Гражданская война в Ливии, судя по всему, близится к своему завершению: враждующие стороны встречаются в Москве и городах Европы, обсуждая контуры будущего государственного устройства своей страны. Несмотря на то что многие вопросы остаются нерешенными, иностранные государства и компании находятся «на низком старте», чтобы стать важными игроками на политическом и экономическом рынках возрожденной Ливии. О том, есть ли там место для России и интересов ее компаний, корреспондент “Ъ” Михаил Коростиков поговорил с прибывшим накануне в Москву министром иностранных дел Ливии Мохаммедом Тахой Сиялой.
Министр иностранных дел Ливии Мохамед Таха Сияла (слева) и министр иностранных дел России Сергей Лавров
Фото: МИД России
— Как бы вы оценили ситуацию в Ливии по сравнению с 2013 годом, когда МИД РФ был вынужден закрыть свое посольство в Триполи? Ситуация становится лучше или хуже?
— Намного, намного лучше. И мы стремимся усовершенствовать политические договоренности. Мы собрали небольшую группу из членов парламента и высшего совета, они сидят и совместно правят существующее политическое соглашение (подписанное 17 декабря 2017 года и обозначающее контуры политического урегулирования.— “Ъ”). Этот процесс уже идет в Тунисе, они провели две сессии и составили небольшой черновик, с которым можно работать. Они согласились сократить численность президентского совета с девяти до трех человек и отделить кабинет министров от президентского совета.
Эти поправки уже получили предварительное одобрение в Палате представителей, и мы ждем того же от высшего совета. Если он также одобрит решения, то парламент проведет голосование, и если оно пройдет успешно, то в конституцию будут внесены поправки. Я думаю, что в этом случае у нас будет сформирован отдельный кабинет министров, состоящий из технократов, Президентский совет из трех человек, и это куда более практичная конфигурация, чем та, что у нас есть сейчас. Я думаю, что это откроет дорогу к подготовке выборов президента и Палаты представителей.
С другой стороны, ситуация улучшилась еще и потому, что тогда мы экспортировали 150 тыс. тонн нефти в сутки. Сейчас мы экспортируем 1,1 млн тонн. И это положило начало решению проблем людей.
— Улучшилось ли взаимодействие правительства национального согласия в Триполи с генералом Халифой Хафтаром и племенами юга? Видите ли вы с их стороны желание ускорить мирный процесс?
— Я думаю, что в ходе встречи в Сан-Кло (шато Сан-Кло в пригороде Парижа стало в июле 2017 года местом встречи сторон ливийского конфликта.— “Ъ”), когда Макрон (президент Франции Эмманюэль Макрон.— “Ъ”) собрал генерала Хафтара (генерал Халифа Хафтар.— “Ъ”) и Сарраджа (премьер-министр Правительства национального согласия Файез Саррадж.— “Ъ”), это очень помогло. Они договорились о десяти пунктах, главный из которых постулирует, что генерал Хафтар согласен управлять армией под контролем гражданского командования. Если это осуществится — мы увидим реально объединенное государство с подчиняющейся ему армией.
— Когда это, по-вашему, может осуществиться?
— Я думаю, что, если высший совет согласится внести правки в конституцию, мы этого добьемся. Сколько это займет? Я не знаю.
— Как вы оцениваете роль России и российской контактной группы по внутриливийскому урегулированию в мирном процессе в вашей стране?
— Они делают все, что могут, чтобы помочь. Они сделали большую работу в объединении армии, выступают за внесение поправок в конституцию и достижение политического урегулирования. Я думаю, что, если поправки будут внесены и новое правительство будет сформировано, Россия без проблем его признает.
— В определенный момент создавалось впечатление, что Россия поддерживает скорее генерала Хафтара, чем правительство в Триполи. Изменилось ли это обстоятельство?
— Это лучше спросить у российских официальных лиц. Но не так давно Россию посетил и премьер-министр Саррадж, так что я полагаю, что Москва стремится одинаково относиться ко всем сторонам. И это хорошо.
— До свержения Муаммара Каддафи у российских компаний было много контрактов в Ливии. Как вы считаете, возможно ли их возобновление после восстановления стабильности в стране?
— У нас замечательные отношения с российскими компаниями. Они участвуют в программе развития нашей страны. Мы ждем, когда они вернутся к нам для того, чтобы завершить свою работу. Мы дали им все возможные разрешения и ждем, когда их правительство позволит им начать работу в нашей стране.
— То есть инвестиции, которые были сделаны, и права, которые были получены, до падения режима не пропали?
— Конечно, нет, мы ждем, когда они вернутся и продолжат работу.
— Вы уверены, что способны защитить их? Обстановка в стране, конечно, заметно стабилизировалась, но спокойной ее не назовешь.
— У нас сформирована президентская гвардия, она способна защитить всех, кого необходимо. В Триполи возвращаются посольства, у нас работает уже 30 посольств. Итальянское, турецкое. Конечно, мы понимаем, что российские компании, если они вернутся, будут нуждаться в защите.
— Каков размер этой гвардии?
— Не помню точных цифр, но около трех тысяч человек.
— В ливийской тюрьме по-прежнему остаются два гражданина России, попавшие туда по обвинению в контрабанде нефти. Какова их судьба? Будут ли они отпущены?
— Их вопрос находится в компетенции суда страны. Если их сочтут невиновными, то, конечно, их отпустят. Я пообещал министру Лаврову (министру иностранных дел РФ Сергею Лаврову.— “Ъ”), что постараюсь ускорить процесс судебного разбирательства. Я не могу пообещать ничего больше, это дело суда. Но я могу попросить расследовать это дело быстрее.
— До смены власти Россия не имела в Ливии столь прочных позиций, как, например, Италия и Франция. Как вы считаете, может ли Россия претендовать на адекватное представительство в вашей стране после ее восстановления?
— Я не вижу препятствий к этому. Главное, чтобы был взаимный интерес. Если он есть — все возможно.
— Чего Ливия ждет от России, как она могла бы помочь?
— Мы хотели бы, чтобы они закончили постройку железной дороги. Это критически важный для нас контракт на $4 млрд. Отрезок идет из середины страны — из города Сирт до города Бенгази.
— Почему именно этот контракт так важен?
— Он связывает страну, позволяет преодолевать 500 км между Сиртом и Бенгази. Это очень важно. Эту дорогу потом можно будет продолжить на запад в Тунис и на восток в Египет.