Освободить и уничтожить

Все закончилось 26 октября. 772 заложника освобождены. 655 живыми, 117 мертвым

 Фото: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ 
  Переговоры зашли в тупик, но при этом спецслужбам стало ясно главное: террористы, захватившие театральный центр, не хотят умирать 
       Все закончилось 26 октября. 772 заложника освобождены. 655 живыми, 117 мертвыми. Позже еще двое умерли в больницах. Из 119 погибших лишь трое — от рук террористов. Бандиты убиты — то ли 36, то ли 41, то ли все 50 — официальные лица путаются в показаниях. Но это и неважно. Важно другое: вопросы, оставшиеся после теракта. Как повлияла трехдневная Чечня в Москве на всех нас? Какую роль сыграли СМИ в этой трагедии? Уменьшилось или увеличилось доверие общества к власти? На чьей стороне западное общественное мнение? Является ли захват заложников эпизодом глобальной войны христианской и мусульманской цивилизаций? И наконец, самый главный вопрос: можно ли было обойтись без такого количества жертв?
       Один мой знакомый из спецгруппы ФСБ в сентябре улетал в командировку в Чечню. Командировка была внеплановой, срочной.
       — Чехи замышляют какую-то поганку,— сказал он,— и нам приказали разобраться.
       — Как же вы разберетесь, если не знаете, что они замышляют? — спросил я.
       — Понятно как,— ответил приятель,— если замочим Хромого или Ушастого, то и поганки не будет.
       Хромым в спецназе называют, понятно, Басаева. Ушастым — Масхадова.
       Из командировки приятель вернулся на прошлой неделе злой как черт. До Хромого с Ушастым они не добрались и на "Норд-Ост" не успели... А ведь именно Масхадов с Басаевым, если верить ФСБ, стали организаторами и идейными вдохновителями беспрецедентной даже в мировом масштабе акции по захвату заложников.
       
 Фото: REUTERS 
  Несколько заложников погибли еще до штурма 
К штурму готовы досрочно
       То, что условия Мовсара Бараева, потребовавшего в обмен на жизнь и свободу заложников вывести войска из Чечни, невыполнимы, все понимали с самого начала. Не та политическая обстановка, чтобы вести переговоры с террористами. Поэтому театральный центр на Дубровке с самого начала решили брать штурмом. Спецназовцы беспрепятственно подошли к задней и боковым стенам огромного квадратного здания в первые же часы после захвата, поскольку боевики, как выяснилось, контролировали только фасад и центральный вход. Периметр вокруг здания видеть они не могли, поскольку боялись подходить к огромным, в человеческий рост окнам первого этажа, прекрасно понимая, что человек в таком окне — легкая добыча для снайперов, засевших на крышах и в подворотнях домов, окружавших театр.
       Чуть позже штурмовикам удалось незаметно проникнуть через многочисленные боковые двери и окна даже в подсобные помещения первого этажа, которые боевики также не контролировали. Постучав и подергав закрытые двери в гримерки, монтажки, костюмерные, буфетные и технические подсобки, бараевцы, видимо, решили, что там пусто, и ломиться, как утверждают спрятавшиеся в комнатах сотрудники театра, перестали. Спецназовцы, пробравшиеся внутрь здания, успели не только закрепиться на позициях, но и разобраться с планом здания и системой его вентиляции, найти подходящие отверстия в коробах и шахтах, подтащить баллоны с газом.
       Таким образом, уже через несколько часов после захвата боевики оказались в мышеловке — спецназовцы блокировали театр с трех сторон и даже проникли внутрь. Вторым эшелоном вслед за отрядами спецназа ФСБ "Альфа" и "Вымпел" шел милицейский СОБР, который оцепил здание уже по всему периметру. За СОБРом — еще тысяча автоматчиков из числа милиционеров и солдат внутренних войск на бронетранспортерах. Все ждали только команды на штурм, но она не поступала.
       Медлительность начальника оперативного штаба замдиректора ФСБ Владимира Проничева в первую ночь после захвата понять можно — ему нужно было досконально оценить обстановку и посоветоваться с теми, кто "на самом верху", прежде чем принять непростое решение. Тем более что в числе заложников Бараева оказалось около сотни иностранцев: эксперимент с наркозом, в случае его неудачи, мог иметь не только внутренние, но и международные последствия.
       Тем временем наступило утро, и штурм пришлось отложить как минимум до следующей ночи: в светлое время такие дела не делаются. Затем по разным причинам — еще на сутки. А время шло. Заложники, как объяснили потом медицинские чиновники, голодали, недосыпали, испытывали недостаток в воде и кислороде, переживали тяжелейший стресс, у многих обострились хронические заболевания. Поэтому и газовую атаку выдержали не все.
       
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ(124,4 kb)


 Фото: REUTERS 
 Заложники находились в пограничном между глубоким наркотическим сном и клинической смертью состоянии. А отличить одних от других медики не могли 
Переговорщики или камикадзе
       Тем временем Бараев, видимо, тоже понимая, что терпение властей в любую минуту может лопнуть, вступил в контакт с посредниками из числа гражданских. Пустил на несколько минут в осажденное здание даже съемочную группу, чтобы затем показаться в телевизоре. Уговорить террориста отпустить хотя бы иностранцев и детей в разные дни пытались авторитетные земляки-чеченцы, врачи, политики и даже его любимая журналистка Анна Политковская. Нескольких детей Бараев отпустил с депутатом Иосифом Кобзоном, но больше ни на какие уступки не пошел, прекрасно понимая, что дети и иностранцы — его живой щит.
       Таким образом, дипломатия зашла в тупик, но при этом спецслужбам стало ясно главное: террорист не хочет умирать. То есть театр он захватил не для того, чтобы стать шахидом, а заодно унести с собой в могилу как можно больше "неверных" — это он мог сделать уже двадцать раз,— а для того, чтобы привлечь внимание общественности к необходимости переговоров с Масхадовым и, конечно, к своей собственной персоне. О том, что Бараев и его женщины надеются еще пожить на этом свете, говорили и косвенные факты.
       К примеру, когда Бараев с компанией показался по телевизору, один из отставных чекистов, выступавший экспертом "Власти", сразу обратил внимание на то, что женщины-камикадзе слишком вольно обращаются с бомбами, прикрепленными к их животу. Демонстративно поигрывают проводками перед камерой, смыкая и размыкая их, накручивая на палец. "С СВУ, стоящим на боевом взводе, так не обращаются,— объяснил чекист.— Ведь малейшее касание проводов, по которым пропущен ток, приведет к замыканию цепи и взрыву. Поэтому, скорее всего, бомбы у боевиков снаряжены не полностью. То есть, к примеру, отсутствует батарейка или взрыватель не вставлен".
       В пользу версии о том, что бараевцы хотели переговоров, а не смерти, можно отнести и холостые патроны, которые были у бандитов. Во всяком случае, в момент захвата, когда они открыли беспорядочную стрельбу в зале, "штукатурка не сыпалась, стекла не бились и никто не пострадал", как утверждают сами заложники.
       За трое суток осады террористы использовали боевые всего три раза. Расстреляли военного, оказавшегося среди заложников, видимо опасаясь, что тот может стать источником информации для осаждающих ДК силовиков. Застрелили подвыпившую девушку, которая невероятным образом смогла пробраться через оцепление и крикнула направившим на нее стволы боевикам: "А что вы мне можете сделать?" Кроме того, они стреляли в зале перед самым штурмом, когда один из мужчин-заложников, не выдержав мучений, бросился бежать по проходу. Погиб один человек, случайно оказавшийся на линии огня. По некоторым данным, застрелили и бежавшего мужчину.
       Предположение о том, что Бараев и его компания рассчитывали договориться по-хорошему, а затем потребовать, к примеру, вертолет и улететь на нем в Чечню, косвенно подтвердил на пресс-конференции даже замначальника института криминалистики ФСБ Владимир Еремин. Рассказав собравшимся о двух бомбах по 20 кг тротила в каждой, изготовленных из 152-миллиметровых осколочно-фугасных артснарядов и установленных террористами в зрительном зале и на балконе, чекист объяснил, что их взрыв неминуемо разрушил бы весь зал. Понятно, что и взрывы сотни гранат, изъятых после штурма, не оставляли заложникам никаких шансов. И тем не менее ни одно из этих устройств не сработало, хотя за 10-15 минут, в течение которых выпущенный в вентиляцию газ распространялся по зданию, времени на то, чтобы замкнуть электроцепь фугаса или выдернуть чеку гранаты, было предостаточно. Почему боевики не стали взрывать театр, чекист не уточнил.
       
 Фото: REUTERS 
  
Методом вдувания
       После того как СМИ заговорили о том, что заложников потравили фентанилом (fentanylum), в этом было вынуждено признаться и руководство Минздрава. Фентанил не является боевым отравляющим веществом, поскольку его воздействие на человека теоретически не приводит к смерти, однако относится к разряду сильнодействующих и крайне опасных наркотиков. Этот препарат, который в сто раз мощнее общеизвестного морфина, медики используют в качестве обезболивающего средства, но только в экстренных случаях, поскольку последствия непредсказуемы. К примеру, врач "скорой помощи", приехавший на место ДТП, может сделать инъекцию фентанила человеку с оторванной ногой — иначе пострадавший просто умрет от болевого шока. К фентанилу могут прибегнуть и во время сложной плановой операции на сердце или мозге, но и то, как сказано в инструкциях, "лишь в присутствии квалифицированного специалиста-реаниматолога". Дело в том, что фентанил чреват побочными эффектами, такими как "угнетение дыхания, брадикардия, бронхиальный спазм и мышечная ригидность".
       Однако все эти утверждения — из учебников. То есть применимы лишь к той ситуации, когда наркотик используется в соответствии с инструкцией, специалистом и в медицинских целях. О том, какие последствия могут быть после распылении огромной дозы переведенного в состояние аэрозольной смеси фентанила, вообще не мог знать ни один врач, поскольку такие эксперименты никогда и нигде раньше не проводились.
       Перед атакой нельзя было точно рассчитать общую дозу фентанила, вводимого через вентиляцию в театр. Кроме того, газ невозможно было равномерно распределить по помещению, особенно такому большому, как бывший ДК ГПЗ. Таким образом, сидящий возле вентиляционной решетки в первые же минуты получит такую дозу, что спасти его сможет только квалифицированный реаниматор. Другой, находящийся в центре зала, заснет в течение 10 минут, и в принципе, если он здоров и у организма есть некоторый запас прочности, проснется сам или ему поможет окончательно прийти в себя обычная медсестра. Человеку, который догадается встать возле открытого окна или, к примеру, спрятаться в туалете и заткнуть бумагой вентиляционную решетку, вообще ничего не будет. Теперь Россия — единственная страна, имеющая опыт массового применения фентанила, и росийские врачи могут смело заявить своим зарубежным коллегам: последствия будут трагическими. Потому что именно так оно и оказалось после освобождения заложников на Дубровке.
       Врачей туда нагнали действительно много (машин "скорой помощи" было не менее 300), но все они выполняли в основном функции такси, развозя освобожденных по больницам, поскольку помочь ничем не могли. В первую очередь потому, что многие пострадавшие находились в пограничном между глубоким наркотическим сном и клинической смертью состоянии — счет шел на секунды. А отличить одних от других медики не могли. Сортировать пострадавших прямо перед центральным входом в театр, куда и живых и мертвых выносили спасатели, врачам запрещали милиционеры, которые требовали "немедленно грузить в навалку и отъезжать". "Быстрее, быстрее",— торопили спасателей и врачей.
       Сортировку начинали прямо на асфальте, когда "скорые" отъехали за ближайшие дома, но и от нее толку было мало.
       — Мужик вроде дышит,— при мне говорил молодой фельдшер, осматривая три одинаково посиневших и неподвижных тела, лежащих на полу фургона.— А бабы, кажется, нет.
       — Ну тогда давай положим живого на каталку и прикроем одеялом,— подгонял его более опытный шофер.— Остальные пусть лежат на полу. Коли всем на всякий случай антидот, да повезли их быстрее в 13-ю. Там разберутся.
       Антидот, которого у врачей действительно было в избытке (выдали 1000 доз, как объяснил один из медицинских чиновников), на самом деле был вообще не нужен. Препарат, который применяется в военной медицине к жертвам химической атаки, а в гражданской — к алкоголикам и наркоманам при передозировке, оказался совершенно неэффективен на Дубровке. Дело в том, что те заложники, которые просто забылись в глубоком наркотическом сне, и так благополучно доехали бы до больницы. Тем же, у кого несколько минут назад остановилось дыхание, требовался уже не антидот, а срочное "вдувание", как говорят врачи,— введение трубки в дыхательные пути и принудительная вентиляция легких. Но этого сделано не было. В итоге за те 5-10 минут, в течение которых еще живых, но неспособных самостоятельно дышать заложников везли до реанимации, они и умирали. Хотя, как утверждается в официальном отчете медицинского штаба, смертельных случаев во время транспортировки зафиксировано не было.
       В одном из своих интервью председатель комитета здравоохранения Москвы Андрей Сельцовский сказал, что умерших во время штурма и вскоре после него было примерно поровну. И, по его словам, врачи готовы ответить за эти смерти. Но в то же время он отметил, что врачи готовились к минно-взрывным травмам и огнестрельным ранениям, а не к спасению людей, отравленных газом. Штаб по проведению операции, как оказалось, уже после того как начался штурм, сообщил врачам о том, что люди пострадали от "воздействия отравляющего вещества нейротропного действия". Но при этом не уточнил, что это за вещество. Соответственно врачи не знали, с какими именно проблемами им придется столкнуться в ходе лечения пострадавших.
       
       Из всего происшедшего можно сделать несколько выводов. В гибели заложников виновны не спецназовцы, спасатели и врачи, а командование оперативного штаба. Имея в своем распоряжении три дня, штаб так и не сумел выработать правильную тактику штурма и спасения заложников. Да и те пленники, которым посчастливилось выжить, обязаны своим спасением не только силовикам и медикам. Им очень повезло, что бараевцы не привели в действие взрывные устройства. Времени для этого у них было более чем достаточно.
СЕРГЕЙ ДЮПИН
       
РАССКАЗЫВАЮТ ЗАЛОЖНИКИ

       "Кто-то из них наступил мне на ногу и долго извинялся"
       Ирина Филиппова, 28 лет, старший преподаватель школы English First:
       Я пошла на "Норд-Ост" с другом из Болгарии. Причем пошли туда совершенно спонтанно, мне даже пришлось отменить деловую встречу ради этого похода. После первого действия мы хотели уйти, не понравилось представление, но потом решили уж досмотреть. Ну вот и досмотрели...
       Летчики на сцене допели свою песню, как вдруг на сцену с левой стороны по ступенькам вбежал человек в камуфляже и, стреляя в воздух, начал кричать: "Мы из Грозного, это не шутка, всем оставаться на своих местах, начинается война!" Я сначала не поняла, что происходит, и сказала своему другу, что какой-то странный режиссерский ход — не смешной. Поняли мы, что это не шутка только после того, как в зал со сцены столкнули актеров, а между рядами начали ходить люди в камуфляже и всех сажать на места. После чего террористы спросили, есть ли в зале иностранцы и мусульмане. Я тоже встала вместе с иностранцами, поскольку я хорошо говорю по-английски и со мной не было никаких документов. Но нас не отпустили, а пересадили с 16-го ряда на предпоследний. На последнем ряду сидели женщины в черном и двое мужчин, они, кстати, сменялись, а женщины нет. Интересно, что тетки явно друг друга не знали, они говорили на чеченском, а какие-то слова вставляли на русском. Из их разговора стало понятно, что они знакомятся друг с другом. Две тетки там были совершенно с отрешенными лицами, то ли фанатки, то ли наркоманки, а другие женщины были даже приветливы. Одна женщина лет пятидесяти говорила нам, что все будет хорошо, правительство о нас позаботится и рассказывала нам вести: кто к нам приедет, кто ведет переговоры. Кстати, у них у всех были маленькие радиоприемники и даже переносной телевизор. Все, что происходило снаружи, они отлично знали и рассказывали нам, что с террористами правительство переговоров вести не будет и мы никому не нужны. Другая женщина, совсем молоденькая, даже бегала заложницам за женскими прокладками; видимо, это передал Красный Крест. А мне разрешила позвонить со своего телефона, свой я, как назло забыла дома. При этом они все были обмотаны взрывчаткой, правда та, что постарше, говорила нам, что ей бы хотелось пожить, но если прикажут умереть, она это сделает. Еще она говорила, что в Москве кроме них остались еще 30 сестер-смертниц и это еще не конец. Говорила о том, что они были во многих театрах, смотрели в том числе и "Чикаго", но там много иностранцев, а Масхадов приказал иностранцев не трогать. У артиста, который играл Сашу, она спросила, где же Катя. Он сказал, что убежала. Еще она сказала: "Жалко, что вы не досмотрите спектакль, там только все началось, самое интересное в конце".
       Удивляло, что эти люди обращались с нами очень вежливо называли всех на "вы", кто-то из них наступил мне на ногу и долго извинялся. Конечно, были и те, кто разговаривал иначе.
       Большая часть мужчин сидели в режиссерских комнатах, расположенных за залом. Когда меня водили в туалет, я видела, что они там едят и пьют то, что было в буфете. Где-то раздобыли электрический чайник и пили кофе. Часть пирожных и бутербродов они раздали детям. В первый день в туалет нас выводили из зала под лестницу, но потом разрешали идти только в оркестровую яму, правда, пожилых людей, кто не мог туда спрыгнуть, выводили все под ту же лестницу. Нам даже разрешили мыть руки. Они принесли несколько ведер с водой и первое время давали гигиенические салфетки, правда, они у них быстро закончились.
       На вторые сутки иностранцев согнали на первый ряд, это было очень тяжело, потому что запах был невыносимым. Со сцены постоянно прыгали боевики нам на ноги, из рук у них все время выпадали автоматы, пистолеты. Мне даже показалось, что они не умеют правильно обращаться с оружием, потому что и стреляли они как-то неумело. Кстати, на второй же день к ним пришло пополнение. Я видела, как в зал вбежали женщина в черном и мужчина, боевики с ними долго обнимались и целовались. Этот мужчина сказал, что "приехал совсем пустой, то там гаишнику надо было сотку дать, то там пятьдесят". И еще я видела там очень длинную чеченку, ее сначала не было. Когда все было спокойно, она была одета в голубое, а когда слышались выстрелы какие-то, мгновенно переодевалась в черное — это наводило ужас.
       У меня сложилось впечатление, что главным был не Бараев, а другой человек. Когда террористы давали интервью журналистам, этот человек сидел в маске рядом с Бараевым. Мы слышали, что, когда он разговаривал с Немцовым по телефону, он сказал: "Я Борис, как и ты, так что мы с тобой тезки". С иностранцами общался молодой человек по имени Ясин. Общение сводилось к фразе Sit down, please. Он у них был вроде как комендант по социальным вопросам. Он просил старших вывести детей и иностранцев, впрочем, его не слушали. Человек, которого звали Борис, сказал нам, чтобы мы звонили консулам и нас, иностранцев, выпустят, но только утром. Иначе, по его словам, нас расстреляют русские, а скажут, что это сделали террористы. Мы ему почему-то верили. Меня консул Канады согласился включить в список своих граждан, я ему очень благодарна. Если бы обнаружилось, что я обманщица, то наверняка убили бы. Но к 10 часам утра было уже понятно, что террористы нервничают и нас не выпустят.
       Рядом со мной сидела женщина из Голландии, бывшая гражданка Западной Украины, она все время плакала. С ней был ее 13-летний сын. Она плакала и показывала фотографию своей 4-летней дочки. Эта женщина умерла от газа. Впереди сидел рыжий молодой человек, он здорово всех подбадривал, очень помог. Рядом с ним сидела беременная девочка. У нее был маленький срок, и, когда она сказала террористу о своем положении, он ее отправил на место, не поверил ей. Вообще люди реагировали по-разному. Кто-то читал книгу, я видела заложников, которые смастерили карты и играли в них. Кстати, наш парламентер, Маша Школьникова, сильно всех раздражала, она все время говорила какую-то ерунду по телефону, от которой не было никому толку: ни нам, внутри, ни тем, кто снаружи. Очень помогал врач-мужчина, он тоже был среди заложников. Я, к сожалению, не знаю, как его зовут. Он ходил между рядами и помнил, кому что надо принести, при том что о помощи его просили практически все.
       Вечером накануне штурма, до прибытия Казанцева, официального представителя от президента, боевики очень нервничали и объявили нам, что после намаза в 7 часов утра будут расстреливать. Но после прибытия Казанцева они явно подобрели, Бараев нам даже сказал со сцены: "Мне ваши смерти не нужны. Если начнется штурм, я вас спрячу за сценой, но погибнуть не дам". Мы засмеялись. А ночью в 2 часа сдали нервы у молодого человека в очках лет тридцати, он сидел в середине зала. Он схватил стеклянную бутылку из-под воды и побежал к женщине-смертнице, по его движениям было видно, что он хочет дать ей по голове. Боевики начали стрелять, промахнулись, что в очередной раз подтвердило их неумение обращаться с оружием, пуля ранила женщину навылет и попала сидящему сзади мужчине в глаз. Террористы дали нам телефон (накануне они у всех отобрали мобильные) и разрешили позвонить в Красный Крест. Помощь пришла только через час, это время террористы говорили нам: "Видите, как к вам относятся, даже не могут забрать раненых". А что случилось с молодым человеком с бутылкой, я не знаю. Его вывели из зала, хотя мы все просили оставить его и не убивать.
       Уже ранним утром мы сидели в забытьи, как вдруг послышались выстрелы со стороны центрального входа, мужчины побежали туда, дружно крича "Аллах акбар!", а женщины кольцом встали вокруг зала. Мы привычным движением сползли с кресел вниз, кто-то рядом со мной сказал: "Кажется, пахнет газом". Я быстро намочила шейный платок и стала дышать через него, а что случилось потом, не помню. Очнулась от боли в легких уже в автобусе, увидела людей в камуфляже и подумала, что террористы нас везут куда-то дальше. Всех, кто мог ходить, привели в какой-то детский сад, только там я поняла, что люди в форме — это наши. В этом детском саду были какие-то тетеньки, они давали воду, а офицеры спрашивали наши фамилии и что-то еще, не помню уже что. Уже в больнице я разговорилась с девушкой Мариной. Она рассказала, что одного из террористов она видела при входе в здание, он спрашивал у всех лишний билетик, а она ему посоветовала идти в кассы — сама только купила билет. Видимо, он воспользовался советом.
Записала АННА КАЧУРОВСКАЯ
       


"Боевики хотели, чтобы скорее начался штурм"

       Елена Струкова, 18 лет, студентка:
       Мы с мужем хотели пойти на "Норд-Ост" в воскресенье, но билеты были на разные места, поэтому пошли в среду. Странно получилось, будто какой-то знак. У меня был билет на 13-й ряд, 13-е место. Эта огромная бомба, которую по телевизору показывали, лежала на кресле прямо перед нашими глазами, потом ее, правда, перенесли назад, под балкон.
       Боевики были очень вежливые. Они давали нам ходить в туалет в оркестровую яму столько, сколько нужно, приносили из буфета воду и конфеты, которые там были. Сначала конфеты горстями бросали в зал, а потом девушки высыпали на нас целые коробки конфет.
       Было, правда, несколько агрессивных боевиков. Они побили одного парня ногами, и у меня случилась истерика, хотела встать, а муж меня держал и успокаивал. Если бы не он, не знаю, чем все это закончилось бы. Потом я уснула. Я, наверное, была единственная, кто там спал.
       Еще боевики говорили, что хотят, чтобы скорей начался штурм, потому что с удовольствием умрут, а возиться с нами им надоело. И вот, когда штурм начался, один из боевиков даже радостно как-то сказал, что вот, мол, наконец штурм начался. Потом я почувствовала запах гари и уснула. Было при этом какое-то приятное ощущение. Очнулась в приемном отделении больницы. Сначала подумала, что в раю, а потом увидела врачей и бутылку воды и стала пить.
       
"В молодого человека выстрелили, и он упал"

       Сергей Лобанков, 47 лет, режиссер по пластике детской труппы мюзикла "Норд-Ост" (после штурма попал в отделение кардиореанимации — остановка сердца):
       Я не говорю, хорошо или плохо провели операцию по освобождению заложников, но в зале были дети, и дети погибли. У меня у самого в группе, с которой я в тот вечер работал, было 10 детей. Двоих после штурма не довезли до больницы.
       За три дня боевики убили троих. Если мне не изменяет память, первой была девушка, которая пришла откуда-то в зал в абсолютно ненормальном состоянии — пьяная, кажется. Она подошла к их главарю и говорила с ним вызывающе. Вот он ее и застрелил.
       Через некоторое время в зале вдруг появился какой-то мужчина. Сказал, что якобы ищет сына и даже фамилию ребенка назвал, но ребенок был в моей группе, а этот мужчина не его отец. Чеченцы заподозрили неизвестного в шпионаже и расстреляли в фойе.
       А третий убитый — это молодой человек, у которого началась истерика. Он бегал по залу и кричал, хотел броситься на чеченку с бомбой, в него выстрелили, и он упал. Пуля, выпущенная в него, ранила еще двоих заложников.
Записал АЛЕК АХУНДОВ
       


"Я не исключаю, что теракт в театральном центре был не последним"

Владимир Путин назначил полномочного представителя президента РФ в Южном федеральном округе Виктора Казанцева официальным переговорщиком с террористами, захватившими заложников в Москве. Но встреча не состоялась. Стоит ли вообще теперь общаться с боевиками — об этом Казанцева расспросила корреспондент "Власти" Елена Самойлова.
       
  
  
— Вы считаете целесообразными переговоры с масхадовцами?

       — О каком переговорном процессе идет речь? Его, по сути, никогда не было. Что касается ситуации с захватом заложников в Москве, то другого выхода не было. Президент поручил мне вести переговоры с террористами. Если уж так случилось, надо брать на себя ответственность и идти.
       — Однако некоторое время назад у вас был разговор с Закаевым. Разве встречу полпреда президента РФ с официальным представителем бывшего президента Чечни нельзя назвать переговорами?
       — Да, мы встречались. Но это были не переговоры. А сейчас с Закаевым и Масхадовым уже не я должен беседовать, а прокуратура. Я убежден, что переговоры должны вестись на официальном уровне с представителями легитимных органов власти. В Чечне есть администрация республики, есть глава, назначенный президентом РФ,— Ахмат Кадыров. Сейчас в республике начались активные демократические процессы. После того как будет проведен референдум, принята конституция и пройдут президентские выборы, в Чечне появятся реальные политические силы, в том числе будет сформирована оппозиция. В республике очень много образованных людей с чувством гражданской сознательности, с которыми можно иметь дело. В особенности среди молодежи. Когда произошел захват заложников, в учебных заведениях республики прошли митинги, осуждающие действия террористов. Во многих районах Чечни люди вышли на улицы с плакатами. Никто сейчас не одобряет терроризм. Даже в родовом селе Бараева Алхан-Кале местные жители осудили захватчиков.
       — То есть вы поддерживаете арест Ахмеда Закаева в Дании?
       — Сейчас, когда стало известно, что теракт в театральном центре на Дубровке заказал Масхадов, я считаю арест Закаева абсолютно закономерным. Ведь он называет себя официальным представителем так называемого президента Ичкерии, значит, является причастным к захвату заложников.
       — Многие чеченские беженцы, проживающие в палаточных городках в Ингушетии, оправдывают действия банды Мовсара Бараева. Некоторые женщины утверждают, что сами готовы надеть пояса шахидов.
       — А вы обратите внимание на то, кто делает такие заявления, кто эти женщины и где их мужья. Большая часть населения палаточных городков — женщины и дети. А мужчины воюют на стороне боевиков. Промасхадовские заявления делают одни и те же лица. Они же являются инициаторами различных эксцессов в палаточных городках и занимаются политическими прокламациями. Скоро этих палаточных городков вообще не будет. Люди должны вернуться на прежнее место проживания — в Чечню. Это необходимое условие для урегулирования обстановки в Чечне. Сейчас необходимо заняться решением внутренних проблем республики, разобраться в ситуации, которая привела к трагическим событиям в Москве.
       — Будут ли внесены коррективы в проведение контртеррористической операции в Чечне?
       — Как только произошел захват заложников, мы собрали совет старейшин, представителей всех конфессий на Северном Кавказе и наметили ряд проблем, которые нам предстоит решить. Сейчас мы проводим мощную акцию по мобилизации всех структур власти, начиная с руководства ЮФО и заканчивая последним аулом. Сейчас нельзя терять бдительность. Я не исключаю, что теракт в театральном центре был не последним. Президент Путин совершенно верно говорит, что с терроризмом надо бороться вместе. В одиночку с терроризмом справиться невозможно. Сейчас каждый человек, от простого рабочего до руководителя, должен быть начеку. Нам необходимо усилить работу в Чеченской республике, чтобы покончить с тем осиным гнездом, которое там до сих пор существует. Сейчас появилась опасность и со стороны Грузии. Боевики нашли там надежное убежище, и грузинской стороне надо наконец в этом признаться. Мы будем действовать жестко и до логического конца. В скором времени будет выработан системный подход к проблеме.
       — Вы имеете в виду новую концепцию национальной безопасности?
       — Да. Но я не буду предвосхищать событий и предавать огласке решения, выработанные на последнем заседании Совбеза.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...