скандал
Вчера в Назрани должны были состояться похороны британского журналиста Джона Родерика Гервейса Скотта, который вместе с отрядом полевого командира Руслана Гелаева пересек границу Грузии и Осетии и был убит 26 сентября под ингушским селением Галашки. На прощание с ним пригласили российских и иностранных журналистов, но выяснилось, что похорон не будет — власти Ингушетии сочли Родерика Скотта террористом. Из Назрани — ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА.
Журналистов на эти похороны прямо-таки зазывали. Сотрудник Северо-Кавказского управления Генпрокуратуры Сергей Прокопов лично позвонил в несколько телекомпаний и редакций иностранных газет. Прокуратура собиралась провести пресс-конференцию с подробным отчетом о расследовании событий в Галашках и показать личные вещи убитого журналиста, а потом тело господина Скотта (Gerveys Roderick John Scott) должны были захоронить в станице Орджоникидзевской Сунженского района республики.
Но уже в 11 часов, на которые была назначена пресс-конференция, стало ясно, что похороны вряд ли состоятся. В прокуратуре Ингушетии, которая находится в состоянии вялотекущего ремонта, журналистов встретили удивленно: "Разве этого журналиста еще не похоронили? Мы ничего о нем не знаем". В кабинете республиканского прокурора мы увидели заместителя прокурора Северо-Кавказской прокуратуры Владимира Кравченко в новенькой синей форме, а также несколько его подчиненных. Перед нами дверь захлопнули и закрыли изнутри. "Скажите, будут похороны или нет?" — настаивали мы. Выглянул растерянный заместитель прокурора Ингушетии и сказал, что никто ничего не знает — надо ждать. Было заметно, что прокурор Кравченко, который серьезно готовился к общению с журналистами, тоже немного растерян.
В тесном коридоре ко мне подошел человек в стареньком темном пальто и заговорил с сильным английским акцентом. Оказалось, что он журналист из The Times Робин Шеферд (Robin Shepherd). Робин объяснил, что поношенная одежда — для конспирации, потому что "здесь для иностранцев небезопасно", и сразу перешел на "ты". Британец приехал в Назрань почти неделю назад, когда Северо-Кавказская прокуратура пообещала устроить похороны Джона Скотта, но из-за событий в Москве похороны отложили. Робин, чтобы не терять времени зря, объездил все лагеря беженцев в Ингушетии, где ему рассказали, как русские солдаты насиловали чеченских женщин и как опасно возвращаться беженцам в Чечню.
Прошел час. Дверь в кабинет прокурора оставалась закрытой. Чтобы не загораживать сотрудникам прокуратуры проход, мы вышли на улицу.
— Как ты думаешь, почему Скотта хоронят здесь, в Ингушетии? — спросила я у Робина.
— Для меня это самый главный вопрос,— сказал он.— Такого еще не было, чтобы родные не забрали тело. Я знаю, что они отказались приезжать сюда, но почему — неизвестно. Может быть, боятся? В Англии ведь если один процент населения знает, где находится Ингушетия, то хорошо. Их могли предупредить в посольстве, что здесь опасно.
— Что, по-твоему, он делал под Галашками?
— Он был стрингер, фри-лэнс. Он был известный, потому что побывал во всех "горячих точках": в Чечне и в Афганистане. Он работал в агентстве Front Line News. Каждому журналисту хочется добыть хороший материал.
На улице к нам подошли замерзшие тележурналисты. Прыгая с ноги на ногу, вспоминали подробности боя под Галашками. Тогда, в сентябре, отряд Гелаева из Грузии прошел в Северную Осетию и, случайно засветившись в селе Тарском, отправился в Ингушетию. Под Галашками боевики попали в засаду бойцов 58-й армии. Около десятка боевиков были убиты. Среди них нашли и Скотта. Говорят, что его снял снайпер: пуля попала в голову и в объектив фотоаппарата. Это значит, что, когда шел бой и вокруг стреляли, Скотт снимал происходящее.
Сначала, несмотря на наличие аппаратуры, никто не подтверждал, что убитый — журналист. В ходе расследования возникали разные версии: Скотта представляли и шпионом, и боевиком. Потом выяснилось, что при убитом оказалась сумка с боеприпасами.
— Это не сразу,— вступается Робин.— Сначала ни о каких боеприпасах не говорили.
— Могли и подбросить,— говорят журналисты из НТВ.
— Ну да, это из той же оперы, что и бутылка Hennessy в руке у Бараева,— смеются все.
Пока шло следствие, тело убитого журналиста пытались идентифицировать. Через посольство Великобритании прокуратура получила описание внешности Джона Родерика Скотта и его фотографии. Их выслал отец Скотта, Робин. Главной деталью опознания стал шрам на ноге, полученный журналистом еще в детстве, когда его покусала собака, и зубная карта погибшего. После того как следственные действия закончились, родителям Скотта предложили забрать тело, но они неожиданно отказались. По словам господина Прокопова, родителям журналиста необязательно было даже ехать в Назрань — тело могли перевезти, например, в Ростов, но они не поехали и в Ростов.
Кто-то в нашем замерзшем кружке подсчитывал, что на этой неделе исполняется 40 дней со дня смерти Скотта. Значит, похоронят, решают мои коллеги. В это время вышедший из прокуратуры сотрудник говорит нам, что в столице Ингушетии Магасе директор Федеральной службы безопасности России Николай Патрушев проводит совещание, на котором присутствуют президент Ингушетии Мурат Зязиков и премьер-министр Чечни Станислав Ильясов. В числе прочих обсуждается и вопрос похорон журналиста Скотта. "Говорят, что кто-то там против этих похорон",— объясняет сотрудник прокуратуры. "Почему?" — удивляется Робин, но не получает ответа.
Чтобы не мерзнуть, едем в станцию Орджоникидзевскую. Заместитель главы администрации Сунженского района Галина Губина говорит, что для похорон все готово: гроб, цветы, одежда для покойника, даже священника пригласили: "Он хоть и не православный, но все же христианин". Только могилу не вырыли.
— В пятницу позвонил прокурор Ингушетии и сказал: вы должны взять на себя похороны великобританца,— говорит госпожа Губина.— Я удивилась и позвонила в правительство. Там тоже удивились, но велели на всякий случай готовиться к похоронам. Мы и подготовились. А в воскресенье вечером снова звонок из прокуратуры — все отменяется. И не знаю, что теперь делать.
Мы возвращаемся к прокуратуре. "Я здесь уже столько дней и все зря!" — расстраивается британец Робин. В это время выходит Сергей Прокопов, расстроенный не меньше, чем британец.
— Ребята, я не знаю, в чем дело, но сегодня ничего не будет,— говорит он и протягивает Робину листок с телефонным номером.— Позвоните туда обязательно.
Британец спрашивает, что это за телефон.
— Это в высших инстанциях попросили позвонить,— отвечает господин Прокопов.
— Наверное, извиняться будут перед иностранным гражданином,— предположили мои российские коллеги.
— Скажите, что будет с телом журналиста? — бросились мы за уходящим Сергеем Прокоповым.
— Тело в морге Назрани,— сказал он,— мы следственные действия закончили и можем выдать его под расписку в любой момент. Вот только кому?
Вместе с Робином возвращаемся в гостиницу. Сотовая связь здесь не работает, а межгород доступен только из одной телефонной кабины на первом этаже. Робин звонит, мы ждем. Минут через пять раскрасневшийся журналист выходит из кабины.
— Это очень интересно,— говорит он.
— Извинились?-- спрашиваю я.
— Извинились, но это не главное. Человек, с которым я говорил, очень влиятельный, и он просил на него не ссылаться. Он сказал: "Я тоже думаю, что ваш коллега — обычный журналист, фри-лэнс, но Зязиков считает его террористом и поэтому против его похорон в республике. И для ингушского правительства он террорист, потому что три недели носил оружие и одежду террористов. И это доказательство его вины". А кто такой Зязиков? — вспомнив что-то, спросил Робин.
— Президент Ингушетии,— объяснили мы.— А раньше был генералом ФСБ.
Мы оставили озадаченного Робина, пытавшегося понять, как журналист стал террористом и сколько еще пролежит в холодильнике назрановского морга никому не нужное тело стрингера Джона Родерика Скотта.
ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА, Назрань