 | ||
Деятельность печатных и электронных средств массовой информации регламентируется законом о СМИ. За нарушение закона Минпечати имеет право вынести газете или телеканалу предупреждение. После трех предупреждений Минпечати может обратиться с иском в суд о лишении издания регистрации. Правда, печатные издания тоже могут оспорить лишение регистрации в суде. Теле- и радиокомпаниям отстоять свою позицию труднее. Выдачей прав на использование теле- и радиочастот ведает Минпечати, и именно оно решает, продлевать или не продлевать действие лицензии той или иной теле- или радиокомпании. И именно наличие предупреждений Минпечати является мотивом для отказа в автоматическом продлении лицензии и последующего выставления частоты на конкурс.
Новые поправки существенно расширяют перечень нарушений, за которые СМИ могут получить предупреждения от Минпечати. Одним из главных нововведений является запрет на распространение информации, "содержащей высказывания лиц, препятствующих проведению контртеррористической операции, пропагандирующих и (или) оправдывающих сопротивление проведению контртеррористической операции". Как следует понимать "пропаганду и (или) оправдание сопротивления", не уточняется. Никак не определяется и то, какие высказывания препятствуют проведению контртеррористической операции, а какие нет.
Как показывает опыт, в Минпечати склонны интерпретировать нечеткие формулировки весьма произвольно, придирчиво исследуя публикации одних изданий и оставляя без внимания выступления других. Например, в начале 2000 года Минпечати вынесло газете "Коммерсантъ" официальное предупреждение за публикацию интервью с Асланом Масхадовым, хотя на страницах газеты Масхадов призывал исключительно к мирным переговорам. Спустя несколько дней Минпечати вынесло предупреждение по тому же поводу "Новой газете".
Зато первому телеканалу, показавшему в мае 2001 года в программе "Времена" запись видеописьма террориста Шамиля Басаева Руслану Гелаеву, который по-чеченски (запись транслировалась с русским закадровым переводом) рассказывал о том, как он препятствует проведению контртеррористической операции в Чечне, все сошло с рук. Возможно, это произошло потому, что на ОРТ запись попала от помощника президента Сергея Ястржембского.
Получив предупреждение, "Коммерсантъ" оспорил действия Минпечати в суде и выиграл дело. После вступления в силу новых поправок сделать это будет практически невозможно, ведь с формальной точки зрения призыв к мирным переговорам тоже можно расценить как высказывание, препятствующее проведению контртеррористической операции.
Действия СМИ во время захвата заложников в театральном центре на Дубровке также открыли бы большие возможности для произвольных толкований, если бы принятые Госдумой поправки действовали уже тогда. В ходе операции по освобождению заложников журналисты многих телеканалов с разным успехом пытались пообщаться с террористами, некоторые — даже в прямом эфире. Первым это сделал ведущий НТВ Кирилл Поздняков в ночь на 24 октября. Поговорив по телефону с одной из заложниц, он предложил передать трубку кому-нибудь из террористов. Однако после того как террорист произнес: "Да, я вас слушаю", разговор был прерван по решению руководства телеканала. А на Ren-TV ведущая новостей Анна Федотова в эту же ночь с одним из террористов все-таки побеседовала. Разговор длился всего полминуты, но вполне мог бы рассматриваться как нарушение закона "О борьбе с терроризмом". Ведь высказывания собеседника ведущей Ren-TV так или иначе пропагандировали и оправдывали сопротивление проведению контртеррористической операции в Чечне. Под эту же статью закона подпадает и интервью Мовсара Бараева, главаря террористов, захвативших "Норд-Ост", взятое в ночь с 24 на 25 октября группой журналистов НТВ. Правда, сам телеканал транслировать его не стал. Однако уже после штурма здания интервью пошло в эфир всех телеканалов, причем было представлено как съемка оперативного штаба. После вступления в силу поправок это также можно будет считать нарушением закона: поправки запрещают СМИ распространять высказывания террористов независимо от того, на чью пленку они записаны — правоохранительных органов или телекомпаний.
Под эту же формулировку подпадают и призывы к мирным переговорам, исходящие, например, от бывшего председателя Верховного совета РФ Руслана Хасбулатова, депутата Госдумы от Чечни Асламбека Аслаханова и бывшего секретаря Совета безопасности Ивана Рыбкина.
Очевидным нарушением новых закона был и показ первым каналом 25 октября фрагмента телеобращения Аслана Масхадова, в котором он говорил о некоей грядущей операции, которая изменит ход войны в Чечне. И хотя президент Ичкерии цитировался лишь затем, чтобы доказать его причастность к теракту в Москве, факт нарушения налицо: сюжет государственного канала явно содержал высказывания, пропагандирующие сопротивление проведению контртеррористической операции в Чечне. Правда, ведущая спецвыпуска новостей Екатерина Андреева подчеркнула, что видеозапись попала в распоряжение телеканала благодаря спецслужбам. Очевидно, ведущая опиралась на сложившуюся практику. Сообщения, исходящие от спецслужб и официальных лиц, Минпечати интерпретирует как объективную информацию, а такие же или похожие сообщения, выпущенные СМИ от собственного имени,— как вражескую пропаганду.
Еще один запрет, который устанавливают новые поправки,— запрет на "пропаганду или оправдание терроризма". Такая формулировка является всеобъемлющей и еще более нечеткой, а значит, дает Минпечати еще больший простор для интерпретаций. Под эту статью можно подвести любой репортаж из Чечни или соседней с ней Ингушетии, в котором говорится о тяжелой социальной обстановке в республике или ужасающих условиях проживания чеченских беженцев. Или, например, недавнее заявление того же депутата Аслаханова о том, что, затягивая контртеррористическую операцию в Чечне и продолжая практику жестких зачисток, федеральный центр лишь увеличивает число своих непримиримых противников, заставляя браться за оружие даже мирно настроенных чеченцев.
Как оправдание терроризма можно квалифицировать и прошедшие в Москве после захвата террористами театрального центра на Дубровке многочисленные митинги родственников заложников, которые требовали немедленного прекращения войны в Чечне и начала вывода войск. Как рассказывала "Власть" в прошлом номере, в Кремле остались крайне недовольны вышедшей 27 октября на НТВ передачей Леонида Парфенова "Намедни", в которой присутствовали репортаж с родины Мовсара Бараева и рассказ о том, какую роль играют чеченские женщины в войне с федеральными войсками. Недовольство властей вызвала также программа Савика Шустера "Свобода слова", вышедшая в эфир 25 октября, участники которой эмоционально высказывались за вывод войск из Чечни.
Интересно, что призывы к войне в Чечне почему-то не вызывают у власти таких серьезных нареканий, хотя тоже запрещены действующим законом. Статья 4 закона "О средствах массовой информации" не допускает "использование средств массовой информации... для пропаганды войны". Во всяком случае, за неоднократное цитирование президента Путина и других официальных и неофициальных лиц, призывающих к ужесточению силовых операций в Чечне, еще никого не наказывали.
Сразу после штурма театрального центра на Дубровке средства массовой информации подробно рассказали о том, как были вооружены террористы. Спецкорреспондент телеканала "Россия" Аркадий Мамонтов в своем фильме, показанном по госканалу 3 ноября, подробно рассказал о том, как изготавливались бомбы и как они доставлялись в Москву. А 4 ноября в пресс-центре МИДа состоялась большая пресс-конференция, на которой заместитель начальника Института криминалистики ФСБ Владимир Еремин подробно рассказал о технологии изготовления бомб, заложенных в зрительном зале и на балконе. Журналистам, освещавшим пресс-конференцию, повезло — на тот момент поправки не вступили в силу, и о технологии изготовления оружия еще можно было рассказывать. Теперь закон запретит использовать СМИ "для распространения сведений о технологии изготовления оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств". Хотя очевидно, что делать бомбы террористы учатся не по газетам и телевидению.
Абсолютно непонятно и то, как следует трактовать поправку к части 4 статьи 15 закона о борьбе с терроризмом, запрещающую раскрывать персональные данные о сотрудниках специальных подразделений и членах оперативного штаба по руководству контртеррористической операцией при ее проведении, а также лицах, оказывающих содействие при проведении указанной операции, "без их согласия". Если бы поправки действовали во время захвата заложников в Москве, непонятно, имели бы журналисты право сообщать о том, что руководителем оперативного штаба по освобождению заложников назначен заместитель начальника ФСБ России Владимир Проничев. Ведь на телеэкранах он не появлялся, и никто из журналистов точно не знал, давал ли он согласие на упоминание его имени. Не объясняется в законе, и в каком виде следует получать согласие у упомянутых лиц — в письменном или устном.
Совершенно очевидно, что после вступления в силу поправок описывать какие-либо отдельные спецоперации или чеченскую войну в целом журналистам будет гораздо труднее. Но не это главное — в конце концов, каждый гражданин страны обязан соблюдать установленные законы, и журналисты не исключение. Однако журналист, как любой гражданин, имеет право знать, какие его действия нарушают закон, а какие нет. Но в законе содержатся настолько нечеткие и противоречащие друг другу формулировки, что трактовать их можно как угодно. Поэтому судьба СМИ теперь будет зависеть от Минпечати — именно за ним останется право отличать информацию от пропаганды.
АЛЛА БАРАХОВА
 |
|