Вчерашний день президент России Владимир Путин провел в Брюсселе на саммите Россия--ЕС. Этот день, начинавшийся, казалось, как нельзя лучше, закончился серьезным скандалом. Владимир Путин без всякой причины обидел датского журналиста. Свидетелем чего стал специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
Здание штаб-квартиры Евросоюза, где прошли переговоры, по всему периметру надежно оцеплено колючей проволокой. Вообще-то в этом был смысл: рядом в сквере за полчаса до начала саммита собралась довольно большая группа чеченцев. Они получили от властей Брюсселя разрешение на митинг.
— Вы живете здесь? — спросил я одного.
— Беженцы мы, из Чечни. Ползком через две границы.
— Нелегалы?
— Пытаемся легализоваться. Но деньги на жизнь они нам уже дают. У них с этим полный порядок. Вот вы тоже, кстати, можете прийти и взять у них денег, мы вам расскажем, как туда идти. Не могут не дать — мы этот вопрос хорошо изучили.
— Да, это вам не лагеря беженцев в Ингушетии,— настороженно заметил я.
— Да я бы сюда, может, и не поехал из своих Самашек, если бы не нужда,— обиделся пожилой чеченец.— У меня там дом был. Бизнесом занимался. Помню, мы с Ахматом Кадыровым в Пакистан за носками ездили.
Другой чеченец раздавал газету "Чечен таймс". Презентацию этого издания сразу после захвата заложников в Москве отменили в Гааге.
— Был я тогда в Гааге,— с готовностью рассказал он.— Да, отменили они нашу презентацию. А мы уже детский ансамбль чеченского танца привезли. Что же делать? Обратились к властям. Они говорят: а вы перейдите в соседнее здание. Мы перешли. Презентация продолжалась до самого утра. Это и называется двойной стандарт.
— А вы что, издаете эту газету?
— Да нет, мой друг издает. А меня все тут просто знают и зовут Розенбергом. А на самом деле я Разамбек Шерипов.
С Разамбеком и правда все здоровались. В сквере было уже человек 150. Говорили они в основном по-русски, обсуждали новости. Последней у них был захват заложников в Москве.
— То, что произошло в Москве, и теракт не одно и то же,— утверждал еще один пожилой чеченец.— Это просто борьба. Они же никого не хотели убивать.
Тем временем Разамбеку Шерипову, стоявшему рядом со мной, позвонили по телефону, и он ответил, что в штаб-квартиру Евросоюза уже не пройти, что все оцеплено, но "все наши, кому было нужно, уже внутри". Это как-то сразу настораживало.
— Вы сейчас кого имели в виду? — не удержался я.— Кто у вас внутри? Что-то готовится?
— А Путин когда приезжает? — озабоченно спросил он.
— Не скажу! — быстро ответил я.
— Да мы знаем, что в 12.30. Но уже опаздывает на четверть часа. Извините, нам пора разворачиваться.
Над головами чеченцев появились плакаты на английском. "Свободу Закаеву!" было написано на них. Две женщины на моих глазах написали еще один плакат. Фамилия российского президента на нем была написана через "е" — Puten. Они явно знали о нашем президенте понаслышке в этом своем Брюсселе.
Мимо по другую сторону ограждения прошел член российской делегации Владимир Лукин из "Яблока". Некоторые чеченцы узнали его и начали звать к себе. Я догнал господина Лукина и сказал, что его ждут люди.
— Да хрен с ними,— беззаботно ответил он.— Где тут вход, вы не в курсе? Президента надо встретить.
Через пару минут он и вправду встречал Владимира Путина, который подъехал ко входу в штаб-квартиру Евросоюза с той стороны, откуда не видно было чеченскую манифестацию. Его встречали кроме господина Лукина и других членов российской делегации председатель Еврокомиссии Романо Проди (Romano Prodi), комиссар ЕС Хавьер Солана (Javier Solana), премьер-министр Дании, председательствующей в ЕС, Андерс Фог Расмуссен (Anders Fogh Rasmussen).
Датский премьер-министр, к которому Владимир Путин на днях отказался ехать из-за чеченского конгресса в Копенгагене, первым пожал руку российскому президенту, а потом, когда тот поздоровался с остальными, приобнял его за талию и повел на переговоры. За стол с российской стороны сели вице-премьер Виктор Христенко, министр иностранных дел Игорь Иванов, заместители главы кремлевской администрации Дмитрий Медведев и Сергей Приходько, губернатор Калининградской области Владимир Егоров, у которого на этих переговорах самый большой интерес. Переговоры в закрытом режиме продолжались около трех часов. До них говорили, что в основных чертах проблема Калининградской области решена, но все опасались, что предварительные договоренности запросто могут взять и развалиться. Так что все с нетерпением ждали пресс-конференцию лидеров России и ЕС.
Тем временем, пока шли переговоры, в центре Брюсселя возле писающего мальчика собралась довольно многочисленная группа россиян из Калининграда. Областное отделение "Идущих вместе" организовало выезд ветеранов второй мировой войны в Брюссель на празднование окончания первой мировой войны. Всем было ясно, что это формальный повод.
Переговоры в штаб-квартире Евросоюза приняли затяжной характер. Время от времени к журналистам выходили дипломаты и полушепотом выдавали кое-какие подробности тем, кому считали нужным. Так, вышла сотрудница из ведомства Хавьера Соланы Кристина и стала рассказывать нескольким своим журналистам, что в основном обсуждают, как ни странно, не Калининградскую область, а заявление о борьбе с терроризмом. С Калининградом, по ее словам, все более или менее ясно: президент Путин согласился с предложениями ЕС о введении суррогатных документов, заменяющих визы, и хочет теперь только одного: чтобы эти документы были бесплатными для жителей Калининградской области. Скорее всего, российский президент получит то, что он хочет, заявила Кристина. Кроме того, она рассказала, что до сих пор нет ясности, когда эти новые документы начнут действовать.
Борьба с терроризмом интересовала иностранных журналистов гораздо больше. Кристина рассказала, что лидеры ЕС выразили соболезнование Владимиру Путину и россиянам в связи с событиями в ДК на Дубровке. Ее спросили, был ли разговор об Аслане Масхадове и о возможности переговоров с ним. Она ответила, что было твердо сказано: руководству России решать, с кем вести переговоры, а с кем нет. Раньше, надо признать, чиновники из ЕС так не считали. И я подумал, что чеченцы, собравшиеся в сквере у штаб-квартиры Евросоюза, расстроятся, узнав эту новость.
Ничто не предвещало беды на пресс-конференции. О Калининградской области говорили мало, удовлетворенно улыбаясь. Информация Кристины оказалась верной. Господин Расмуссен, председательствовавший и на пресс-конференции, комментируя итоги саммита, неожиданно перешел к проблемам Чечни. Это не было запланировано. То есть сразу надо сказать — он первый начал. Господин Расмуссен сказал, что проблему Чечни нельзя рассматривать как чисто террористическую. У нее должно быть политическое решение, должны быть соблюдены права человека. Особо он отметил, что надо срочно доставить в Чечню гуманитарную помощь.
Владимиру Путину все это явно не могло понравиться. Но он более или менее спокойно проинформировал о том, как российская сторона видит достигнутые договоренности, сказал, что с проблемой Калининграда остались экономические вопросы (то есть до сих пор не решено, будут жители области платить за транзитные документы или не будут). "Это,— сказал российский президент,— приемлемый для нас результат".
Потом датский премьер-министр долго оправдывался, отвечая на вопрос, как он допустил проведение чеченского конгресса в Копенгагене. В вопросе были совершенно конкретные претензии: почему конгресс проводили на грант одной из правительственных организаций Дании и почему визы участникам конгресса были выданы в рекордно короткие сроки. Господин Расмуссен туманно отвечал, что по конституции Дании правительство должно защищать свободу слова и собраний. Говорил он как-то неуверенно и все время искоса поглядывал на господина Путина. Возможно, президент России почувствовал слабость и неуверенность датчанина. В этот момент и прозвучал ответный вопрос датского журналиста. Он спросил, зачем российские войска используют в Чечне противопехотные мины и не думает ли господин Путин, что, искореняя терроризм в Чечне, он уничтожает народ Чечни. Не об этом ли человеке как о своем в зале говорили чеченцы на улице, подумал я.
Президент России начал издалека: с того, что никто не может обвинить Россию, что она подавляет свободу. Коснулся фактического предоставления независимости Чечне в 1996 году в Хасавюрте. Рассказал, что Россия поплатилась за это в 1999-м, когда чеченские боевики напали на Дагестан. Перешел к попытке создания халифата на территории Российской Федерации, а затем и во всем мире. Все это пока звучало убедительно. И тут президент России обратился лично к журналисту, задавшему вопрос. Он начал объяснять, какая тому грозит опасность. Он в опасности, если христианин, потому что радикалы-экстремисты преследуют христиан. Если атеист, то тоже в опасности, потому что им не нравятся атеисты.
— Но если вы мусульманин, то и это вас не спасет. Приезжайте к нам, у нас многоконфессиональная страна, хорошие врачи, сделают вам обрезание...— Владимир Путин помедлил, подбирая нужные слова.— И я порекомендую сделать эту операцию таким образом, чтобы у вас больше ничего не выросло!
Все растерялись. Датский премьер-министр хотел что-то сказать, но либо раздумал, либо не смог. И тогда все сидевшие за столом — и он, и Хавьер Солана, и Романо Проди — попытались сделать вид, что вообще ничего не произошло.
Потом высокопоставленные сотрудники кремлевской администрации объясняли в кулуарах, что датский журналист не должен был задавать такого вопроса, что никто не ожидал подвоха, ведь так хорошо обо всем договорились — и вот опять эта Чечня! И в тысячный раз надо объяснять им все заново: и про мир в Хасавюрте, и про вторжение в Дагестан... И все равно ведь ничего не поймут. Таким образом, немудрено, что президент сорвался.
А Владимир Путин уже отвечал на следующий вопрос, когда датский журналист, получивший рискованное предложение от российского президента, вдруг встал и буквально выбежал из зала. Куда он побежал? Ведь спасения, как сказал ему российский президент, нет нигде.
АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ, Брюссель