Турпоход в суд

После трагедии на карельском Сямозере организаторов детского активного отдыха и туризма регулярно привлекают к ответственности, в том числе уголовной. Кто и за что может получить судимость, штраф и срок и почему в России стало опасно заниматься детским туризмом, выясняли Роза Цветкова и Ольга Алленова.

Статья за коня

Большой зал судебных заседаний с огромной клеткой для подсудимых. Клетка пуста, подсудимые стоят в зале напротив судьи, судья Торжокского городского суда Жанна Дроздова без остановки и запинки читает приговор три часа подряд. К середине процедуры кто-то из присутствующих спрашивает судью, можно ли слушать сидя. Дроздова, не останавливаясь, чеканит: «Вы можете сесть, а я постою». Никто, конечно, не садится.

Когда судья заканчивает с обвинительной частью и переходит к оглашению судебного решения, обвиняемые заметно нервничают. Это две молодые женщины: конный тренер, руководитель АНО «Мирград» Наталья Лукьянова и индивидуальный предприниматель Наталья Барановская.

По версии обвинения, летом 2016 года Лукьянова и Барановская «вступили в предварительный сговор» и под видом организации конного похода с длительной стоянкой в деревне Старое Торжокского района Тверской области оказали детям туристические услуги, «не отвечающие требованиям безопасности жизни и здоровья потребителей». Обвинение утверждает, что Лукьянова и Барановская организовали в Старом стационарный лагерь, а не конный поход и, называя мероприятие конным походом, они пытаются избежать ответственности: «В ходе расследования уголовного дела установлено, что оказанные… услуги фактически являются завуалированными под законную деятельность услугами по организации отдыха детей и их оздоровления, а база в деревне Старое Торжокского района Тверской области, на которой были оказаны данные услуги, является загородным лагерем отдыха и оздоровления детей сезонного действия, то есть стационарной организацией отдыха детей и их оздоровления». Такие же выводы звучат в адрес Лукьяновой.

Гособвинитель потребовал для подсудимых лишения свободы условно с двухлетним испытательным сроком, с последующим трехлетним запретом на предпринимательскую деятельность и штрафом в размере 100 тыс. руб.

Судья Дроздова выносит более мягкий вердикт: штраф в размере 200 тыс. руб. каждой подсудимой. Никаких ограничений на последующую деятельность в области оказания услуг туристической направленности для Барановской и Лукьяновой суд не применяет. Дроздова уточняет, понятен ли подсудимым приговор, и подчеркивает, что суд не наказывает их запретом на предпринимательскую деятельность в надежде, что они все «учтут» и «сделают выводы».

У Лукьяновой маленький ребенок, она разорена: с лета 2016 года под следствием и не может полноценно работать. Недавно ей пришлось выставить на продажу любимую лошадь. Решение суда Наталья пока не оспорила — нет сил и надежды на смягчение.

Барановская, напротив, решается на апелляцию, чтобы «защитить свое доброе имя». Адвокаты, участвующие в процессе, говорят, что уголовная статья в отношении их подзащитных применена неправомерно: такие нарушения заслуживают лишь административного штрафа.

Лукьянова и Барановская осуждены по статье 238 УК РФ, пункт «а», часть 2. Юристы говорят, что новая редакция этой статьи была составлена во времена борьбы с поддельным спиртом, ввозимым в Россию из соседних государств. В комментариях к статье 238 УК РФ до сих пор присутствуют такие определения, как «товары», «сбыт», «перевозка», «ненадлежащее изготовление». Лукьянова и Барановская контрабандой не занимались, спиртом не торговали — они водили детей в конные походы.

Опасные услуги

Конные программы, которые АНО «Центр спортивного развития и отдыха детей и взрослых “Мирград”» проводило летом 2016 года для московских детей в Тверской области, стартовали 29 мая и завершились 3 августа. За это время конный тренер Лукьянова провела шесть заездов. Ни в одной смене не было ЧП, все дети уехали домой здоровыми. Местом стоянки выбрали деревню Старое, поскольку там у Натальи Барановской была недвижимость.

«Сначала мы предполагали, что это будут конные походы со стоянкой в деревне, однако по опыту знаю, что даже те, кто называет себя бывалым конником, на самом деле им не являются,— рассказывает Наталья Лукьянова.— И если речь идет о детях, то необходимо каждого проверить, подготовить и только после этого отправляться в поход. Поэтому мы решили устроить палаточный лагерь в Старом, у Барановской там было 17 лошадей и два дома, в которых могли бы разместиться те, кто не хотел спать в палатках».

В договоре, который родители подписывали с организаторами, форма детского отдыха была определена как программа активного отдыха в походных условиях «Ранчо».

В этом же договоре были оговорены условия самостоятельного проживания детей за городом, распорядок дня, количество приемов пищи, часы конных тренировок, а также обучение навыкам разведения костра и самостоятельного приготовления еды.

Судя по отзывам детей, собранным следствием в увесистую папку, программой они были довольны. Нескольких ребят в лагере навестили родители.

Однако в конце июня, после трагедии на карельском Сямозере, один из родителей, Павел Ларин, решил, что услуги его дочери были оказаны некачественные. И написал жалобу в Центральное управление Следственного комитета Российской Федерации. А 6 августа, уже после того как программа «Ранчо» завершилась и дети уехали домой, к Лукьяновой приехали следователи.

«Павел Ларин приезжал к нам в лагерь навестить дочь, и мне показалось, что ему не понравилось у нас: он ходил по территории, все фотографировал, присматривался, задавал много вопросов,— рассказывает Наталья Лукьянова.— Я сказала, что, если ему не нравится, программу можно прервать и забрать ребенка, а расходы мы компенсируем. Но его дочь хотела остаться, и он уехал один. А через какое-то время, когда смена закончилась, он написал на нас жалобу на плохие условия и потребовал компенсации». Связаться с Павлом Лариным “Ъ” не удалось, зато мы смогли поговорить с другим родителем, тоже написавшим жалобу на организаторов детской спортивной программы. Четырнадцатилетняя дочь Анны Грачевой из лагеря уехала раньше срока.

— Моя дочь готовила еду не только для себя, но и для взрослых,— возмутилась Анна в телефонном разговоре с “Ъ”.

— Но ведь вы подписывали договор, в котором говорилось, что дети учатся готовить сами.

— Да, но я не ожидала, что все будет происходить в таких условиях… Когда я приехала навестить дочь, то увидела какие-то покосившиеся избушки с низкими потолками, с торчащими проводами. В комнате, где жила моя дочь, повсюду валялись вещи детей… Стояли продавленные диваны, летали мухи, все выглядело крайне неопрятно.

Анна и Павел потребовали от организаторов детской спортивной программы компенсацию за причиненный материальный и моральный ущерб. Во время судебного процесса оба получили от Лукьяновой и Барановской компенсацию в размере стоимости путевки и компенсацию морального ущерба — в общей сложности каждый родитель получил около 72 тыс. руб.

Грачева и Ларин написали заявления, что претензий к Лукьяновой и Барановской не имеют, и подписали заявления в суд о прекращении в отношении подсудимых уголовного дела. Однако прокуроров это не остановило.

Обвинение Лукьяновой предъявили 17 мая 2017 года, накануне ей исполнилось 30 лет. Одновременно обвинение было предъявлено и Наталье Барановской.

В обвинительном заключении говорилось: «В домах не имелось дополнительных эвакуационных выходов; здания не оборудованы системой автоматической передачи сигналов АПС на пульт диспетчера пожарной охраны; не представлены документы, подтверждающие организацию круглосуточного дежурства обслуживающего персонала; на объектах отсутствуют средства индивидуальной защиты органов дыхания и зрения человека от токсичных продуктов горения; информация о количестве людей с ночным пребыванием не передается в подразделения пожарной охраны; здания для летнего детского отдыха не обеспечены телефонной связью и устройством для подачи сигнала тревоги при пожаре» — перечень нарушений занимает десятки страниц в этом деле. Лукьянову и Барановскую обвинили также в том, что «территория лагеря находится в неудовлетворительном состоянии, беспорядочно гуляют птицы (куры, утки и т. д.), домашние животные, при этом загрязняя территорию продуктами своей жизнедеятельности, что не соответствует требованиям п. 12.10 СанПиН». На стадии суда обвинение несколько изменилось — в частности, адвокаты доказали, что эвакуационный выход в одном из домов был.

Среди прочих обвинений — отсутствие мыла у умывальников и клеенок на столах. «И мыло было, и клеенки тоже,— говорит Лукьянова,— но следователи пришли к нам, когда детей, организаторов и всего инвентаря в лагере уже не было, и доказать, что во время смен все было на месте, мы не смогли».

Экспертиза для пепси-колы

Адвокат Дмитрий Журавлев полагает, что следователи изначально неверно квалифицировали дело, посчитав две избы, деревенский двор и плац для верховой езды стационарным лагерем. Соответственно, и требования к программе Лукьяновой предъявлялись как к стационарному лагерю. Того же мнения придерживается и Игорь Дрогов, член президиума Федерации спортивного туризма России, мастер спорта СССР по туризму: в судебном процессе он выступал в защиту Лукьяновой и Барановской. «Следствие применило по этому делу СанПиНы к стационарным лагерям,— рассказывает Дрогов.— Я спросил обвинителя в суде, на каком основании. Они говорят, что изба — это стационарное сооружение. Нет, изба — это частное жилище, а не сооружение для организованного отдыха детей. Где в законе написано, что изба может быть стационарным лагерем? И почему бы не применить к Лукьяновой и Барановской СанПиНы к палаточным лагерям? Тогда большей части обвинений не возникло бы вовсе. А ведь палатки там были, и в них жила часть группы. Нет, они стоят насмерть: это стационарный лагерь. Но никак нельзя применять СанПиНы для стационарных лагерей к такому виду отдыха. Я спросил у представителя Роспотребнадзора, кто определяет форму лагеря. Он ответил, что организатор. У Лукьяновой ни в одном документе не написано, что это лагерь какой-то формы. Она пишет, что это программы обучения детей общению с лошадьми, конной верховой езде. А к таким программам вообще другие требования. Так почему следствие считает это лагерем? Может, потому, что активный туризм так их пугает, что они хотят закатать его в асфальт?»

Один из серьезных пунктов обвинения — все участники конной спортивной программы пили воду из деревенского колодца. Вскоре после жалобы Грачевой и Ларина в деревню Старое приехали представители торжокского Роспотребнадзора и взяли пробу воды из местного колодца. Экспертиза показала, что вода не соответствует стандартам. Это стало еще одним аргументом против Лукьяновой и Барановской: непригодная для питья вода опасна для здоровья. Только обвинение упустило из виду, что воду из этого колодца пьют все жители деревни. «Если вода непригодная, Роспотребнадзор должен закрыть этот источник, а власти обязаны обеспечить местных стариков питьевой водой,— говорит Игорь Дрогов.— Но нам прямо говорят, что местные жители никого не интересуют». Впрочем, у Дрогова есть сомнения в том, что выводы экспертизы верны. «На суде мы попросили представителя Роспотребнадзора рассказать о том, как проводилась экспертиза. Нам показали фотоматериалы, как эксперты берут воду из колодца. На фото видно, что воду наливают в бутылки из-под пепси-колы и еще какой-то газировки. И вот в такой нестерильной посуде ее отправляют на экспертизу. Какое доверие может быть у меня к выводам экспертов?»

Дмитрий Журавлев подтверждает, что воду для исследования брали из колодца с нарушениями: «В частности, при получении пробы воды сотрудники ФБУЗ “Центр гигиены и эпидемиологии в Тверской области в городе Торжке” использовали шланг и насос для разлива воды в тару, что недопустимо при подобных исследованиях. Кроме того, суд установил, что для подтверждения факта устойчивости и объективности результатов необходим дополнительный забор воды, а его не произвели».

В другом пункте обвинения говорится: печь в одном из домов была неисправной, что создавало пожароопасность. «Я их спрашиваю: ребята, вы чего, какая печка летом? — рассказывает Дрогов.— А они гнут свое. Пишут, что провода оголенные. Лукьянова пригласила экспертов, они написали заключение: провода обесточены, нет напряжения. Опять не слышат. Дальше — утверждают, что в доме использовались лампы накаливания, а вожатые говорят, что это были обычные энергосберегающие лампы».

По мнению Дрогова, нарушения СанПиНов, которые были в лагере Лукьяновой и Барановской, не угрожали безопасности детей — нет пострадавших, все живы и здоровы, программы завершены, дети дома.

А значит, под уголовную ответственность эти нарушения не подпадают и могут быть рассмотрены в административном порядке. Такое же дело, напоминает Дрогов, в прошлом году завершилось в Карелии — там против организатора детского краеведческого лагеря «Золото Белого моря» Дениса Орлова было заведено уголовное дело по той же 238-й статье. Однако суд понял, что нарушения СанПиНов, о которых шла речь, имеют весьма слабое отношение к детской безопасности, а экспертизы лодок и оборудования, используемых в лагере, показали, что вопросам безопасности там уделяли большое внимание. Суд прекратил уголовное дело и назначил Орлову штраф, судимости у него нет. У Лукьяновой и Барановской будет судимость, хотя от их действий никто не пострадал. «Пока длилось следствие, мы предоставляли все необходимые документы, проделали за свой счет огромное количество независимых экспертиз, которые по целому ряду предъявленных нам обвинений подтвердили, что никакой угрозы жизни и здоровью детей не было,— говорит Лукьянова.— Но все наши доказательства разбивались о железобетонную логику обвинения: нам говорили, что мы защищаем себя, значит, наши доводы несостоятельны».

Прецедент против туризма

Обвинительный приговор Торжокского городского суда создает опасный прецедент, считает адвокат Журавлев. «Обвинения в адрес Лукьяновой и Барановской необоснованны, но, даже если бы они были обоснованными, дело нужно было рассматривать не в уголовном процессе, а в административном производстве,— утверждает адвокат.— Закон предусматривает назначение наказания за совершение нескольких административных правонарушений (ст. 4.4. КРФоАП), а при совершении лицом двух и более административных правонарушений административное наказание назначается за каждое из них. При этом множественность совершенных административных правонарушений не влечет уголовной ответственности, что исключает наказание подсудимых в соответствии с какой-либо нормой УК РФ».

В то же время статью 238 УК РФ в последнее время стали часто использовать для «правовых манипуляций в сфере организованного детского туризма и отдыха», отмечает адвокат. «И теперь, после решения Торжокского суда, надзорные органы увидели, что за нарушение СанПиНа можно привлекать по уголовной статье».

«Любой руководитель в сфере детского туризма и организованного отдыха может получить теперь уголовное дело за одно-единственное нарушение СанПиНа,— резюмирует, в свою очередь, Дрогов.— И это при том, что соблюсти все СанПиНы в походном лагере при нынешнем законодательстве невозможно. Я не знаю, кому нужно, чтобы в этой сфере все ходили под статьей».

Лукьянова вспоминает, как весной прошлого года присутствовала на слушаниях в Госдуме, инициированных Федерацией спортивного туризма. Мнение участвовавших в мероприятии туристов сводилось к тому, что требования законодательства к походным лагерям бессмысленны. «Кто-то рассказал, что от него потребовали поставить 200-литровую бочку с водой рядом с местом разведения костра, а это лес, туристы встали на стоянку, водоема поблизости нет,— делится Наталья.— Кто-то рассказал, что три года подряд их лагерь в предгорье штрафовали за отсутствие спасательной шлюпки. В итоге шлюпку они купили, хотя рек там поблизости нет. А руководство национального парка в Смоленской области обязали завести для палаточного лагеря ЧОП на постоянной основе».

Игорь Дрогов считает, что чиновники не понимают смысла детского туризма, боятся его и поэтому пытаются зарегулировать эту сферу.

Осенью прошлого года депутаты внесли в Госдуму сразу два законопроекта: один предлагает ввести в законодательство термин «экстремальный туризм», другой в числе прочего обязывает регионы составлять реестр рекомендованных туристических маршрутов, а также публиковать всю переписку родителей с органами власти по вопросу детского отдыха. По мнению экспертов, такие законы приведут к сокращению палаточных лагерей и детских туристских программ, а в итоге могут вообще уничтожить туризм как отрасль (подробнее о проблеме — в интервью специалистов).

«В сфере активного отдыха и туризма работают энтузиасты, которые хотят воспитывать детей, любящих и знающих свою страну,— говорит Дрогов.— Но их все время бьют по рукам. Чиновникам проще все запретить, лишь бы спать спокойно. А то ведь детям опасно видеть живую деревню, домашнюю птицу, лошадей, жить в избе, готовить на костре. Проще закрыть этих детей в бетонной коробке перед телевизором. Они не только туризм убивают, они убивают в людях интерес к себе, к стране, веру в будущее. В Тверской области вымирает деревня. Вот в Старом живут несколько стариков. Они говорят: “Уедут конники, мы и помрем, нам тут некому будет дров наколоть”. Зачем вытравливать оттуда малых предпринимателей? Надо держаться за этих людей, они туда жизнь приносят».

«Фактически творится тихое преступление»

Сергей Грицун, председатель совета Союза организаторов детского активного туризма (СОДАТ)

— Правда ли, что детский организованный туризм в стране умирает?

— К сожалению, количество детей, охваченных туризмом, сокращается с каждым годом. Эта отрицательная динамика коснулась и активного, и экскурсионного, и других видов детского туризма. Только за 2017 год число детских лагерей сократилось примерно на 20% по сравнению с 2016-м. Конечно, на эту тенденцию оказала влияние и карельская трагедия — в первую очередь то негативное информационное поле, которое было создано СМИ вокруг детского отдыха и туризма, прежде всего активного туризма. У многих родителей появился иррациональный страх, нежелание отпускать от себя детей. А повышенное внимание федеральных структур к организаторам детского отдыха и туризма привело к тому, что у чиновников на местах стало явно преобладать желание любыми способами препятствовать работе туристических лагерей и организации походов. Нежелание рисковать карьерой породило позицию превентивного запрета. Такими запретами, делающими невозможной работу многих лагерей, чиновники просто выталкивают ребят в сферу неорганизованного детского отдыха, а это приводит к печальным и трагическим последствиям.

За лето 2017 года в стране утонули 215 детей, а в целом 623 ребенка пострадали на неорганизованном отдыхе.

Фактически творится тихое преступление, когда из-за равнодушия чиновников дети остаются без присмотра, погибают на стройках, тонут в водоемах, страдают от ударов электрическим током. Любой организованный отдых априори безопаснее, чем та ситуация, когда дети предоставлены сами себе.

— Плюс к тому в сфере детского отдыха еще много нестыковок в законодательстве.

— Да, и это создает для организаторов большие сложности в работе. Например, по СанПиНу в палаточном лагере должен находиться медработник, а по закону о здравоохранении медработником может называться только лицо, работающее в лицензированном медучреждении. По существующим же сегодня правилам лицензирования палаточный лагерь невозможно лицензировать как медучреждение, так как у него отсутствуют здания, строения и сооружения.

— Получается, если в палаточном лагере есть врач, то это нарушение закона?

— Да. Эти несоответствия в нормативных правовых документах ставят даже самого добросовестного организатора детского отдыха в такое положение, когда он где-то что-то обязательно нарушает.

— И за это его могут привлечь как по административной статье, так и по уголовной?

— Вполне могут и по уголовной. Статья 238 УК РФ очень общая, и непонятно, где проходит граница между административной ответственностью и уголовной. Данный факт оставлен на усмотрение работников следственных органов в каждой конкретной ситуации. И конечно, пристальное внимание со стороны силовых структур к сфере детского туризма и отдыха, огромное количество проверок, необоснованное возбуждение уголовных дел по статье 238 УК РФ в отношении организаторов детского отдыха мешают развитию этой сферы. Нам известны случаи, происшедшие за последний год, когда смена давно закончилась, дети в добром здравии вернулись домой, никаких серьезных происшествий и пострадавших нет, а к организатору лагеря без видимых оснований приходят следственные органы. Конечно, это приводит к оттоку профессионалов из данной сферы. А ведь именно профессиональные кадры и являются залогом безопасного детского отдыха.

— Кто же все-таки отвечает за детский туризм в стране — Минобразования или Министерство культуры?

— В прошлом году Министерство образования и науки РФ было определено как ведомство, отвечающее за детский отдых и оздоровление. Но за туризм отвечает Министерство культуры и спорта. Кто отвечает за детский туризм — до конца непонятно. Поэтому некоторые нормативно-правовые акты принимаются и там и там. Конечно, проще было бы уже определить ответственное за детский туризм ведомство и прояснить двойственную ситуацию.

— Депутаты от «Единой России» внесли в Госдуму законопроект об «экстремальном туризме», чтобы повысить безопасность в этой сфере. Вы согласны с появлением самого термина в российском законодательстве?

— Если точнее, то депутаты Хасанов, Бессараб и Шхагошев предложили два законопроекта, поправки к двум законам. Первая касалась изменения закона о туристской деятельности, где они и предлагают ввести понятие «экстремальный туризм»; вторая предполагает лицензирование снаряжения и оборудования, используемого в экстремальном туризме, а также лицензирование обучения специальным навыкам и знаниям по использованию этого оборудования и снаряжения. Второй законопроект был отправлен на доработку и требует отдельного заключения правительства, поскольку лицензирование в этой сфере подразумевает введение дополнительного сбора. А вот первый законопроект, возможно, пройдет.

— То есть в России появится понятие «экстремальный туризм».

— Да. Чем это плохо? У нас туризм сегодня и так сильно забюрократизирован. Введение дополнительного лицензирования не повлияет на фактическую безопасность, а лишь усложнит деятельность добросовестных организаторов туризма. Что такое лицензия? Это дополнительная документация и дополнительные сборы, не имеющие отношения к настоящей безопасности. В итоге все те виды туризма, которые назовут экстремальными, будут уходить в тень, плодить коррупцию, а это не способствует повышению безопасности. Поэтому отношение профессионалов туристической сферы к законопроекту скорее негативное. Конечно, порядок наводить в отрасли надо, но методы, которые сейчас используются, на мой взгляд, неэффективны.

— А что повысило бы безопасность?

— Безопасность — это прежде всего кадры. К вопросам безопасности нужно подходить не в разрезе ужесточения законодательства, а в плане улучшения системы подготовки кадров. Сейчас законодатели пытаются сделать всю сферу детского туризма более жесткой и забюрократизированной. Но для эффективной и безопасной работы нужно не увеличивать количество документов, а выстроить вменяемую систему подготовки людей, которые будут работать с детьми, водить походные группы и так далее. Такие меры сказались бы положительно на безопасности отрасли в целом. Сейчас же ситуация весьма неопределенная. С одной стороны, принят профстандарт «Инструктор-проводник», а с другой — непонятно, как он будет внедряться, кто готовит инструкторов-проводников, какие организации проводят их аттестацию. Ввели профстандарт старшего вожатого, а профстандарт вожатого не ввели. И опять непонятно: как и кто будет готовить вожатых? Кто будет выдавать им сертификаты или свидетельства, как эти документы будут признаваться проверяющими органами?

— Еще один законопроект был внесен осенью прошлого года в Думу Ириной Яровой: он декларирует повышение уровня безопасности детей в туризме и на отдыхе. Что вы о нем скажете?

— Этот законопроект предлагает сразу несколько поправок. Когда принимали 465-й федеральный закон, вносящий изменения в ряд других документов, в том числе в № 124-ФЗ «Об основных гарантиях прав ребенка», то из-за спешки не прописали один важный аспект. В законе говорится, что субъекты федерации должны создать реестры организаций отдыха детей и их оздоровления, но не указано, что эти реестры должны быть размещены на официальных сайтах региональных администраций в сети интернет. Поэтому первая поправка, которую предлагает Яровая в законопроекте, логична, в ней нет ничего страшного, и пусть эти реестры публикуются в интернете. Это даст право родителям смотреть, входит ли лагерь, куда они отправляют детей, в официальный реестр. Вопрос только в одном: кто будет инициировать внесение организаций отдыха и оздоровления в реестр, какая будет методика внесения? И нам бы очень не хотелось, чтобы там появились избыточные требования.

Вторая поправка этого законопроекта касается взаимодействия исполнительных органов власти, ответственных за детский отдых, и родителей. Предлагается публиковать в интернете все запросы от родителей и ответы на них от органов исполнительной власти. Я считаю, что большого смысла в этом нет. Каждый родитель задает очень узкие, персональные вопросы относительно своего ребенка. Это не системно. Поэтому проще, на мой взгляд, обобщить вопросы родителей и опубликовать ответы на часто задаваемые вопросы, чтобы не перегружать порталы бессмысленной информацией, которую никто не будет читать, а людей — лишней работой.

Было бы разумно вместо переписки родителей с органом власти публиковать на официальном сайте акты проверок организаций отдыха детей и их оздоровления. Например, пришел в лагерь Роспотребнадзор, проверил, составил акт — вот он, в открытом доступе, можно прочитать. Пришло МЧС с проверкой — тоже легко ознакомиться с актом. В таком случае можно будет понять, проверяются ли эти организации, кем они проверяются и есть ли у них нарушения. Вот это было бы полезно для родителей, давало бы им реальную картину происходящего в конкретном лагере.

Далее, законопроект предлагает родителям заключать с органом власти, ответственным за детский отдых и оздоровление, типовой договор.

— Но сейчас родители и так заключают договор с руководством лагеря.

— Да, но законодатели боятся, что какие-то важные пункты не будут в этом документе отражены. Поэтому они хотят разработать типовой договор. Но тут от законодателей необходимы пояснения. Что это за договор? Это базовый бланк, в который нельзя внести изменения? Если да, то это, по нашему мнению, неправильный подход. Существует много типов лагерей: дневные лагеря, лагеря труда и отдыха, палаточные, стационарные корпусные и так далее. И у каждого лагеря есть свои особенности. Если особенности не отражать в договоре, это уж точно не будет способствовать повышению безопасности. Например, палаточные лагеря часто располагаются в естественной природной среде, в удалении от медицинских учреждений, так что при некоторых заболеваниях, например при астме, пребывание в палаточном лагере противопоказано. В то время как в корпусном оздоровительном лагере или в санатории ребенок с астмой спокойно может отдыхать. Если в типовом договоре будут содержаться обязательные требования, но при этом в него можно будет вносить дополнительные в зависимости от типа лагеря, такую поправку я бы счел положительной. Но сейчас законодателям необходимо все эти вопросы уточнить.

Наконец, законопроект предлагает закрепить такое понятие, как «рекомендованные туристические маршруты»: в каждом субъекте РФ должен быть размещен на официальном портале перечень рекомендованных — безопасных — маршрутов. Как профессиональное сообщество, мы выступаем за то, чтобы слово «рекомендованный» трактовалось правильно. У нас в стране, к сожалению, очень часто «рекомендованный» чиновники понимают как «обязательный к исполнению». В области детского туризма такая трактовка будет губительна. Руководитель походной группы сам решает, по какому маршруту вести детей. Его решение зависит от погодных условий, от уровня подготовки участников, от целей похода и ситуации в группе. Походы могут иметь совершенно разные цели и тематику, а это напрямую влияет на выбор маршрута.

Целью похода может быть знакомство с особенностями ландшафта, биологическими объектами или историческими местами, и не всегда типовые рекомендованные маршруты могут соответствовать целям и задачам похода, а значит, быть оптимальными и безопасными. Часто бывает так, что кто-то из группы заболел — приходится сокращать и менять маршрут. А где-то из-за погодных условий необходимо пойти в обход запланированной точки. Бывает и по-другому: группа сильная, и запланированный маршрут нужно усложнить, чтобы детям было интересно.

Мы опасаемся, что без уточнений и правильного подбора формулировок по данному предложению любое изменение типового рекомендованного маршрута будет трактоваться чиновниками как запрещенное действие и грозить руководителю похода уголовным преследованием по статье 238 за оказание услуг, не соответствующих требованиям безопасности. К сожалению, такие прецеденты уже были. Директор туристического лагеря «Золото Белого моря» привлекался по этой статье — в частности, за использование в лагере спасательных жилетов, которые не соответствуют требованиям ГОСТа. При этом по закону «О стандартизации в РФ» применение ГОСТов — дело сугубо добровольное, «рекомендованное».

— Может быть, такие списки рекомендованных маршрутов вообще не нужны?

— Рекомендованные маршруты нужны для тех групп, которые идут в поход по данному региону в первый раз. Но если при этом не будет возможности идти по маршрутам не из рекомендованного списка, выбранным руководителем похода, то смысл активного туризма вообще теряется.

«Безопасность — это система получения ребенком навыков, которые помогут ему избегать опасности или преодолевать ее»

Владимир Омельченко, замдиректора Федерального центра детско-юношеского туризма и краеведения

— Введение понятия «экстремальный туризм» считаю ненужным и вредным. Для примера: когда Минкульт разрабатывал свои требования к маршрутам для туроператоров, мы настояли на том, чтобы термин «опасный маршрут» был заменен на термин «сложный маршрут».

Опасность — категория субъективная: если я экипирован, у меня теплая одежда, то мне идти при температуре 0 °С не опасно. А если кто-то в майке вышел, для него опасно.

Когда в 2016 году мы на Северном полюсе встречали детей — участников арктической экспедиции при температуре –25 °С, то чувствовали себя гораздо комфортнее, чем в Подмосковье при –5 °С. Потому что дома мы зачастую одеваемся без учета температурных условий, а к полету на полюс все готовились очень серьезно и были экипированы с учетом всех возможных температурных аномалий. Опасность — это категория, которая складывается из многих составляющих.

Но у нас в надзорных органах спекулируют на теме детской безопасности. А второй законопроект, где депутаты пишут о том, что он повысит безопасность путешествий и в целом детского туризма, на самом деле ничего не повышает. Ни один фактор, который они вводят, ни одно нормативное регулирование в этих вопросах никак не влияет на безопасность.

По большому счету безопасность — это система получения ребенком навыков, которые помогут ему избегать опасности или преодолевать ее. У нас же безопасностью считают полную изоляцию ребенка от любой потенциально сложной ситуации. Возьмите школу. Урок физкультуры потенциально опаснее урока литературы. Но его не отменяют, потому что он наряду с риском дает ребенку то, что не может дать урок литературы. Человек, который не двигается, не перемещается, неактивен, в конечном счете начинает болеть, то есть урок физкультуры напрямую влияет на его здоровье. И даже если ребенок получил травму на физкультуре, учителя не ставят за это к стенке. Если же кто-то из детей получит травму в походе, руководителя привлекут к ответственности. Чиновники сразу заговорят об экстремальной ситуации. Однако, если ребенок получил более тяжелую травму дома, пока родители работают, а он болтается без дела, за это ни с кого не спрашивают. Любой организованный отдых безопаснее неорганизованного. Зачем его так бюрократизировать? Чиновники под видом повышения безопасности просто снижают риски для себя.

— Получается, что руководитель похода несет ответственность за то, за что, например, тренер в спорте не несет?

— Да, потому что в сфере активного детского отдыха очень много требований. В спорте есть такое понятие, как «допустимый риск». И если тренер выполнил все свои обязанности, а спортсмен где-то перегнул палку и получил травму, то тренер не несет за это ответственности. У человека, отвечающего за жизнь ребенка, ответственность колоссальная. Но он тоже должен быть защищен в тех случаях, когда выполнил все требования. Например, дети проинструктированы, им разъяснено, что воду пьют только из бутылок или из разрешенных источников, а ребенок за спиной инструктора выпил воду неизвестно откуда и заболел. Так вот, по действующему законодательству инструктор и руководитель похода понесут за это ответственность. Ситуация складывается спекулятивная: ты сделай все как положено, а мы все равно тебя накажем.

Кроме того, я считаю важным ввести понятие допустимого риска. Мы же понимаем, что в жизни ребенка есть определенный риск, и такой риск допустим: он идет по улице, переходит дорогу, садится в электричку. В походе тоже есть допустимый риск, хотя поход безопаснее самостоятельных — и бесконтрольных — передвижений ребенка по улицам. И невозможно устранить все эти риски. Человек взаимодействует с окружающим миром, в котором есть опасности. Его нельзя накрыть стеклянным колпаком. Без осознания этого в условиях дальнейшей спекуляции надзорными органами темой детской безопасности в сфере активного отдыха мы только усугубляем проблему улицы: родителей фактически убеждают, что в походе ребенку опасно, а на улице безопасно.

— Что вы думаете про рекомендованные туристические маршруты, они нужны?

— Я начну с другого. Вот у нас есть спасательные жилеты по ГОСТу от 1978 года, именно их рекомендовано использовать в турпоходах. Эти жилеты рассчитаны на выживание в катастрофе: потерпели крушение самолет, пароход, большое судно, человек в воде — как поплавок, на жилете красная лампочка, чтобы его заметили, свисток, чтобы его услышали. Но эти же жилеты на байдарках — в активном туризме — представляют угрозу здоровью и даже жизни туриста, потому что здесь в случае падения в этом жилете можно шею повредить, и в них нельзя активно двигаться, а чтобы выжить в холодном озере, надо активно двигаться. Тем не менее у нас сегодня руководителей лагерей привлекают за то, что они используют в своих программах не эти жилеты, а более профессиональные. Любое рекомендованное у нас становится обязательным, к сожалению. То же самое будет с маршрутами, если закон примут. Мне кажется, у депутатов произошла путаница в понятиях, они считают маршрут неким неизменяемым объектом, когда тропа промаркирована, отмечена флажками и обозначена как путь следования. Но это не так. Когда мы читаем, что какое-то региональное правительство в прошлом году разработало 20 новых детских маршрутов, это вызывает улыбку. Переводя на нормальный язык, регион разработал 20 новых путей передвижения. А у нас в одном и том же лесу может быть 1000 путей передвижения!

— Так чем плохо, если будет определено 20 рекомендованных маршрутов?

— Маршрут — это путь передвижения, который может изменяться каждую минуту в зависимости от ситуации. Не может быть рекомендованного маршрута. Специалисты против введения данного термина, ведь именно это опасно для детей. В разных природных условиях, в разные сезоны один и тот же маршрут может быть как опасным, так и безопасным, и об этом знают опытные инструкторы, а не чиновники. Например, подъем в гору после дождя более опасен, чем подъем в ту же гору в обход. А в условиях несошедшего снега подъем в гору напрямую более труден, но более безопасен, потому что на обходном пути может сойти лавина. И таких ситуаций множество. Сам путь следования не может становиться предметом регулирования органами местной власти как таковой. Это не входит в их полномочия. Если мы говорим об экспедициях, они тоже не могут быть рекомендованы, потому что экспедиция подразумевает исследовательскую часть, дети активно что-то ищут, а поиск всегда предполагает какие-то отклонения от маршрута. Наконец, у нас есть Конституция, которая гарантирует свободу передвижения. Почему депутаты хотят ограничить это право?

— То есть, на ваш взгляд, никакого регулирования здесь вообще не надо?

— У нас есть прекрасная система маршрутно-квалификационных комиссий (МКК), нужно ее развивать. Сейчас она действует только в спортивном туризме, но эта система существует сто лет, и она показала себя с наилучшей стороны. Там сидят не чиновники, которые никогда не выходили с палаткой, там опытные туристы, которые грамотно оценят экипировку, возраст, готовность ребенка к такому маршруту. Если я хочу получить 1-й спортивный разряд, мне никакая МКК его не даст, потому что для 1-го спортивного разряда мне надо пройти три перевала определенной категории сложности, я должен иметь соответствующую экипировку и подготовку. И эта МКК не пустит на маршрут неготового ребенка. Такая система хороша и для развития ребенка, и для его реальной безопасности. Ребенок перед комиссией должен защитить свой маршрут. То есть он должен его спланировать, изучить. Для того чтобы мы прошли по реке Пра, дети садятся, изучают карты, читают отзывы других туристов, планируют, где они смогут приобрести продукты, где ночевку запланировать. А как это может определить заранее чиновник из своего кабинета? У нас был случай, когда группа московских детей поехала на Алтай и с ними в поход отправили работников Роспотребнадзора — в командировку. И вот дети идут пешком, сотрудники едут на лошадях и начинают возмущаться: почему дети сели здесь, ведь у них стоянка запланирована дальше? Им объясняют: прошел дождь, идти тяжелее, ребята устали чуть больше обычного. В условиях активного способа передвижения, когда скорость движения зависит от ряда факторов, нельзя с точностью до 100% запланировать место стоянки, место ночевки, программа определяется педагогом и изменяется в зависимости от состояния детей, погодно-климатических условий. Если, например, прохладно стало, лучше пойти солнечной стороной, а при жаре — уйти в тень. То есть сейчас те решения, которые на месте должен принимать педагог-инструктор, отдают на откуп непрофессиональным чиновникам. Конечно, они не будут этого делать — это разрушит активный туризм.

— Может быть, активный туризм сегодня уже и не нужен?

— Неделю назад я ехал в Белоруссию, загорелась соседняя машина. Мы начали тушить, еле-еле справились с десятью огнетушителями. Потом я посмотрел видео, как это делается, и понял, что мы все делали неправильно, хотя все это мы когда-то учили. То же самое с детьми. Мы их учим чему-то на ОБЖ, но теоретическая часть запоминается плохо. А если ребенок на практике отработал навыки, он их уже не забудет. В активном туризме ребенок может научиться всему. Самообслуживанию, самообороне, коммуникации.

«Если такой лагерь официально будет определен экстремальным, то все в этой сфере будут ходить под статьей»

Игорь Дрогов, руководитель рабочей группы по детскому спортивному туризму Координационного совета по развитию детского туризма при правительстве Российской Федерации, член президиума Федерации спортивного туризма России, инструктор туризма международного класса, кандидат педагогических наук

— Что вы думаете о законопроектах, которые предлагают ввести понятие «экстремальный туризм», а также вводят новые регуляторные механизмы в области детского туризма?

— Законопроект Яровой я считаю невыполнимым хотя бы потому, что публиковать всю переписку родителей с органами власти на тему детского отдыха просто невозможно.

Законопроект, предлагающий ввести в закон о туристской деятельности понятие «экстремальный туризм», я считаю вредным. Он будет способствовать уничтожению всего туризма. У нас нет научно обоснованного понятия «экстремальный туризм» не потому, что кто-то недоработал, а потому, что его невозможно определить. Несколько лет назад на научных конференциях в Российском госуниверситете физической культуры, спорта, молодежи и туризма лучшие ученые не сочли необходимым формулировать понятие «экстремальные виды деятельности» в спорте и туризме. Проживание в палатке — это экстрим? Для кого-то да, для меня нет. Если ребенку, который ни разу никуда не выезжал из Москвы, придется поставить в лесу палатку, развести костер и сварить кашу — он окажется в экстремальной для него ситуации. Но его ровесник с походным опытом сделает все с легкостью, это для него обычное дело, и никакого экстрима нет. Человек, который впервые садится за руль автомобиля, оказывается в экстремальной ситуации, а для человека с многолетним стажем это повседневная рутина. Как тут вывести общее для всех понятие?

— А скалолазание, например, не может быть экстремальным туризмом?

— Нет. Оно может быть видом спорта, а может быть составной частью организованного отдыха, в котором участвуют только подготовленные люди. И если люди занимаются этим постоянно, то подняться на определенную высоту для них несложно.

— Наверное, экстремальным может быть то, что не под силу большинству? Большинство ведь не карабкается по скалам на головокружительную высоту.

— Но на высоте никто не будет проводить организованную туристскую программу для неподготовленных людей. Кто-то сам по себе может полезть на высоту, народ сейчас чумовой. Ладно, на Эльбрус идут без подготовки, так ведь на Эверест лезут. Сердце не выдерживает, кислорода не хватает, там огромное международное кладбище. И как вы будете регулировать жизнь таких людей? Их выбор. Но какое отношение все это имеет к организованному туризму? Люди, которые занимаются организованным туризмом, в первую очередь думают о безопасности. Любое ЧП — и организатор сядет. Никто не хочет сесть, понимаете? Поэтому термин «потенциально опасный» нельзя применять в целом ко всему активному отдыху. При правильной организации активный отдых не может быть опасным, он планируется исходя из подготовки туриста, который идет по маршруту с подготовленным инструктором-проводником, гидом. Опасным этот отдых становится, если нет квалифицированного инструктора или организованных форм отдыха.

Те туристические фирмы и компании, которые соблюдают технику безопасности и нанимают подготовленных специалистов для сопровождения групп, работают на рынке безаварийно десятилетиями и оказывают качественные услуги. Поэтому организованный туризм — это безопасно. И не надо все усложнять.

— То есть вы считаете, что законодатели путают понятия «одиночный турист» и «организованный туризм»?

— Они вообще там все путают. И в частности, смешивают туризм и отдельные виды спорта. Альпинизм, скалолазание, ледолазание, серфинг, дайвинг и другие виды активного отдыха не имеют прямого отношения к туризму, а являются самостоятельными видами спорта. В туризме они могут быть использованы частично в зависимости от вида туристской программы.

В законопроекте о внесении изменений в статью 12 ФЗ «О лицензировании отдельных видов деятельности» депутаты употребляют такие термины, как «туристические услуги», «туристические продукты», хотя в законе «Об основах туристской деятельности в РФ» таких терминов нет. Они дают неверные определения: спелеология — это не туризм и отдых, а наука; караванинг — путешествие в автодомах, которое можно отнести к автотуризму, а не к «путешествиям, походам на верблюдах, лошадях, собачьих упряжках». Ошибочно и утверждение в пояснительной записке: «…во время летнего периода в России погибло более 200 детей, еще 632 ребенка пострадали. Причины разные, чаще всего — недостаточный контроль безопасности детского отдыха». Эти дети пострадали как раз в результате невозможности получить услуги организованного отдыха. Совершенно очевидно, что законопроект готовили люди, не погруженные в тему. То же самое могу сказать о законопроекте, которым депутаты хотят внести изменения в закон «О лицензировании отдельных видов деятельности» и заставить нас лицензировать снаряжение. Это бессмысленный и вредный законопроект.

— Почему вы считаете, что лицензирование оборудования и снаряжения в этой сфере не нужно? Разве это не связано с безопасностью?

— Все снаряжение, используемое в туризме и альпинизме, проходит тестирование либо имеет сертификат безопасности. Производится оно в соответствии с требованиями ГОСТов, технических условий и международных стандартов CE и UIAA. Кроме того, существуют правила выбраковки и сроков использования снаряжения — веревок, страховочных систем и так далее. Так что инициативу о необходимости лицензирования снаряжения я считаю избыточной, она приведет к удорожанию услуг и создаст дополнительные трудности для организаторов активного отдыха и туризма.

Вообще, ужесточение организации активного отдыха путем вывода его в экстремальную сферу деятельности приведет к очень плохим последствиям.

Уже сегодня любого организатора палаточного лагеря можно подвести под статью 238 УК РФ «Производство, хранение, перевозка либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности».

А если такой лагерь официально будет определен экстремальным, то все в этой сфере будут ходить под статьей. Кто захочет заниматься активным туризмом? В итоге организаций по организации отдыха и туризма будет все меньше, стоимость этих услуг на рынке резко вырастет, количество пострадавших на неорганизованном отдыхе детей — тоже. О какой безопасности речь?

«И никто не говорит о том, что у нас в стране 70 лет существует прекрасная система безопасности в спортивном туризме»

Сергей Минделевич, руководитель комиссии по детско-юношескому и молодежному туризму общественного совета при Ростуризме, советник руководителя Ростуризма, член Координационного совета по развитию детского туризма при правительстве РФ

— После трагедии в Карелии на Сямозере детский активный отдых и туризм просто уничтожаются. За прошедший год по детскому туризму принято больше регламентирующих документов, чем за предыдущую четверть века. И каждое ведомство придумывает поводы, чтобы усложнить организацию лагерей и походов. Чиновники, похоже, считают, что чем больше бумажек, тем безопаснее мероприятие.

Скажем, московскому педагогу, учителю рядовой школы, для того чтобы сходить в поход с детьми хотя бы на неделю, нужно оформить до 70 видов документов (перед походом и после него). Из-за такого бюрократизма туризм в московских школах практически уничтожен.

Ситуация по всей стране катастрофическая. За десять лет количество детей в системе образования, которые ходили в походы, снизилось вдвое. В прошлом году их было около 700 тыс. по всей стране, а ведь десять лет назад в походы ходили более 1,5 млн школьников. Количество станций и центров детского туризма уменьшилось более чем в два раза, а некоторые станции объединили с другими организациями, и они превратились в центры творчества, где туризм совсем не приоритетен. Наглядный пример — Московская область. Пятнадцать лет назад была областная станция детского туризма на севере Москвы, занимала целый этаж большого дома. Объединили ее с другим учреждением дополнительного образования, в результате через несколько лет туризм там исчез, сейчас работает лишь один методист. Сейчас в области есть отдельные энтузиасты-педагоги, ведущие кружки в нескольких городах, но никаких туристских областных мероприятий — слетов, соревнований — не проводится.

У нас в Москве было несколько окружных центров по детскому туризму, их года два-три назад департамент образования Москвы объединил с ближайшими домами творчества или школами, и в результате туризмом занимаются все меньше. Теперь с руководителя учреждения спрашивают не количество походов и экскурсий, а общее количество охваченных дополнительным образованием детей. И финансирование всей образовательной организации зависит от этой цифры. А зачем директору заниматься туризмом? Там затраты: надо палатки закупить, спальники, другое оборудование, проезд оплачивать (дети ведь не за свой счет в походы ходят, а за счет бюджета). Директору проще открыть у себя кружок танца, кружок вязания, кружок лепки из соленого теста. Там затраты гораздо ниже. И никакой головной боли — а то вдруг в походе что-то случится! В результате что мы имеем? В домах творчества почти не осталось технических и туристских кружков, зато все больше кружков художественной направленности. Самые популярные — кружки лепки из теста, потому что тут самые низкие затраты.

Наши чиновники подменили понятия. Если президент ставил задачу расширения дополнительного образования как инструмента развития разностороннего детского потенциала, то чиновники превратили все в погоню за цифрами. А цифру можно получить только за счет ухудшения качества — сократить затратные кружки, открыть дешевые.

— И никак нельзя это изменить?

— Чиновники говорят, что повлиять на это нельзя, потому что по закону «Об образовании в РФ» направление кружков определяет директор организации. А какому директору захочется просто так увеличивать расходы? Его за это никто по головке не погладит.

— Может, дело не только в деньгах? Чиновники не считают детский туризм важным направлением?

— Разумеется, для них туризм — лишняя головная боль. Чиновники считают, что лучше все запретить. Они хотят оградить ребенка от опасности, вместо того чтобы учить преодолевать опасность или ее избегать. А это неправильно, разрушительно. Дети встречаются с опасностью даже тогда, когда идут по улице в школу. Надо учить детей избегать опасности, учить, чтобы они не переходили дорогу на красный свет и не лезли в горную речку — вот это действительно крайне опасно.

Что мы имеем в результате? На неорганизованном отдыхе минувшим летом утонули 215 детей, 632 пострадали в результате несчастных случаев. А сколько детей бегает по улицам без присмотра! Попадают под удары электрическим током, когда ездят на крышах электричек… А в походах прошлым летом ни один ребенок не утонул. Потому что в организованных походах безопаснее.

— Законопроекты, внесенные депутатами осенью 2017 года, не помогут изменить ситуацию?

— Один из них — законопроект об экстремальном туризме — называет туризмом то, что, по сути, туризмом не является. Вот депутаты говорят, что горные лыжи — это экстремальный туризм. Но, когда я катаюсь на горных лыжах на оборудованном склоне в Подмосковье, это считается услугой и регламентируется законом «О защите прав потребителей». То есть я не являюсь туристом, поскольку живу рядом. А когда я катаюсь на горных лыжах на Кавказе, то мой отдых почему-то вдруг должен считаться экстремальным туризмом и регламентироваться особо. Почему? Депутаты пытаются назвать туризмом то, что вообще не относится к сфере туристской отрасли.

Авторы законопроекта считают прыжок с тарзанки экстремальным туризмом. Но это лишь конкретная услуга. Ни один турист не покупает тур, в котором в программе записан прыжок с тарзанки. Он обычно прилетает, допустим, в Сочи, едет на экскурсию в Красную Поляну, по дороге видит этот высоченный мост с тарзанкой и спрашивает, что это. Ему говорят: «Хочешь прыгнуть?» Он может прыгнуть, может не прыгнуть. Этот прыжок с тарзанки — не туристская услуга (не трансфер, не обеспечение места проживания и прочее), просто отдельная услуга, которую можно квалифицировать как опасную. Но к туризму она не имеет отношения. У законодателей, к сожалению, вообще отсутствует понимание, что такое туризм.

— А сейчас прыжок с тарзанки чем-то регулируется?

— Только законом «О защите прав потребителей», хотя он вообще запрещает оказывать услуги, опасные для жизни и здоровья клиентов. Мы не исключаем, что нужен какой-то документ, который регулировал бы оказание особо опасных услуг. Но законопроект смешивает туризм с опасной услугой, что в корне неверно.

Сам по себе туризм не может быть экстремальным, то есть опасным для жизни и здоровья. Он может стать таким, когда турист не готов к походу, к прохождению маршрута, то есть не обладает нужными навыками, когда у него нет необходимого снаряжения.

Матвей Шпаро каждый год водит детей на Северный полюс (последние 100 км до полюса). Вот для вас это было бы опасно. Но для Матвея, который уже десятки раз туда ходил, и для его ребят, которые прошли специальную подготовку, это не экстремально, не опасно. Они умеют это делать, они хорошо экипированы, обучены.

А определение экстремального туризма, которое предлагают депутаты, настолько широкое и неконкретное, что под него подпадает вообще весь активный туризм, в том числе детский. Это приведет к полному его запрету.

— Вы считаете, что этот законопроект вообще не нужен?

— Да, мы считаем, его надо отклонить. И я знаю, что Минкультуры подготовило на него отрицательное заключение. Но это ничего не значит, потому что Госдума порой принимает законы и при отрицательном заключении правительства.

— Что вы думаете о втором законопроекте, внесенном Ириной Яровой?

— Госпожа Яровая обосновывает его повышением безопасности детей, но у меня много сомнений в том, что это повысит детскую безопасность. Одно из требований, которые она предлагает ввести,— публиковать переписку родителей с местными органами власти, отвечающими за детский отдых, в том числе и жалобы. Но, во-первых, такая переписка может нарушить интересы ребенка. Например, с ребенком произошло что-то неприятное. Даже скрыв его фамилию, но указав название лагеря, номер отряда и ситуацию, вы распространяете информацию, которая может ему навредить. Поэтому мы предлагаем включить туда поправку: публикация возможна только с согласия родителей или законных представителей.

Автор законопроекта пишет, что его реализация не потребует дополнительных финансовых вложений от государства. Это неправда. Правительство Москвы, например, в прошлом году за счет бюджета обеспечило отдых 120 тыс. детей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Родитель или законный представитель каждого ребенка писал заявление, на которое обязательно по закону дается ответ. 120 тыс. обращений, 120 тыс. ответов в одной Москве за короткий промежуток времени перед летними каникулами. И это мы не считаем тех, кто обратился, но получил отказ из-за того, что не попадает в целевую аудиторию. Можно ли представить, что кто-то в правительстве Москвы помимо своих служебных обязанностей в течение трех месяцев будет публиковать в интернете эти 250 тыс. обращений, вымарывая имена и фамилии детей в соответствии с законом о защите персональных данных? Это неминуемо потребует увеличения штатов, найма специальных людей. То есть потребует денег, и немалых. И главное — ради чего мы это делаем? В пояснительной записке пишут, что это повысит общественный контроль. А кто этот контроль станет осуществлять? Вы думаете, Общественная палата будет все лето изучать эти 240 тыс. публикаций?

— Не будет.

— И никто не будет. Это предложение нелепое, никому не нужное, но оно не самое страшное. Законопроект Яровой нехорош прежде всего тем, что предлагает размещать на сайтах органов власти рекомендованные туристские маршруты для детей. Что такое маршрут? Это путь следования туристов. Если одна группа идет по левому берегу реки, а другая — по правому, это два разных маршрута, возможно, с разными препятствиями. В одном перелеске могут быть десятки маршрутов. Вот учитель географии хочет показать какие-то элементы рельефа детям: он ведет их в такое место, где это можно увидеть (овраги, осыпи, скалы). Историк хочет показать места боев. Он разработает этот маршрут один раз, под конкретную группу. Это фактически индивидуальный маршрут. Если закон примут, то учитель должен будет предварительно зарегистрировать маршрут в местном органе власти, чтобы его опубликовали на сайте как рекомендованный. Но кто будет этим заниматься? У местных органов власти нет специалистов по туризму, чтобы определить, какой маршрут следует рекомендовать, а какой — нет. Маршрутов миллионы (и активные по разным видам туризма, и экскурсионные на поездах и автобусах), это просто невозможно осмыслить. Все эти бессмысленные требования приведут к тому, что учителя этим заниматься не будут — только турфирмы. В результате количество маршрутов, которые используются в детском туризме, сократится в тысячи раз. Наглядный пример — Крым, где Министерством курортов и туризма республики рекомендовано всего десять пешеходных маршрутов. Каждый — протяженностью от 2 до 10 км, то есть на один день. Ни одной ночевки в палатке. Это убьет весь детский активный туризм. Да и экскурсионный тоже. Нынешние дети и так плохо знают свою страну, а потом вообще перестанут выходить из квартир. Зато чиновники будут спать спокойно.

— Вы думаете, повышать безопасность в этой сфере не надо?

— Не такими методами. Наши чиновники и депутаты, как правило, абсолютно некомпетентны в вопросах туризма вообще и детского в частности. Они переносят ответственность на местные органы власти, чтобы те сами определяли, какой маршрут опасен, а какой можно рекомендовать, но не понимают, что местные органы власти столь же некомпетентны в детском туризме, как и сами депутаты. И никто — никто! — не говорит о том, что у нас в стране 70 лет существует прекрасная система безопасности в спортивном туризме, которая основывается на двух вещах: во-первых, на обучении туристов, во-вторых, на работе маршрутно-квалификационных комиссий, МКК. Если человек обучен, если он прошел соответствующую школу туристской подготовки, то он знает, как правильно ставить палатки, как спать в палатке и не замерзнуть, как преодолевать встретившиеся препятствия. А МКК — это общероссийская система общественных органов при региональных федерациях спортивного туризма. Эти комиссии состоят из наиболее опытных туристов, мастеров спорта по разным видам туризма. Они проверяют готовность группы к предстоящему походу, проводят консультации. Вот, к примеру, приходит руководитель группы с маршрутной книжкой, где указаны состав группы, опыт участников, приносит справки о совершенных ими ранее походах. Если турист прошел поход 2-й категории сложности, то он может пойти в поход 3-й категории, но никак не 5-й. Никак, это невозможно. Комиссия смотрит, какие препятствия на маршруте, какое у группы есть снаряжение для преодоления этих препятствий, какие карты. Опытный член МКК, который уже ходил по этому маршруту, говорит, например, что вот здесь одной веревки не хватит, надо три; вот здесь опасный порог, его надо пройти вдоль левого берега, а вот тут вообще обходим, несем по берегу все снаряжение, а этот перевал мы вам не разрешаем, потому что он с прошлого года камнеопасен. По правилам маршрутная комиссия кроме проверки бумаг может обязать группу приобрести спутниковый навигатор, изменить состав аптечки, может даже устроить туристам проверку на местности. И эта МКК, состоящая из опытнейших туристов, а не из чиновников, никогда в жизни не надевавших рюкзак, дает заключение, может ли группа отправиться на тот маршрут, который она запланировала, по силам ли он группе. Это система, сложившаяся за век работы, понимаете? Вот что надо расширять. А сейчас во всех 85 субъектах РФ всего 22 специализированные детские МКК.