2017 год задолго до его наступления был обречен стать годом, в который ничего не должно произойти. Столетняя годовщина революции ознаменована очень странным результатом: формально в экономике, в бизнесе, в госуправлении не происходило ничего революционного, но по итогам года всё, что было предметом обсуждений в 2016 году, от структурных реформ до торговых войн, малоактуально уже сейчас. В 2018 год государство входит, по сути, без актуальных долгосрочных планов. Строительство властью защитных сооружений от любых возможных угроз завершено, впереди как минимум шесть лет гарантированного спокойствия, которое может быть нарушено в любой момент — ждать перемен нет смысла, начиная с 2018 года их можно только осуществлять на свой страх и риск.
Экономику России в 2018 году будет так же сложно пошатнуть, как и сдвинуть с места
Фото: Dmitri Lovetsky, AP
В начале 2017 года шутки про правительство, которое оказывает значительную поддержку экономике, не осуществляя каких-либо резких телодвижений, начали цитировать уже топ-менеджеры самого кабинета министров на его заседаниях — и актуальность их была очевидна. «Учитывайте электоральный цикл» — главная оговорка этого года: уже за год до президентских выборов марта 2018 года любая отклоняющаяся от традиции инициатива в экономической сфере рассматривалась в Белом доме под политическим углом. Лишь все, что было принципиально решено делать ранее, имело шанс на реализацию. Поэтому «бюджетное правило» министра финансов Антона Силуанова, восстанавливающее пополнение объединенных суверенных фондов при превышении цены нефти уровня $40 за баррель, несмотря на потенциально огромное число пострадавших и недовольных, де-факто начало действовать с февраля 2017 года. А предложенная министром экономики Максимом Орешкиным налоговая реформа, предполагавшая резкое снижение ставок соцвзносов при увеличении НДС, несмотря на большое число союзников в Белом доме и вполне рациональные обоснования, напротив, просто затерялась во властных коридорах, не дожив до стадии официального обсуждения. Даже в случае с договоренностями в рамках сделки «ОПЕК плюс» действовала ровно та же логика: о том, что Россия ограничит добычу нефти, договорились до 2017 года, поэтому, несмотря на звучавшие еще летом не слишком уверенные предложения нефтяных компаний рассмотреть вопрос о том, как из этой сделки выходить, продлевалась она без внутренних дискуссий: не надо сейчас ничего менять, в 2018 году разберемся.
Таких примеров десятки, причем не срабатывала даже главная уловка — «это надо делать сразу после выборов». К осени 2017 года стало окончательно ясно, что наиболее вероятный президент РФ с марта 2018 года, Владимир Путин, не намерен обсуждать никакую программу реформ — ни план действий правительства, собиравшийся в Минэкономики, ни подготовленный Центром стратегических разработок Алексея Кудрина план реформ, ни десяток полуфантомных «альтернативных» разработок — до тех пор, пока не назначит новое правительство, то есть не ранее будущего апреля. Реформы в его понимании — дело, не терпящее спешки, поэтому планируйте сразу на 2019 бюджетный год. Или на 2020-й, времени впереди сколько угодно.
В силу этого формально в 2017 году в окологосударственной сфере происходило так мало сенсационного, что главную сенсацию уходящего года очень легко пропустить: в большинстве случаев невозможно сказать, когда и как именно происходили перемены, но вся повестка 2016 года куда-то испарилась.
«Проектный офис» Белого дома? Он реализуется, он относительно эффективен, он немногим интересен. Реформа контрольно-надзорной деятельности? Михаил Абызов добился в этой сфере реального прогресса; то, что реформа многое изменит в экономике (хотя это неизбежно), слышать никто не хочет. «Фабрика проектного финансирования», Российский экспортный центр и субсидии несырьевому экспорту, развитие ипотечного рынка, дорожное строительство, реформа институтов развития, электронные торговые площадки, госзакупки, здравоохранение, рейтинг Doing Business, новая схема пенсионных накоплений, приватизация? Все делается, все проектируется, что-то получается, и ничто из этого уже не так значимо, чтобы сильно интересовать не только общество, но и не принимающих в проекте непосредственное участие чиновников.
Отчасти причина происходящего — в очень существенной, хотя и незаметной повестке внутри самой экономики. В первую очередь, 2017 год — это, видимо, первый год, в который большая часть бизнеса, «доев» ресурсы богатых прошлых лет, вынуждена полностью перейти на реальные положительные ставки процента по кредиту — это принципиально другие запросы к менеджменту и к стратегиям собственников. Это первый год заякоренной инфляции: хотя основные действия для снижения инфляции ЦБ предпринял в 2016 году, она снизилась до 2,5% (что даже выглядит отдельным потрясением) лишь к концу 2017 года. Высокая инфляция в России годами и десятилетиями позволяла существовать процессам и бизнесам, в стабильной экономике невозможным — в 2017 году эти бизнесы начали умирать, и незаметно это в основном из-за слабо работающего для средних и крупных компаний институтов банкротства в РФ — зато было заметно, например, для пассажиров покойной «Вим-Авиа». Изменилась после бюджетной консолидации роль госзаказа и государственных денег для экономики — административная конкуренция и уголовные риски вокруг бюджета возросли многократно. Свидетельством изменений стали, например, новые обсуждения роли бюджетных депозитов для банков — этих разговоров не было слышно с 2002–2003 годов. Наконец, именно в 2017 году стали очевидны масштабы (и неразрешимость) проблем на рынке труда: при стагнирующем промпроизводстве падающий уровень безработицы — новая реальность: в год с рынка труда уходит 1 млн человек, и это на годы вперед.
Лишь в двух сферах госактивности в экономике 2017 год был годом оживления. Первая — это все, с чем рифмуется «безопасность», в максимально широком смысле. Минфин, например, тратил большое количество времени на разработки схем защиты от возможного расширения санкций США, Минсельхоз во всю силу занимался продовольственной безопасностью (чему способствовал необычно хороший при таком дождливом лете урожай), и не без успехов. Кибербезопасностью занимались вообще все, кто слышал это слово. К началу 2018 года экономика (да и политика) подошла вооруженная до зубов в потенциальном противостоянии любому виду опасности. Вторая сфера — все, к чему можно приложить определение «цифровой». Инновации в России, еще два-три года назад представлявшиеся как развитие новых видов материалов, новая энергетика, лазерные и космические технологии почти полностью свелись ко всепобеждающей «цифре» — так, правительство в конце года неофициально начало даже критиковать ЦБ за сверхконсерватизм в отношении биткойна и всего, что на него похоже. Цифровизацию вслед за ФНС завершает ФТС, новая версия системы ЕГАИС уже использует блокчейн, биоидентификация станет одним из главных слов для государства уже в наступающем году, а попытка госведомства что-либо закупать вне электронных торговых систем, видимо, будет трактоваться как подрыв госустоев. «Цифра» — новая панацея от всех госболезней: в 2018 году, видимо, появятся первые разочарования в этом лекарстве.
К тому же, «цифра», «безопасность» и более ничего — слабые столпы для социально-экономической повестки на 2018–2024 годы, а на самом деле на неопределенный срок. После президентских выборов для всех и политических, и экономических агентов в обществе станет предельно ясно: то, что раньше возможно было отложить на «послевыборов», с апреля 2018 года может быть отложено на какой угодно срок, то есть навсегда. Если ничего не сделать — впереди безмятежная и безрезультатная бесконечность, ограниченная ростом ВВП в 1,5–2%, европейским уровнем рентабельности бизнеса, высокими страновыми рисками РФ и ценой нефти. Однако все, у кого есть планы что-то поменять,— потенциальный противник стабильности.
В такой экономике можно или наслаждаться достигнутым уровнем комфорта или ставить ва-банк — прочие варианты неинтересны. Число ставящих ва-банк никогда не будет нулевым. Внушительные защитные сооружения, строительство которых российская власть завершила в 2017 году, будут проверяться на прочность уже и снаружи, и изнутри — не обещаем, что в 2018 году это будет интересным, но начнется это именно в 2018 году.