Впервые о повороте северных рек как средстве борьбы с дефицитом воды в Средней Азии и Казахстане заговорили в начале 1970-х годов. В то время проблема орошения стояла там настолько остро, что даже на совещаниях у назначавшихся в качестве арбитров зампредов Совмина СССР споры о разделе воды между республиками лишь чудом не переходили в рукопашный бой.
Поворот северных рек как средство выхода из тупика предложили на политбюро первый секретарь КП Узбекистана Шараф Рашидович Рашидов и его казахский коллега Динмухамед Ахмедович Кунаев. У проекта века нашлось немало союзников. В первых рядах поворот рек поддержали в сельхозотделе ЦК КПСС. Проект нашел живой отклик и в недрах Министерства мелиорации и водного хозяйства СССР.Ввиду особых отношений с Леонидом Ильичем Брежневым товарищам Кунаеву и Рашидову удалось достаточно скоро заручиться его поддержкой. Против был Алексей Николаевич Косыгин, который требовал, но так и не получил ответа на простой вопрос: каким образом это мероприятие скажется на экологической и экономической ситуации в Сибири. Чиновники не без оснований полагали, что реки обмелеют, и завоз товаров и продовольствия на огромные территории на востоке страны станет не менее трудной проблемой, чем снабжение водой Средней Азии. Это было задолго до того, как против поворота северных рек на юг стали пламенно бороться писатели и ученые.
Несмотря на возражения Косыгина, проект поворота рек был включен в проект плана X пятилетки (1976-1981). В самом плане поворота рек не оказалось. Правительственные чиновники применили аппаратную тактику "медленного замазывания глаз". При каждой отправке документов на дополнительное согласование в тексте о повороте рек менялось одно-два слова. Представители среднеазиатских республик не улавливали разницы, и вопрос о переброске воды из северных рек был отправлен на дополнительное рассмотрение и согласование.
Практически то же произошло и во время подготовки плана следующей XI пятилетки. Это отнюдь не было проявлением политического безволия, как написано в письме московского мэра. Для того чтобы не исполнять постановления Политбюро на протяжении десяти лет, требовалась немалая решительность.
ЕВГЕНИЙ Ъ-ЖИРНОВ