталинградском тракторных заводах.

В Ленинграде такая колония была выстроена в Выборгском районе. Там в девяти домах проживало более 300 рабочих вместе с семьями. Несколько бригад, например немецкая, жили коммуной. «В крайнем доме, в конторе, толпится народ,— описывал очевидец быт колонии.— У коменданта полон рот хлопот. От американца он принимает квартплату, венгерцу дает удостоверение в зубную клинику, финну нужны электрические лампочки для клуба.

Комендант звонит по телефону, выдает лампочки, подписывает удостоверение и, делая три дела сразу, отвечает одновременно на вопросы вновь прибывших иностранцев».

Такая идиллия наблюдалась далеко не везде. При Магнитогорском комбинате был построен поселок Березки — исключительно для особо ценных специалистов. Остальные рабочие и инженеры проживали в многоквартирных домах и бараках. «Качество этого жилья не соответствовало европейским и американским стандартам,— пишет историк Лариса Спасова.— Монтер немецкой фирмы “Чокке-Верке” Фридрих Безгерц обращался к начальнику строительства Якову Гугелю, угрожая собственным отъездом и разрывом договора с фирмой: “В моей квартире уже десять дней совсем или, по крайней мере, очень слабо отапливается. Воды уже почти негде достать. А освещение функционирует так плохо, что я не в состоянии сделать какую-нибудь письменную работу, самую необходимую”».

Жилплощадь революции

Похожие проблемы были на Кузнецкстрое. Большая часть иностранных специалистов обосновалась в двухэтажных домиках, меблированных за счет завода и обслуживавшихся специальным персоналом, а остальных расселили по рабочим баракам.

Бытовые условия часто отличались от того, что обещали при заключении контракта. Это было одной из самых распространенных причин досрочного отъезда специалистов из СССР.

«В результате такого положения мы имеем за последнее время резкое повышение текучести среди иноработников и отъезд их на родину, что, кроме хозяйственного ущерба производству, наносит нам и значительный политический вред.

Так, за 3 квартала 1932 года выбыло из тяжелой промышленности 392 иноработника, за 4 квартал 1932 г.— 586 иноработников и за 1 квартал 1933 г.— уже свыше 700 иноработников; причем ввиду указанного отношения хозяйственников к вопросам использования и материально-бытового обслуживания иноработников количество отъезжающих за границу и в данное время продолжает увеличиваться»,— приводит выдержку из приказа по Народному комиссариату тяжелой промышленности историк Вера Павлова.

Закупиться в Инснабе

До 1935 года иностранные рабочие, переезжавшие в СССР по индивидуальному контракту, ставились на специальный учет и прикреплялись к специальному распределителю. Согласно нормативам снабжения, принятым весной 1931 года, иностранные специалисты могли получать в месяц «9 кг мяса, 6 кг свежей рыбы, 6 кг крупы, 4 кг сахара, 4 кг растительного и животного масла и прочие продукты. На каждого члена семьи выдавались продукты практически в том же объеме, за исключением норм на мясо — 5 кг, рыбу — 4 кг, масло и крупу — по 1 кг».

В Карельской республике, как сообщает историк Вера Павлова, «для американцев, приехавших из Абердина, штат Вашингтон, власти создали лучшие условия. Из специального распределителя, который находился в Петрозаводске, приехавшие абердинцы получали в месяц по килограмму масла, сала, макарон, 2,5 кг сахара и 3 буханки хлеба в день.

Периодически в их распределителе появлялись такие продукты, как ветчина, сыр, копченый лосось, орехи, ликер, сигареты, конфеты, фрукты». Естественно, такой уровень снабжения зарубежных работников вызывал у местного населения ненависть.

Впрочем, в каждом случае все зависело от конкретного человека. Американский сварщик Джон Скотт, строивший Магнитогорский комбинат, жил в бараке, в одной комнате с русским сварщиком Николаем. И свой паек делил с ним поровну. «У меня была карточка в магазин для рабочих, и я довольствовался бы этим и дальше, если бы не Коля, настоявший на том, чтобы я пошел и получил книжечку Инснаба — знаменитого сказочного магазина для иностранцев,— вспоминал Скотт.— Коля мне это устроил, хотя в соответствии с буквой закона мне не полагалось им пользоваться, так как я приехал в Советский Союз не по контракту с “Амторгом”, а по собственному желанию. Для меня труднее всего было добраться до Инснаба, чтобы что-нибудь купить. Обычно я приходил туда очень поздно и обнаруживал, что магазин уже закрыт».

Ситуация со снабжением населения СССР постепенно улучшалась, и к 1935 году правительство пересмотрело правила снабжения иностранных рабочих — теперь они получали товары на общих основаниях.

О рационализации и конфликтной ситуации

На предприятиях из иностранных специалистов чаще всего формировали национальные бригады. На первых порах такое разделение неизбежно порождало производственные конфликты. Иногда их причинами становились чванливое поведение иностранных спецов, социальное-бытовое неравенство и недоверчивость советских рабочих к «буржуазным» специалистам.

Возникали вопросы к квалификации завезенных рабочих. «Вот, ожидали немцев с таким желанием, что они будут нашими учителями в смысле квалификации, а на самом деле оказалось ни к черту не годные и наши рабочие работают лучше»,— приводит слова рабочего второй мастерской Пензенского велозавода Шурыгина историк Павлова. В то же время командир взвода охраны того же завода Георгий Власенко рассказывал: «Немецкие рабочие работают до гудка, а когда он прозвенит, то они тщательно уберут станок, потом идут умываться и переодевать одежду, а наши рабочие еще работу бросают за 10 минут до гудка». Попытки иностранных специалистов внедрять свои методы работы периодически наталкивались на сопротивление.

«Начав работу на стройках, мы обратили внимание на то, что всюду применялись чрезвычайно отсталые методы работы, которые в капиталистических странах давным-давно оставлены как невыгодные и нехозяйственные»,— делился впечатлениями немецкий каменщик Фердинанд Кнут. Немцы заметили, что советские каменщики передвигались на стройке среди беспорядочно набросанных кирпичей, а большой ящик с раствором почти не оставлял места для нормальной работы. Кроме того, они часто готовили раствор для стен в горшочке, что было совершенно нерационально. Для стропил и строительных лесов использовался чересчур тяжелый материал: в Германии брали балки длиной 12–14 м и легко устанавливали их вдвоем, а в СССР для монтажа таких балок едва хватало 20 человек. В общем, тут было что подправить, и немецкие каменщики принялись внедрять свои рацпредложения.

Дети пайка

По данным Веры Павловой, «в Ленинграде иностранные рабочие и специалисты только в 1932 году внесли 709 рационализаторских предложений, неполная реализация которых дала свыше 1 млн руб. экономии». Но рацпредложениям иностранцев были рады далеко не всегда. Характерен случай с немецким токарем завода «Электросила» Грассом. Мастер усовершенствовал производство конусных осей. Новый станок работал хорошо и повысил производительность на 30%. «Когда товарищ Грасс вернулся из отпуска, его автомат оказался разобранным и части были повреждены. Он пытался выяснить, кто распорядился разобрать автомат, но это ему так и не удалось»,— рассказывал токарь завода «Электросила» Вольдемар Фабер.

На заводе «Красный треугольник», по донесению ОГПУ,

«американские специалисты встречают упорное сопротивление как со стороны техперсонала, задерживающего и портящего их работу, так и со стороны администрации, избегающей объяснений с ними».

Другой рабочий «Электросилы», немец Гротте, предложил целый ряд рационализаторских решений, но значительная их часть была отклонена. Поскольку большинство немецких рабочих «Электросилы» жаловались на то, что их технические предложения игнорируются, для проверки этих сигналов была сформирована смешанная комиссия из советских и зарубежных специалистов. Изучив 44 зарегистрированных изобретения и рацпредложения, комиссия установила, что 16 из них еще находятся «в проработке», 21 отклонено и только семь внедрено. 10 предложений были отклонены правильно, решили эксперты, а остальные необходимо реализовать. Также комиссия пришла к выводу, что «в даче отзывов наблюдается косность», отзывы даются неправильные, а внедрение предложений не оформляется актами.

Все дело было в том, что авторов изобретений и рацпредложений необходимо было премировать.

Герои индустриализации

Множество жалоб от иностранных специалистов касалось качества рабочего инструмента. «Пошлите представителей ваших ударных бригад на постройки. Посмотрите там на тачки, на лопаты, на инструменты каменщиков — это игрушки»,— негодовал бригадир бригады каменщиков 1-го Госстройтреста Фердинанд Кнут.— В Ленинграде мы работали тремя колоннами и доказали, что даже при незначительных улучшениях можно достигнуть хороших темпов. Хронометраж показал, что мы значительно увеличили продуктивность».

Немецкие рабочие сконструировали модель, по которой был построен подъемник, показали, как следует делать стропила, изготовили лестницы, удобные ящики для известки и все прочее «по гамбургскому образцу». На первой стройке руководство, хоть и нехотя, но согласилось на внедрение новых приспособлений и технологий. А вот на стройке №181, где сооружался самый большой в Ленинграде подъемник — высотой 35 м, успеха удалось добиться только после ожесточенной борьбы комиссии по рационализации с управлением стройки и прочими инстанциями.

Плачевная ситуация с обеспечением инструментом и оборудованием обнаружилась на 1-м и 2-м часовых заводах. «При осмотре отдельных цехов нам бросилась в глаза, особенно на 2-м часовом заводе, нехватка новых машин, работали почти исключительно старые,— вспоминал механик 2-го часового завода Вальтер Фосселер.— Мы сразу увидели, что работа наша будет нелегка и что ее хватит на всех».

Немецкие рабочие привыкли работать весьма качественными и удобными инструментами. Теперь же им приходилось перестраиваться. Большинство станков были в плохом состоянии и не годились для точной работы. Специалисты, которым была поручена сборка будильников, говорили, что их цех больше похож на мастерскую жестянщика. Незнание русского языка усугубляло ситуацию. Трудности казались слишком большими, и часть спецов решила вернуться в Германию.

Но самые серьезные столкновения между советскими и иностранными специалистами случались по поводу темпов работ. Один из наиболее показательных случаев — пуск первой магнитогорской домны, который был запланирован на осень 1931 года, но из-за проблем с водоснабжением был отложен на начало 1932-го.

«Американцы категорически возражали против пуска домны зимой из-за возможных проблем с водоснабжением,— утверждает историк Лариса Спасова.— Вице-президент компании “Мак-Ки” Хейвен в беседе с Ильдрымом (замначальника строительства комбината) был убежден, что пуск домны в январе может иметь плачевные последствия:

“Я усвоил — вы любите митинги, авралы, штурмы, обязательства, рекорды. Но зачем бешеный темп, к чему горячка? Занимаетесь самообманом, зря тормошите, взвинчиваете людей. Ведь пускать доменную печь зимой нельзя”».

Представители компании «Мак-Ки» в официальном отзыве снимали с себя всякую ответственность за пуск домны зимой и указывали: «Риск для завода, оборудования и жизней рабочих не может быть оправдан какими-либо экономическими соображениями». Чтобы отодвинуть срок пуска домны Хейвен даже поехал в Москву на прием к наркому тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе, но тот не принял его аргументов.

«Я привык уже не разделять ответственности с корпорацией “Мак-Ки”,— приводит слова начальника строительства Якова Гугеля Лариса Спасова.— Все же пуск первой домны Магнитостроя при резком противодействии американцев был тяжел. Выручил товарищ Серго. После того как я подробно проинформировал его по телеграфу и телефону, он дал согласие и разрешение на пуск домны». Пуск домны №1 состоялся 31 января 1932 года.

После 1935 года иностранные рабочие потянулись из СССР. Снизилась потребность в них, менялась международная обстановка. Часть иностранных специалистов, особенно немецких, попала в своеобразную ловушку: уехать на родину, где уже установился фашистский режим, означало попасть под подозрение в связи с работой на коммунистов, а в СССР они попадали под подозрение в шпионаже. Многие из тех, кто все-таки решил остаться, стали жертвами репрессий.

Большая ошибка — утверждать, что индустриализация СССР без иностранцев не была бы проведена. Зарубежные специалисты, поработавшие в нашей стране, и сами это прекрасно осознавали. «Основная тяжесть этой огромной задачи легла на плечи советских людей. Индустриализация России была осуществлена потом и кровью ста шестидесяти миллионов человек этой огромной страны»,— писал американец Джон Скотт в своих воспоминаниях в 1942 году. Во всяком случае, можно сказать определенно: в технологическом рывке нашей страны иностранные специалисты сыграли не последнюю роль.