В современных экономиках влияние «воодушевления» инвесторов может быть весьма значительным: по расчетам экономистов МВФ, повышение на 0,1 процентного пункта прогнозов потенциала роста ВВП в среднем сопровождается реальным дополнительным ростом ВВП на 0,09–0,16 п. п. в течение двух лет. Этот эффект, предположительно наблюдавшийся в экономике РФ в 2017 году, имеет ограничения. Отклонения от реальности не бесплатны — расхождение источников информации о будущем росте у властных структур и частных инвесторов, а также частые ошибки предположительно снижают потенциал роста в долгосрочной перспективе. Развивающиеся рынки, включая РФ, цену необоснованных прогнозов вычисляют быстрее.
Одной из первых публикаций МВФ 2018 года стала работа «Оптимизм, пессимизм и краткосрочные отклонения» Габриэля Ди Беллы и Франческо Григоли. Статья исследует влияние прогнозов динамики ВВП, частного потребления и инвестиций на 1990–2022 годы (и их отклонений от реальной динамики) на краткосрочное поведение инвесторов — и неожиданно актуальна для России в начале 2018 года. Предположение о том, что «оптимизм» или «пессимизм» игроков может вызывать краткосрочные отклонения от базовых параметров экономического роста, очевидно на интуитивном уровне — как и то, что эти отклонения в обе стороны компенсируются позже. Как неоднократно предполагал “Ъ” (см. материалы от 1 сентября, 18 декабря 2017 года), в 2017 году «эффект оптимизма», в первую очередь в промышленности, нацеленной на внутренний рынок, мог влиять на реальную динамику инвестиций и ВВП, а позитивность прогнозов Минэкономики и ЦБ была способна «подталкивать» инвесторов к вложениям летом 2017 года. Один же из соавторов статьи, Габриэль Ди Белла, возглавляет московский офис МВФ (хотя оценок для РФ статья не содержит). Ранее экономисты пытались оценивать влияние настроений в основном для США — на статистике десятков стран этот эффект оценивается впервые.
Влияние переоценок будущей динамики ВВП на частное потребление и инвестиции, согласно данным моделирования Ди Беллы и Григоли, достаточно велико — и кризис 2008 года практически не изменил наблюдаемой картины. Повышение (неважно, оправданное или нет) ожиданий будущей динамики роста в «средней» экономике (с долей потребления в 65% и инвестиций в16% ВВП) на 0,1 п. п. дает дополнительный рост частного потребления на 0,19–0,25 п. п. и инвестиций на 0,39–0,72 п. п.— и вызывает отклонение от базового тренда ВВП на 0,09–0,16 п. п. Эффект симметричен (снижение прогноза действует так же) и хорошо наблюдается в течение двух лет. Для развивающихся экономик (к их числу МВФ относит и РФ) эффект короче — он сильнее выражен в течение года. В модели, использующейся в работе, также оценивается динамика занятости. Долгосрочно (на отрезке десяти лет) «воодушевление» или «охлаждение» нейтрально для экономического роста — отклонения от базовых трендов (определяющихся фундаментальными факторами) адекватно компенсируются в будущем: «самосбывающиеся прогнозы» не делают экономику долгосрочно ни богаче, ни беднее.
Впрочем, экономисты МВФ делают более сложные, хотя и осторожные выводы. Так, рынки более или менее эффективно оценивают частоту «ошибок» в прогнозировании и при высокой их частоте склонны занижать спрос, стабилизируясь в «нижних» точках возможного равновесия или отвечая на них неожиданной нестабильностью — это делает, например, «пропаганду» роста ВВП и завышение прогнозов занятием как минимум рискованным в среднесрочной перспективе. Еще одно важное наблюдение: «авансы» будущему росту спроса и ВВП как элемент политики имеют смысл только в случае, когда набор источников информации для прогнозирования у экономических игроков и власти один — в противном случае «обучение» рынков происходит быстрее, особенно в развивающихся странах. Если логика Ди Беллы и Григоли верна, избыточный оптимизм или пессимизм денежных властей при игнорировании ими источников информации, дающих основания для политически неприятных (в том числе и плохо обоснованных, но существующих и использующихся инвесторами и влиятельных для населения) прогнозов, должны ухудшать экономическую динамику. Впрочем, расчетов по последнему предположению в работе нет — это, констатируют авторы МВФ, предмет будущих работ.
Ценность работы Ди Беллы и Григоли, помимо чисто российских аспектов,— в том, что при околонулевых процентных ставках, ограниченных возможностях для стандартной денежно-кредитной политики и конкурентном технологическом росте (вызывающем у правительств опасения «проиграть гонку», в нынешнем десятилетии — гонку в «индустрии 4.0») «пропаганда роста» выглядит очень соблазнительной и часто обосновывается идеологически. Так, бывший главный экономист МВФ, нынешний руководитель Peterson Institute Оливье Бланшар (Ди Белла и Григоли нередко ссылаются на его работы) и бывший главный экономист Всемирного банка, экс-министр финансов США Ларри Саммерс выпустили вчера в серии публикаций NBER препринт статьи «Переосмысляя экономическую стабилизацию: нужна эволюция или революция?», в которой призывают к «более агрессивной экономической политике». Это практически общее настроение 2018 года для денежных и политических властей стран G7 — и поэтому оценки реальной стоимости агрессивного «воодушевления» экономик становятся актуальнее.