 | ||
| Фото: REUTERS | ||
Коллективные индивидуалисты
Когда европейцы и американцы подчеркивают индивидуализм западной культуры, они имеют в виду в первую очередь значение, которое в ней придается личной независимости и уверенности в себе. Независимость ценится в западном обществе настолько высоко, что почти любой человек, который материально или психологически зависит от других, в том числе и от своих родных, чувствует себя несчастным и униженным. Американский родитель, не преуспевший в жизни и получающий материальную помощь от своих детей, определенно не хочет, чтобы кто-то знал об этом. При малейшем намеке на свою зависимость от детей он возмутится и использует первую представившуюся возможность стать независимым.
Если под индивидуализмом понимать только стремление к независимости, западное и в первую очередь американское общество в самом деле можно признать индивидуалистическим. Однако в действительности все далеко не так однозначно. Нельзя считать индивидуалистом человека, готового во всем соглашаться с мнением большинства. А между тем, как установили социальные психологи, большинство американцев готовы принять явно неверную точку зрения, если ее разделяют другие члены группы.
Исследователь Соломон Эш поставил такой эксперимент. Испытуемым предлагали сравнить длину двух линий. Перед этим несколько "подсадных" давали в их присутствии неправильные ответы. Выяснилось, что американца довольно легко заставить не поверить своим глазам. Если четыре-пять человек уверенно делали заведомо неверное утверждение, 68% американцев с ним соглашались. Среди европейцев процент конформистов оказался чуть ниже, но тем не менее был достаточно высок — от 40 до 60% в разных странах. В культурах, которые традиционно считаются более коллективистскими (например, в Японии), конформистов было всего 20%, а среди эскимосов Канады таких не нашлось вообще.
Одно из объяснений столь парадоксальных результатов состоит в том, что стремление к индивидуальному успеху и независимости, которые так важны для представителей западной культуры, заставляет их все время переходить из одной группы в другую, обладающую более высоким социальным статусом. На пути к успеху западный человек должен научиться делать многое из того, что противоречит его взглядам и убеждениям, должен уметь приспосабливаться к мнению людей, от которых зависит его продвижение по социальной лестнице. Часто западный человек учитывает мнение других на всякий случай — никогда нельзя сказать заранее, окажется ли впервые увиденный человек членом какого-либо полезного сообщества. Отсюда и склонность подчиняться авторитету группы и менять свое мнение в зависимости от мнения других.
Понятие "индивидуализм" подразумевает помимо всего прочего склонность человека к уединению, скрытность, нежелание посвящать других в свою частную жизнь. В этом отношении традиционный взгляд на западную культура как на индивидуалистическую также оказывается обманчивым.
Во многих западных странах признается ценность открытости и общительности. Человек, редко появляющийся в обществе, пренебрегающий корпоративными вечеринками или приглашениями соседей на семейный обед, рискует прослыть мрачным, неприветливым и даже неблагонадежным. В Америке самые интимные проблемы человека обсуждаются не только с малознакомыми профессионалами (психологами и врачами), но и выставляются на всеобщее обозрение в телешоу. Человек, который скрывает от других свои чувства и проблемы, считается нуждающимся в помощи, и к нему будут приставать со словами "Давай поговорим" или "Хочешь это обсудить?".
Недаром развитие крупных транснациональных корпораций в 1970-х годах породило на Западе интерес к корпоративной культуре, зародившейся в Японии, стране безусловно коллективистской. Менеджеры высокотехнологичных компаний вроде Xerox или IBM принялись культивировать на своих предприятиях "коллективный дух" и "преданность фирме", демонстрируя трогательную отеческую заботу о сотрудниках и требуя взамен строгого соблюдения корпоративных правил поведения и усвоения "философии качества" или какой-либо иной корпоративной идеологии.
Россию принято считать страной всепобеждающего коллективизма. И действительно, некоторые основания для этого имеются. По данным соцопросов, когда респондентам предлагаются на выбор личность или коллектив, большинство склоняется в пользу коллектива. В понятие "коллектив" входят родственники, коллеги по работе, соседи, чье мнение необходимо уважать. Русские склонны доверять членам своей группы и считаться с их мнением. По отношению к членам чужой группы они ведут себя более свободно, а часто попросту их игнорируют. Проявлением этого является, например, шокирующий европейцев контраст между чуткостью русских по отношению к знакомым и их бесцеремонным хамством в общественном транспорте.
Коллективизм современных русских проявляется и в том, что они ставят на первое место интересы своей семьи, уважение к родителям, счастье и благополучие детей, отодвигая на второй план профессиональный успех, независимость, творчество, самосовершенствование и приятное времяпрепровождение. Несмотря на вестернизацию последних десятилетий, подавляющее большинство считает, что родители должны помогать взрослым детям (70%), а дети — согласовывать с родителями, как тратить заработанные деньги (60%), и получать их одобрение, прежде чем жениться (63%) (данные проекта "Томская инициатива").
Однако при ближайшем рассмотрении русский человек перестает казаться законченным коллективистом. Больше половины респондентов, как выяснилось, считают, что личные интересы — это главное для человека, и лишь менее 40% согласны с тем, что людям следует ограничивать свои личные интересы во имя интересов государства и общества. Когда респондентам предлагают выбрать между достоинством человека и интересами государства, подавляющее большинство выбирает достоинство человека.
Русский человек не столько любит коллектив как таковой, сколько недолюбливает тех, кто от него отбивается. Личность — это "он", выскочка, добившийся богатства, власти или известности. А коллектив — это "мы", с которыми "он", личность, должен считаться. На человека, добившегося профессионального или личного успеха, в России смотрят с подозрением, будь то советский передовик производства, фермер времен перестройки или олигарх ельцинской эпохи. Поэтому если на Западе коллективизм успешно используется как средство достижения более эффективной организации труда, то у нас он применяется исключительно для того, чтобы тормозить усилия отдельного человека — начальника или честолюбивого выскочки. Русский человек гораздо лучше умеет коллективно саботировать требования начальства, чем коллективно их выполнять. Начальство же обязано считаться с коллективом. Большинство россиян уверены, что руководитель должен учитывать мнение коллектива при распределении премий (74%) и что руководитель должен уметь прощать ошибки сотрудников (82%).
Оборотной стороной неприязни к выскочкам и карьеристам является терпимость к бесполезным проявлениям индивидуальности вроде изобретения вечного двигателя, строительства вертолета на дачном участке или кругосветного плавания на рваной автомобильной камере. Некоторые исследователи говорят даже о природном нонконформизме русского характера, в котором всегда присутствовали любовь к чудачеству, самодурство и пренебрежение социальными нормами. Возможно, так оно и есть. Но тогда стоит ли удивляться, что русским вдвое реже, чем американцам, линии разной длины кажутся одинаковыми, если так считает коллектив.
АННА ФЕНЬКО
 |
|